Американо с молочной пенкой

1 \\ 1

Ночь опускается тяжело на город. Слишком сдавленно и медленно. В такое время хочется пить и молчать, и чем больше, тем лучше, а не вести серьезные разговоры. Не когда вы только что целовали друг друга и признавались в любви.

– У меня самолет утром, – говорит Намджун и тянется за сигаретой.

Джин только сильнее кутается в одеяло и молчит. Ему хочется разучиться говорить, вот прям чтобы совсем. Чтобы не надо было потом объяснять, отчего выдавливать из себя предложения так сложно и почему слова никак не идут в голову.

– Злишься? – сигарета у него между пальцев вишневая, но все равно горькая, а голос уставший.

– Нет, просто... – роняет Джин на рваном выдохе.

Просто Намджун уже в третий раз за последний месяц улетает. Его сумка все время стоит на входе, собранная наполовину. Туфли идеально начищены, пальто без единой складки, а телефон привычно лежит в ладони. Телефон бесит Сокджина больше всего. Утром он отбирает Намджуна на проверку почты, писем от менеджеров, новостей, днем – на всевозможные звонки, а вечером – на работу, работу, работу, и еще иногда – на голос милой девушки из службы доставки. А на Джина времени остается совсем немного. Пара недопитых капель в кружке. Если день хороший, и Джину везет, то Джун пьет с ним цветочный чай перед сном, вдохновлено рассказывает, что бит получился как надо, что слова не пришлось ловить с потолка. Но Джин еще с детства невезучий, до ужаса просто, и обычно Намджуна хватает только на тихие стоны в четыре утра, поцелуи в ключицу и холодные ладони на ребрах.

Сокджин, он же взрослый, он же понимает, что у Намджуна в голове сплошные перелеты и музыка, но ничего не может поделать с тем, что у самого там дом огромный, камин и золотистый ретривер, свернувшийся у ног. И для Намджуна в том доме места много. Больше всего в нем – для Ким Намджуна. Джин готов тенью стать, жить от стены к стене и появляться только с солнцем, когда дни хорошие и счастливые, а у Джуна с настроением все в порядке.

– Знаешь, мне тоже непросто. Но я совсем ненадолго в этот раз, обещаю. Приеду и купим тебе собаку, хорошо? – длинные пальцы нежно опускаются между темных прядей и ласково гладят их.

«Купим тебе собаку», – кривится Джин и зажмуривается от прикосновений. Тебе. Не нам. А тебе. Вот так, Ким Сокджин. Будешь с ней играть, сидеть у камина, а я поеду из Нью-Йорка в Кали, из Лондона в Париж, из Токио в Италию, и весь мир наконец-то услышит, как я пою.