Лисёнок~

Ай-яй-яй

Могилы. Кладбище. Кресты. Смерть. От этих слов несёт негативом, страхом и ужасом. Но из этого состоял мир Дазая, и ему было совершенно все равно. Сидя на могиле, Осаму задумчиво смотрел в небо, наблюдая за облаками.

- Одасаку..  Мне жаль, что ты ушел напрасно..

На лице бывшего мафиози растянулась фирменная улыбка. Нечто холодное и зловещее навевала она. Обычно, таких людей стараются обходить стороной.

Да, Дазай перешёл на светлую сторону. Но его взгляды на жизнь не поменялись. Для него мир - театр, а люди в нем - куклы. Осаму был чёртовым садистом. Строил из себя милого парня, а на самом деле манипулировал, едва сдерживая безумный смех.

Наконец, он встал и направился в город. У него была очень интересная встреча. От одной мысли на лице появлялась хищная улыбка.

****
- т-ты что творишь, придурок?!

Да, надо согласиться, что Чуя был в незавидном положении. Прижатый к стене, весь мокрый, с садинами по всему телу. Кирпич неприятно царапал кожу. А Дазай лишь улыбался все той же холодной улыбкой.

Губы коснулись столь напряжённой шеи, чуть выше чокера. Руки обняли пленника, шаря по всему телу. Чуя вырвался как мог, но хватка Осаму была на удивление сильна.

На глазах Накахары появились бусинки слез, он попытался вырваться. Укус. Рыжий зашипел, однако Дазай не желал отпускать нежную кожу шеи.

Вообще, бывший исполнитель Портовой мафии наблюдал за Накахарой давно. Эта кукла привлекала его больше всех. Такая свободная, старающаяся отцепиться от ниточек. Взрывной характер, лёгкая наивность, решительность, трезвость ума. Дазай не знал, что за чувство у него в груди. Хотел забить на это. Но решил он для себя одно - с этой марионеткой он будет помягче. У Чуи непростая судьба, его хотелось спрятать и оберегать. Сдернуть эту маску злости и лицемерия, заставить стонать и плакать. Подчинить, что бы рыжий лис принадлежал только ему. И сейчас Осаму успешно доминировал.

Когда холодные руки спустились к ремню на брюках, Накахара задрожал и стал вырваться активнее.

- отпусти меня, чёртова скумбрия!

А Дазай будто и не слышал. Расстегнув ремень и ширину, его руки проникла под резинку трусов.

Чуя прогнулся и рвано задышал. Он уже понял то, что вырваться нет смысла. Опепевшись затылком об стену, он тихо подрагивал, изредка предпринимая неудачные попытки к бегству.