Заслуженное наказание

Глава 15.5

***

Боже... это было даже хуже, чем я могла предположить. Если бы, конечно, я вообще стала бы такое предполагать, а я боялась подумать о подобном.

Этой ночью в больницу попала не только Эшли; да, ее забрала скорая; ее доставили в палату в невменяемом состоянии. Но когда мы добрались с Кэри Хейлом и Биллом до госпиталя, врачи сказали, что тетя Энн устроила историку в приемном покое. И Эшли, и тете Энн вкололи успокоительное.

После этого, когда она очнулась, началось все заново; я еще никогда не видела, чтобы тетя Энн так плакала. Ее речь бессвязным потоком изливалась изо рта, щеки были бледнее, чем у мертвеца, а нос распух. Только от одного ее вида у меня сразу же перехватило дыхание от комка в горле, но я притворилась, что мне не больно от того, как сильно тетя Энн трясет меня за руки.

И мне наложили сто тысяч швов, успешно вытащили осколки стекла из волос, рук, шеи, и, превратив меня в мумию в белоснежных бинтах, отправили домой. Я была готова к тому, что меня ждет дома. Войдя в дверь, я показала маме с папой обе перевязанные руки:

― Смотрите, ― весело сказала я, ― я похожа на самоубийцу.

― Скай...

― Да, смешного мало, ― перебила я, но мама глянула на меня так строго, что я захлопнула рот.

И вот все началось заново, только теперь не в больничной палате, а в моей собственной комнате. Мама сидела в кресле у письменного стола, а папа стоял позади нее, ободряюще сжимая ее худые плечи. Хотя, может быть, он так в нее вцепился, потому что это ему нужна поддержка, а не ей. Я не стала садиться, так и замерев посреди комнаты. Почему-то казалось, что, если опущусь на кровать и с облегчением откинусь на подушки (или хотя бы просто сяду), родители подумают, что мне хорошо живется, и накажут.

Только с третьего раза папа сказал приказным тоном:

― Говори, что случилось, Скайлер.

Мама в это время шмыгнула носом, обхватив себя руками крест-накрест; ее колено бешено дергалось, и папа заметил это, но ничего не сказал.

Я прочистила горло и на одном дыхании произнесла:

― Мне преследовал Том, как я и говорила. Говорила же?

Папа сузил брови, а мама зорко взглянула на меня. Ей не понравился мой тон голоса.