Несносный

Глава 33. Нездорово-бредовая.

Я стоял в центре хоровода и чувствовал себя ёлкой. Таким нарядно разряженным тупым зелёным деревом, которое нужно лишь как символ чего-то – в данном случае, кажется, Нового Года.
А вокруг ходили люди, взявшись за руки. Приглядевшись повнимательнее, неожиданно понимаю – они все на одну морду. ВолдеМорду. Ах, понятно, это его новый гениальный план по захвату мира – решил, видимо, расклонироваться и занять самим собой огромную территорию, оцепляя всё вокруг, окружая, кружа...
Тёмные Лорды водят хоровод, а я стою в его центре и понимаю, что хотя тот и разрастается, становясь всё больше и больше, петля вокруг меня, наоборот, сужается. И скоро совсем затянется так, что никуда из неё не деться, не вырваться, не выскользнуть...
И всё это – под музыку. Весёлую, почти глумливо весёлую музыку. Которой дирижирует смутно знакомый человек. Господи, да это же!..
Просыпаюсь в холодном поту. Дышу тяжело. "Высокая температура, жар, бред..." – как сквозь пелену тумана доносится голос Владислава. Владислава, который тоже снился, и тоже в чём-то...
Додумывать не успеваю. Валюсь обратно на подушки, и, смутно осознавая, как в меня снова насильно вливают что-то и что я почти давлюсь этой дрянью, вновь погружаюсь в тягучую трясину бредовых сновидений.

За три дня до описанных выше событий.

По словам некой клыкастой личности, это – чистейшей воды аномалия: оборотни не могут любить кошек, потому что их волчья сущность в этом вопросе совершенно солидарна с собачьей. И Владислав клятвенно заверяет с высоты своего многовекового опыта, что вампиров кошки сами не любят – причём всегда взаимно. Поэтому наши обоюдные мурлыканья с Диего однозначно были признаны им ненормальными со всех сторон.
Что, конечно, совершенно не мешало нам постоянно нежно урчать что-то ласковое друг дружке на ушко.
Поэтому, когда в обеденный зал заглянула грустная морда и печально подковыляла ко мне поближе, стараясь не наступать на переднюю лапку, я просто не мог не ринуться на помощь.
Так я и думал – бедный котёночек таки вогнал занозу в лапу. Что, впрочем, и немудрено, учитывая, сколь много самых разных осколков валяются повсеместно немым упрёком моей непредусмотрительности, ибо с моей стороны действительно было весьма и весьма опрометчиво оставаться в полнолуние в доме.
– Бедненький мой... Больно, котёночек?.. Потерпи чуть-чуть, почти залечил...
Владислав морщится как от сильной зубной боли в любимом клыке и отводит взгляд.
А у меня... Опять, как вспышкой, проблески – своей ли?.. чужой ли?.. – памяти.
...раненые дикие звери иногда приходят за помощью к человеку. И страшным грехом считается таковую помощь им не оказать...
...животные – братья наши меньшие. Братья – значит, равные. Меньшие – значит, нуждаются в защите, помощи, опеке...
Ко мне не столь уж редко приходили звери, с самыми разными ранами.
...их ни в коем случае нельзя прогонять, этак можно навлечь несчастье. Поговаривают, даже самыми страшными проклятиями будут прокляты те, кто...
Владислав прочищает горло и, тем самым, резко обрывает поток странных мыслей.
Вампирюга щурится неодобрительно – он не любит Диего, причём чувства его абсолютно взаимны. У них вообще это сродни хобби – буравить друг друга взглядами, обещающими долгую и мучительную смерть. И это меня, признаться, немало беспокоит.
Дабы отвлечься от несбыточных мечтаний о примирении непримиримых, высказал задумчиво вслух мысль о том, что нельзя прогонять пришедших за помощью зверей, и что из-за людской глупости и вероломности те стали реже оказывать такое доверие и что всё это вообще-то очень грустно и печально. Заработал недоумённо-скептические взгляды.
А Владислав совсем легонько морщится, как будто кариес, паразит такой, одолел и второй – и тоже безмерно любимый – клык, или как будто что-то такое он и сам припоминает, но в жизни никогда не признается.
"Если же зверь дикий пришёл к тебе за помощью – окажи её. Её нельзя не оказать, и не важны причины, по которым ты в ней отказываешь. Это очень плохо – прогнать пришедшего к тебе с миром... ...но пройти мимо – каким бы страшным грехом это не было – не идёт ни в какое сравнение с вероломным предательством оказанного доверия, караемым самыми страшными проклятиями, какие только свет видывал...".

Долечив пострадавшую лапку и успокаивающе потрепав по холке тигрёнка, я решительно заявил, что не оставлю своих лапочек одних в доме, находящемся в таком ужасно-травмоопасном состоянии – и неважно, кто именно некоторым образом поспособствовал доведению его до такового состояния. Поэтому перемещение отсюда было решительно мною отложено – необходимо было отыскать и эвакуировать Сиану. И хотя змея она вообще-то не маленькая, но и замку тоже ведь из-за размеров комплексовать не приходится, вот и пришлось просить Диего взять след – и шли мы теперь уверенно и радостно по пятам кота-ищейки.
Так что совсем не удивительно, что мы успели найти его любимый мячик, плюшевого мини-Владислава, об которого кот обожал точить когти (причём особенно сильно отчего-то на виду у злобно прищурившегося вампира), а также канат с игривым бантиком на конце, с которым тигрёнок тоже с удовольствием поигрался, и наверняка бы мы ещё массу полезного обнаружили, но на бантике у вечного и клыкастого сдали нервы и он прямо-таки непререкаемым тоном потребовал, чтобы я прекращал веселье и звал свою змею.
Пришлось набирать в лёгкие побольше воздуха и посотрясать оный звуками её имени. Мы потоптались немного на месте, убедились, что ползти к нам никто не собирается, и я уже почти решился действительно испортить всю нашу презанятнейшую эскападу и наложить поисковые чары, как меня настиг неожиданный вопрос.
– Гэбриэл, а почему ты назвал её именно "Сиана"?
Вопрос и впрямь был хороший, и я поспешил объяснить Рональду, что, вообще-то, сперва я свою змейку Шизой назвать хотел, но потом подумал, что люди, наверно, не поймут, если я буду бегать по всему замку в её поисках и истерично вопрошать у всякого попавшего в мои цепкие лапки, не видел ли кто мою Шизофрению. Да народ этак новый мировой рекорд по скоростному доставлению человека в психушку установит, без всякого сомнения!..
Диего же меж тем ненавязчиво точил когти о плюшевого Владислава. А Владислав почти незаметно точил когти о стены замка – и, стоит признать, что заметно этого действительно почти не было. Вот слышно – всем и прекрасно, но заметно – нет, почти не было.
Мне не нравится то, что они друг другу так не нравятся. А в такие моменты мне вообще кажется, что когда-нибудь дело таки дойдёт до смертоубийства, причём дай Боже чтобы жертвами пали только мои ни в чём не повинные нервные клетки.
Поэтому, недовольно покосившись на как ни в чём не бывало втянувшего когти вампира, хватаю на ручки своего пушистого лапочку и несу его через все эти осколки (сугубо во избежание повторной занозы, конечно) к себе в комнату, где, уютно заняв всю верхнюю перекладину балдахина, тихо-мирно и дремала себе всё это время моя змейка.
Уже переместившись в мою комнату в доме Блэков, усиленно делаю вид под осуждающим взглядом Владислава, что и понятия не имел, где же она всё это время могла бы быть. В конце концов, змейка у меня, конечно, не маленькая, но и замку-то ведь из-за размеров комплексовать не приходится.

Тревогу забила, как ни странно, Джинни.
Сперва всё было как обычно, а некоторая апатия и общая моя усталость были, конечно, вызваны сугубо последствиями полнолуния. Да и отсутствие аппетита за обедом более чем элементарно объяснилось самому себе плотным завтраком. И то, что голова кружится, тоже совершенно нормально – у меня ведь любая вещь, на которую я сейчас хоть мельком гляну, вызывает какие-то полузабытые воспоминания и ассоциации.
Так вот и сидел себе на обеде и никого не трогал. Да что там трогал – даже и не смотрел ни на кого, вообще-то, ибо любое отклонение от условной "чистой" точки на потолке приносило новые приступы головной боли и тошноты вместе с очередными видениями из прошлого.
От сосредоточенного созерцания меня отвлекла блаженно-прохладная ладошка, аккуратно накрывшая мою руку. Чуть вздрогнув, непроизвольно перевожу взгляд на обеспокоенно хмурящуюся девушку, и... И вспоминаю, как хмурилась другая, но такая похожая на неё...
Поднятый Джинни шум отвлекает от только начавших заполнять мою голову воспоминаний и, с трудом фокусируясь на реальности, понимаю, что она сейчас всех уверяет, что я просто ненормально огненный и что нечего профессору Левановскому с ней спорить, он всё равно не прав и вообще ей лучше знать, какая температура для меня нормальная, а какая – нет. К тому же только недавно ещё всё нормально же было, а сейчас!..
В итоге Владислав повёл меня наверх, заверив всех, что мне нужно просто немножечко отлежаться и всё уже к вечеру само пройдёт, в то время как я отстранённо размышлял, что после такого концерта все вновь будут считать нас с Джинни парочкой. Сворачиваясь уютным клубочком под одеялком, лениво отмечаю, что лично я совсем даже и не против...
Но к вечеру стало только хуже.
Владислав хмурился, отпаивал меня кровью и вливал в моё дрожащее крупной дрожью тело какие-то зелья, но это не то, что не помогало, а скорее только усугубляло и без того безрадостно-горячечное положение.
Ближе к утру решились даже прибегнуть к крайним мерам – обращением за помощью к Снейпу и мадам Помфри.
Ассортимент и количество вливаемых в меня неприятных зелий и микстур увеличились. Жар и температура – тоже.
Всю мою несчастную бренную тушку ломало и ломило, а никто из врачующих не мог никак понять, отчего же и какова тому причина; сам же я осознать её успел, но вот открыть рот и объяснить всё горе-лекарям у меня просто не хватило сил. Одно неясно – отчего же Владислав-то не понял сам, что моё тело покамест было в достаточной мере человеческим и не до конца перетрансформировавшимся под новую сущность, вот оно и не могло пока удержать в себе память трёх человек, так что сейчас то ли перестраивалось как-то под появившиеся потребности, то ли...
Миловидная рыженькая девушка, сидя в кресле напротив кровати, обеспокоенно хмурилась, но, поймав мой внимательный взгляд, попыталась ободряюще улыбнуться, и...
И меня вновь затянуло в водоворот то ли воспоминаний, то ли полубредовых фантазий, ощущаемых, однако, столь ярко и живо, что невольно одолевали сомнения, уж не они ли и являются реальностью.

Ничто не предвещало беды.
Светило яркое летнее солнышко, за окошком весело щебетали пташки, цвели и пахли деревья и цветочки, а мир вокруг озаряла счастливая улыбка только недавно выздоровевшей любимой девчонки. Улыбка эта, однако, моментально померкла, как только она узрела...
– Кто-то навёл порчу на моё яблоко! – Возмущённо поспешила сделать выводы из увиденного она.
– С чего Вы взяли, сударыня? – Недоумеваешь ты искренне – войн нынче нет, да и врагов у вас не было.
– Когда в последний раз я видела его, оно было свежее, сочное и просто прекрасное!
Приглядываешься повнимательнее к надкусанному яблочку и не без немалых усилий сохраняешь серьёзное выражение на лице. Вы ведь с ней уже взрослые люди, в конце-то концов, вам уже без малого почти по двенадцать лет, вам не пристало вести себя неподобающим для особ такого статуса образом.
– Что ж, я должен признать, что Вы, несомненно, правы, сударыня. И я даже с уверенностью могу сказать, что знаю, кто именно это сделал.
– Его имя, сударь! – Преувеличенно воинственно нахмурившись, потребовала она.
– Время. – Нежно и ласково улыбаешься ей и напоминаешь. – Душа моя, Вы видели это яблоко в последний раз неделю назад. За это время оно успело испортиться естественным путём.
Она очаровательно морщит носик в совершенно недостойной барышни манере, и ты со смехом заверяешь её, что нарвёшь сей же час ей хоть целую корзину свежайших яблок, причём с любой яблони по её вкусу и выбору.
За окном домика садовника светило яркое летнее солнышко, весело щебетали пташки, цвели и пахли деревья и цветочки, и мир вокруг вновь озарила счастливая улыбка любимой девчонки.
И совсем ничего не предвещало беды...
...наверное, поэтому в тот день ничего плохого так и не случилось.

Хмурится и улыбается, хмурится и улыбается... Такая милая, до невозможности очаровательная... Её лицо меняется – несильно, будто бы это всё та же девушка, хоть и кажется отчего-то, что другая вовсе – и не столько даже потому, что эта взрослее и серьёзнее, а от того, что ты сам будто бы и не был никогда тем мальчишкой, что лазил когда-то для той, другой-этой, по яблоням.
Всё кругом вертится и кружится, а когда вновь замирает на месте, то тебе отчётливо понимается, что...
Воздух пропитан ароматами хвойного леса – свежо, хорошо и дышится как-то легко и полной грудью. Осень раскрасила траву, ковром стелющуюся под вековые сосны, жёлто-красными тёплыми оттенкам. Вся окружающая вас природа просто излучает умиротворение, а вот она... Она хмурится.
Хмурится. И теребит в руках связку ключей, и молвит деланно равнодушным, а от того ещё более обеспокоенным голосом:
– Уходишь... А если не успеешь до заката вернуться?
– Если не вернусь, то... – Улыбаешься ей успокаивающе и чуть-чуть лукаво. – ...назови сына моим именем.
– Но у меня нет сына. – Ещё сильнее хмурится, однако где-то на самом дне её печальных глаз мелькает тень улыбки.
– Что ж, тогда я просто вынужден буду вернуться, отвести тебя к алтарю и проследить, чтобы сын всё же появился и был назван в честь отца. – Она улыбается, так тепло и мягко, как только она и умеет, и ты целуешь её на прощание ласково в щёчку, успокаивая. – Не переживай понапрасну, любовь моя. К тебе я буду возвращаться всегда.
До заката вернуться тогда не удалось, но ангелы-хранители тебя уберегли, и в тот раз ты, пусть и на рассвете, но постучался в двери её дома.

Хмурится и улыбается, хмурится и улыбается...
Всё кругом вновь вертится и кружится, а когда неожиданно замирает на месте, то тебе отчётливо понимается, что...
...меняются очертания её лица и фигуры, цвет глаз и форма носа, она зовётся уже совсем другим именем и оба вы ощутимо меняетесь – но для вас это не меняет ничего.

И первое, что ты видишь, когда с трудом разлепляешь глаза – это сидящую на самом краешке кровати миловидную рыженькую девушку, внешность которой, может, и нельзя признать эталоном красоты, но кому они вообще нужны, эти эталоны и идеалы, особенно когда от одного взгляда на кого-то на душе становится так спокойно и тепло.
А она почёсывает легонько подставляющего шейку тигрёнка, свернувшегося у тебя под боком и громко тарахтящего что-то мурлыкательное. Ты выдыхаешь тихий смешок, привлекая её внимание, и она, посмотрев на тебя, улыбается – так мягко и так ласково, как только она одна и умеет.
Рыженький цвет волос, черты лица не лишены приятности, лёгкий налёт беспокойства в тихом голосе...
И ты неожиданно понимаешь, что не помнишь, как её зовут. Ты вообще не знаешь, кто она такая – может, просто незнакомка? Очаровательное видение? Плод твоего воображения? Или и впрямь настоящая, живая – человек?..
А вслед за этим приходят и мысли, что ты не имеешь ни малейшего представления о том, кто же ты́ на самом деле: не знаешь, как тебя зовут, не помнишь, что было с тобою и не понимаешь, а действительно ли это так важно, как отчего-то многим мнится.
Да и что вообще делало тебя тобой? Что поменяется, если имя твоё изменится? Важно ли, какова твоя внешность? И зачем ты здесь? И почему она вновь хмурится – может, из-за тебя?..
Господи, да кто же ты вообще такой?!
Господи... Господи?..
– ...воды?.. – Доносится её голос и ты киваешь. Да, надо. Да, воды. Только, нет – не простой. Тебе простая не поможет. И ты пытаешься просить, чтобы тебе дали святой воды, и надели на тебя крестик – почему его нет на твоей шее, кстати?..
Пытаешься – но у тебя не получается. Ты просто валишься всем телом обратно в обманчиво ласковые объятия подушки, вновь затягиваемый в пучину – своих ли?.. чужих ли?.. – полубредовых воспоминаний.

Библиотекам положено быть пыльными, особенно если они большие и старинные и в них с незапамятных времён хранятся книги, ценность которых столь высока, что хозяевам до́лжно, не касаясь этих кладезей мудрости, время от времени лишь благоговейно сдувать с них пылинки.
Но вашими домовыми эльфами было положено на то, как положено, и поэтому пылинок для сдувания в библиотеке не содержалось. Что, безусловно, порою печалило тебя неимоверно, ибо на ряд находящихся здесь книг можно было только молиться, да изредка, подавляя священный трепет, протирать их влажной тряпочкой...
...ну, и потому ещё, что, ежели бы не предосудительная чистоплотность неких ушастых созданий, ты бы мог время от времени притворяться до нельзя занятым и избегать тем самым этой тяжкой участи.
Увы, но из-за чужого чистоплюйства по всему получалось, что альтернатива всему этому есть лишь одна – чтение. А читать тебе сейчас хочется даже меньше, чем выслушивать честолюбивые планы братца. А тот всё заливался соловьём, расписывая, какой огромной и сильной будет его армия и какую величественную империю он построит.
К льющимся рекой словам ты почти не прислушиваешься – все речи его всё равно были приблизительно одинаковы по структуре и состояли из вводной "как же сейчас всё плохо", основной "а я вот возьму и всё исправлю" и заключительной "и станет тогда хорошо всем, а особенно мне" частей.
Время от времени он задавал сам себе вопросы и поспешно на них отвечал, захлёбываясь восторгом от того, насколько же гениальные мысли его изредка посещают.
По большей части, попав в такое унылое положение, ты просто молчал и смотрел в окошко, глядел в потолок и в пол и разглядывал корешки книг, аккуратно расставленных по полочкам ближайших стеллажей. Изредка, когда оратором была озвучена совсем уж глупая затея, ты переводил тяжёлый взгляд на него и тот, запнувшись, бормотал, что, возможно, здесь он и впрямь хватил лишку, но... И далее поток его речи продолжал себе журчать как ни в чём не бывало.
Иногда человеку очень надо выговориться. Иногда нестерпимо хочется, чтобы рядом был кто-то, кто просто посидит с тобою и выслушает тебя. Иногда всем нам необходимо просто помечтать вслух о прекрасном и светлом и, конечно, не таком уж и далёком будущем.
И поэтому ты подавляешь на корню желание вновь напомнить, что империи не подобает строить на человеческих костях и что умытый кровью народ чище и образованней всё равно не станет. В конце концов, Владислав ведь твой двоюродный брат, к кому же ещё ему идти изливать душу и делиться, пусть и являющимися по твоему мнению чрезмерно кровожадными и честолюбивыми, планами на совершенное будущее.

В нечеловеческих налитых кровью глазах теперь легко читается обычный человеческий страх – страх перед небытием. Кровопийца пронзительно кричит и раздирает жуткими когтями собственную грудную клетку, силясь извлечь из давно уже мёртвого сердца окроплённую святой водой серебряную стрелу. Но всеми своими лихорадочными, суматошными попытками изменить неизбежное он, кажется, лишь всё усугубляет, лишь углубляет рваные раны да прибавляет их на своём изменяющемся на глазах теле.
Это странно и страшно, но за несколько мгновений до того, как рассыпаться пеплом, они всегда становятся людьми, которыми когда-то были; и вот перед тобою стоит уже обычный перепуганный человек, в котором нет ничего от хладнокровного кровожадного монстра, что лишь секунду назад глумливо скалил клыки в подобии улыбки, предвкушая, как попирует тобой.
И ты ничего не можешь с собой поделать, ты всегда просто стоишь и смотришь, и ждёшь невольно этого момента, чтобы потом, вздрогнув и прошептав "Упокой, Господи, его грешную душу", перекреститься и с неослабевающею верою уповать, что когда-нибудь весь этот кошмар обязательно закончится и никогда больше не доведётся никому оказаться на месте тех несчастных, что исчадия ада возжелали обратить в себе подобных.
Не проходит и полуминуты, как ветер уносит с собою прочь его прах, и ты неожиданно вспоминаешь, что только что убитый тобою вампир был, кажется, совсем недавно обращённым и считался потому ещё молоденьким несмышлёнышем, которых свои никогда не оставляют без присмотра, а значит...
Значит, тебе не показалось, что в небе летало два силуэта.
А ещё это значит, что ты в любом случае станешь объектом кровной мести. Знать бы ещё наверняка, кто же обратил того паренька... Впрочем, возможность узнать себя обративший тебе обязательно даст, как и не забудет попробовать заставить занять место убитого тобою.
Так что расслабляться тебе рано. Ты не обманываешь себя, ты достаточно хороший боец – и это бесспорно. Но ты всего лишь человек и лишь невероятным везением можно объяснить, почему же из всех передряг и сражений с противниками, очевидно превосходящими тебя силами, ты́ всегда умудрялся выкарабкиваться живым, а не они.
Поэтому надо бежать ещё быстрее, потому что до защиты далеко и если тот кровосос тебя уже преследует, то настигнет неминуемо – и на этот раз отбиться у тебя не получится.
И ты бежишь, не обращая внимания ни на разливающуюся по телу свинцовую усталость, ни на колкие ветви деревьев, неожиданно мягко и почти ласково одними листочками цепляющиеся за одежду, волосы, лицо и руки, ни на то, что в этих переменчивых ведьмьих топях твоя стопа так ни разу и не скользнула и что даже почва под ногами на удивление твёрдая и сухая для здешних мест. Ты вообще отчего-то никогда не замечаешь, насколько недружелюбный вообще-то лес дружелюбен и приветлив к тебе.
Но ты бежишь, не обращая ровным счётом ни на что кругом внимания, лишь вглядываясь время от времени куда-то вверх и всё силясь разглядеть, не мелькнула ли где в небе тень от огромного крыла.
И ты всё бежишь и бежишь, пока, наконец, не добегаешь до спасительных стен часовенки и не осознаёшь с удивлением, что...
...он тебя не преследовал.

Следующее, что ты видишь, когда с огромным трудом фокусируешь взгляд – это нависшего над тобой вампира. Тварь приоткрыла рот, что-то сказав, – у них вообще какая-то странная любовь к предварительным беседам с собственным обедом, – и ты вздрагиваешь от вида пусть и втянутых пока, но всё равно ненормально крупных клыков.
У тебя почти нет сил и ты ощущаешь себя таким слабым, что думаешь, что даже если и попытаешься встать, то ноги тебя не удержат. И ты чувствуешь себя настолько чудовищно уставшим, что не понимаешь, как тебе всё же удаётся извернуться и, ухватив стоящую рядом табуретку, ударить ею уже очевидно праздновавшего победу вампира.
Тот отшатывается и смотрит изумлённо – не ожидал, тварь, что у тебя получится скинуть его морок и дать отпор. Но сейчас ты всё видишь и всё понимаешь столь чётко и ясно, как никогда прежде.
Физически ты совершенно измотан, но дух твой наконец-то воспрял от наведённого чарами сна. Твоя вера вновь держала тебя на ногах даже тогда, когда ноги уже не держали.
И ты отламываешь от очень кстати оказавшейся сделанной из осины табуретки одну из ножек и привычным, отточенным и отработанным движением вгоняешь импровизированный кол кровопийце в грудь, насквозь пронзая его чёрное мёртвое сердце.
Ты знаешь точно, что так правильно и что это нужно было сделать давным-давно, и осознаёшь с пугающей чёткостью, что для всех будет лучше, если ты найдёшь ещё и того, второго, и повторишь процедуру. И ты понимаешь, что только после этого мир наконец-то сможет вздохнуть свободно.
Вот только отчего-то свободно вздыхает вампир, спокойно извлекший осину из груди, и...
От первой его атаки ты успеваешь уклониться, вторую блокируешь табуреткой, а на третьей на тварь сзади с громким и воинственным мявом нападает твой кот, и ты отвлекаешься, отдавая последние силы на предотвращение его столкновения со стеной, когда вампир с силой отшвыривает его прочь как котёнка.
А через секунду всё вокруг меркнет и темнеет, и ты лишь смутно ощущаешь, как в тебя вновь вливают затуманивающие сознание зелья. Потом же остаётся лишь темнота...

Проснувшись в следующий раз ты не обнаруживаешь рядом с собою никого, кроме мирно спящего под боком котёнка. И думаешь, что тебе сейчас хоть карты в руки бери, ибо в любом случае чистой воды гадание все твои попытки уразуметь, что же из всего этого действительно было, что есть сейчас и чем же, чёрт возьми, сердце успокоится?..
Но силы вновь покидают тебя и ты в который раз откидываешься на подушки и видишь странный и бредовый сон о том, как вокруг тебя, такого тупого зелёного дерева, водят хороводы хитрые-прехитрые Тёмные Лорды, танцующие под дудку кого-то ещё более хитромудрого...

Следующее, что я осознаю как нечто более-менее приближенное к действительности, идентифицируется мною как тихая ругань Снейпа, сводящаяся к лаконичному "предупреждать надо" и аккомпанирующее ей столь же негромкое и не менее милое шипение Владислава, что "думать иногда тоже надо, и вообще, за что нынче зельеварам звания мастеров дают, спрашивается".
Прислушиваюсь повнимательнее и понимаю – сочетание каких-то ингредиентов в жаропонижающем и в укрепляющем (кажется, это были вытяжки из сердца пикси и выжимки из почек чёрных коз) действуют на оборотней как галлюциноген. А вот у вампиров, правда, к этому иммунитет...
В любом случае, причину того, что мне действительно от их лечения становилось только хуже, они, кажется, радостно нашли и теперь мило шипели друг на дружку, пытаясь спихнуть всю ответственность за грубый просчёт на кого-то одного и желательно другого.
Я деликатно решаю не мешать их занимательной научной дискуссии, тем более что вряд ли у меня бы сейчас нашлась хоть парочка, хоть чуточка тёплых и добрых слов для людей и нелюдей, которые последние дня три вовсю ставили на мне эксперименты.
Через некоторое время Владислав принюхивается и уточняет у меня, давно ли я в сознании. Легонько пожимаю плечами, что, мол, вы мне не мешаете и вообще можете и дальше делать вид, что меня здесь нет.
Снейп же тем временем ещё раз, демонстративно, меряет мою температуру и хмуро впихивает мне в руку бутылочку с каким-то зельем с требованием всё выпить. Под внимательным взглядом двух пар глаз осушаю флакончик и даже почти не морщусь от совершенно гадостного вкуса.
Владислав похлопал меня по плечу, пообещал, что всё обязательно будет хорошо и скоро мне снова станет получше, после чего покинул комнату вместе со Снейпом, наказав мне отдыхать и не вставать с постели.
Я отстранённо покивал головой, и, оставшись наедине с самим собой, начал отчаянно пытаться определиться, что же из всего того, что виделось мне все эти дни, было порождением горячки, а что – просто было.
Что ж, попытаемся разобраться по порядку – по хаотическому порядку. И начнём, пожалуй, со следующего вопроса:
Возможно ли вообще такое, чтобы я напал на Владислава? Звучит странно, да и на бред вполне похоже.
А возможно ли такое, чтобы Владислав напал на меня? Звучит не менее странно, особенно с учётом того, что он же меня же всё это время же и старательно выхаживал.
"Ага, выхаживал – эксперименты он на тебе, заяц ты кроликоподопытный, ставил, этот экспериментатор чёртов!..".
Хм... Прислушался к голосу скепсиса в голове и подумал, что, в принципе, и это верно... Но не будем отвлекаться.
Возможно ли такое, чтобы Диего напал на Владислава?.. Хи и ха. Тут вопрос нужно ставить по-другому – возможно ли такое, чтобы Диего при удобной возможности НЕ напал на Владислава. Помнится, он всегда крайне враждебно реагировал на вампира, а уж как котяра норовит при случае ненавязчиво цапнуть когтями за крыло всего лишь обычно и буднично никого не трогающего "мимо пролетающего"...
Нда, факты налицо, вывод однозначен – Владислав и впрямь преподозрительнейшая личность. Вот и Диего его не любит...
"Не аргумент – Диего никого не любит!". Тут же запротестовал другой голос в моей голове.
"Вот уж чушь редкая! Диего любит меня́", – искренне возмутился я всем своим сознанием.
"Ты его кормишь", – прагматично добавляет какой-то странный провампирский голосок в моей голове.
Вспоминаешь, как он всё время ходит вокруг тебя, трётся, играется, ищет твоей компании... Только из-за еды?.. Чушь собачья, наговор на чистую душу кошачью!..
"А ещё он нормально к Уизли относится". Убийственно добавляешь ты.
"Не считается!..". Полуистерично спорит с тобой та твоя часть, что, кажется, верит ещё в благие помыслы людей. Ну, и нелюдей всяких тоже.
"Отчего же?" – ехидно уточняешь ты. Ведь, как ни крути, Уизли – это очень сильный аргумент.
"Они рыжие". Выдаёт и замолкает. Ты офигеваешь всем своим существом.
"И что?..". Нет, правда, что с того-то?..
"Это он из солидарности их терпит. Он ведь кот тоже рыжий-то, вообще-то".
Фыркаешь и деликатно предлагаешь голосу пожевать кляп и не отвлекать всю остальную сознательную часть сознания от важного процесса самокопания.
Так-с, а теперь перейдём к очень сильным аргументам – к Уизли, то бишь.
Джинни... Возможно ли такое, чтобы Диего позволил ей почесать себе шейку? Маловероятно. Хотя на неё он, в общем и целом, всегда реагировал относительно дружелюбно. Даже, помнится, когда открывал на ребят сезон охоты, на Джинни он всё же не нападал игриво из-за угла. И не из-за угла тоже не нападал. Он на неё вообще, кажется, не нападал...
Хм... Ладно, эти сомнения легко можно развеять экспериментальным путём – предложим ей как-нибудь в обозримом будущем поиграть вместе со мной с котёнком, и ежели она с содроганием откажется, то тогда, пожалуй, и впрямь я пытаюсь выдать желаемое за действительное.
Так-с, следующий пункт. Возможно ли использование колченогих осиновых табуреток в качестве индивидуальных средств самообороны и самозащиты против нападающих высших вампиров?
Нет, ну чисто теоретически возможно и использование осиновых зубочисток, а ежели их ещё и предварительно стратегически святой водой побрызгать, так тогда у нас вообще просто страшно-грозное оружие получится.
Ладно, посмотрим на этот вопрос по-другому. Возможно ли чтобы в доме благороднейших и древнейших Блэков завалялась простенькая осиновая табуреточка, причём именно в моей комнате и именно там, где ей так удобно было бы вовремя и ненавязчиво попасться мне под руку?..
С учётом моего запредельного коэффициента везучести – да, более чем возможно.
Вывод: Владислав всё же и впрямь преподозрительнейшая личность.
А провампирскому голосу в моей голове за внесение смуты в мозги надо назначить три кляпа вне очереди.
Вот.

Так, надо всё же признаться хотя бы самому себе, что как бы я не выёживался, а точнее – не вызмеивался (а по большей части я всё же именно вызмеивался), немного отворонивался и совсем капельку прибарсучивался – но как был упрямым гриффиндорским с гривой и кисточкой, так и остался. Недаром всё же мы так с Диего спелись – видать, почуяли друг в дружке кошачьего собрата.
В общем, и весь я был гриффиндорцем, и температура у меня тоже была истинно гриффиндорская, а потому раз уж она решила, что на данной отметке ей тепло, хорошо, удобно, уютно и комфортно, то тепереча её никакими Снейпами с их мерзопакостными зельями с неё не сгонишь. Ну, или надолго не сгонишь...
Мне в руку вновь угрюмо впихнули очередной флакончик с какой-то новой дрянью. Со вздохом выпиваю, в очередной раз убеждаясь, что им просто больше некуда и не на кого переводить ингредиенты. Ну, или просто захотелось поэкспериментировать на ком-то повышенной живучести...
Отстранённо размышляю о том, что вот возьму и подарю Снейпу на Новый Год белого и пушистого кролика. И заставлю его о нём заботиться: кормить там, убирать за ним... А ещё лучше – белого и пушистого и жутко линючего кролика, шерсть которого с чёрных вещей никакими химчистками не отхимичишь потом обратно. И пусть отомстит он за всех тех, кто пал жертвами зельеварческих экспериментов...
В общем, так и лежал бы я себе грустным бревном и не знал, чем бы себя развлечь, как тут вдруг все вокруг словно с ума посходили.
Мне вспомнилось, что, как известно, каждый правомерный мусульманин должен в своей жизни совершить хадж – паломничество в Мекку. Причём не менее семи раз. Так вот, мне почему-то начало казаться, что все вокруг вдруг непонятно по какой причине поменяли религию на ислам и, слегка подслеповато – видать, подослепил их не пойми откуда взявшийся религиозный фанатизм, – перепутали меня с Меккой, а, ввиду повышенного религиозного же рвения, немного подправили период "в течение своей жизни" на "в течение одного академического часа", причём нагло плюнув на то, что семь – это очень даже хорошее магическое число. Да просто замечательное! Вот только им отчего-то показалось, что, кажется, семь миллионов семьсот семьдесят семь тысяч семьсот семьдесят семь (в народе просто семь семёрок), всё-таки САМОЕ магическое число...
Так что все вокруг вдруг массово словно с ума посходили. Один я был в здравом уме и трезвой памяти, и это настораживало – ибо в состоянии таковом полагается писать завещания...
Меж тем Владислав, по-видимому, каждые семь-восемь минут грабил банки крови и притаскивал мне свеженькой, причём всех групп и резусов, да ещё и заботливо предлагал намешать из них коктейлей.
Снейп ни разу не всунул мне в руку зелья одинакового цвета. За чем я, признаться, внимательно следил, дабы как только тот допустит оплошность и повторит оттенок я мог его на этом подловить. Но покамест тот был внимательнее и таких оплошностей, к моей досаде, не допускал.
Миссис Уизли ставила мировые рекорды по количеству кубометров свежесваренного питательного куриного бульона, непередаваемо полезного для болеющего организма.
Все младшие Уизли с Гермионой заглядывали внутрь каждый раз, как только открывалась дверь (а дверь, стоит отметить, почти не закрывалась), но на них быстро цыкали и копны рыжих волос с незначительным и почти незаметным разбавлением каштановых вновь скрывались за дверью, коей они каждый раз обиженно хлопали.
На пятнадцатом кругу ада я понял, что это уже перебор даже для ада: многоголосый хор пришедших проведать всё усиливался и усиливался, а количество их всё увеличивалось и увеличивалось, а голоса они всё повышали и повышали, пока я наконец не выдержал и вежливо и культурно не попросил:
– Сдиминуэндьте, пожалуйста, это крещендо!..
И в моей комнате наконец-то воцарилась блаженная тишина...
На радостях я даже совсем расслабился и незаметно для себя допил все казавшиеся многолетними запасы куриного бульона, который вообще-то, стоит признать, был очень даже и очень, питательный такой, свежесваренный, да и вообще к тому же самое то для болеющего организма...
И я сдался в плен мягких подушек, обмякая в них и окончательно расслабляясь...
...а тем временем моя температура возомнила себя партизанкой и категорически отказывалась сдаваться и спадаться. Танковая дивизия мадам Помфри вела с ней непримиримую борьбу, но она лишь пряталась от разномастных зелий ненадолго по окопам, лесам да кочкам, а после их переваривания опять вспрыгивала обратно на облюбованную отметку. Периодически к колдоведьме подсоединялась приходящая тяжёлая артиллерия зловещих Снейпов, а с воздуха их прикрывал ядрёно-ядерный вампир-истребитель. Но даже под массированным тройным натиском и под непрекращающейся бомбёжкой зельями она всё равно не сдавалась и не спадалась, и вообще, её, мою температуру, так просто, знаете ли, не возьмёшь!..
Так что горячая война против горячки продолжалась...

А я, кстати, жара не чувствовал, хотя любой, кто меня касался, после клятвенно заверял, что я огненный просто.
Но жара я не чувствовал.
И температура эта меня ничуть не беспокоила.
...в отличие от суетящихся вокруг и пытающихся в меня что-то впихнуть медсестёр, вампирно выглядящих зельеваров и зельеварами прикидывающихся вампиров...
На третью склянку с жаропонижающим за час я даже и не посмотрел, ибо смотреть уже не мог на все эти неповторяющиеся оттенки цветового спектра.
В итоге робко предложил попробовать дать иммунитету возможность самому перебороть.
Немедленно нарвался на лекцию. Одновременную. В три голоса. Оглушительно громкую...
Поморщившись от какофонии звуков, тихонько вылил в близстоящий фикус радужного оттенка отвар, но сделал вид, что добросовестно его выпил.
Повторял процедуру, когда лекари повторяли процедуру. Это уже получалось почти рефлекторно: они мне – очередной флакончик в руку, я содержимое – в фикус, опустевший флакончик – на тумбочку...
И ещё одна колбочка, и ещё одна бутылочка, и ещё стаканчик...
На тумбочке в скором времени совсем уже не осталось места и мне даже пришлось чуть-чуть подвинуть в сторонку десятилитровую кастрюлю с бульоном от миссис Уизли. Отодвигал я её от себя подальше совершенно спокойно и без душевных мук – всё равно она уже пустая, а новая, как обещалось, уже на подходе.
Через некоторое время самовольного отказа от лечения я неожиданно почувствовал себя значительно лучше. Даже отложил в сторонку половник и начал пытаться раскрыть все гипотетически возможные козни против меня. Это оказалось на удивление увлекательным занятием, так что последующие часы я лежал и развлекал себя построением разномастных теорий заговора.
Итак, предположим, что Владислав тоже хочет звание мастера зелий, но отношения с кроликами у него не сложились – те, скажем, сразу и безо всяких отваров умирали от разрыва сердца при одном только взгляде на него. А экспериментировать на ком-то ему всё же было надо, ибо непроверенное зелье не запатентуешь. И тут как раз подворачиваюсь я... Удобно. Без сомнения, очень удобно. Только на все его флакончики с зельями не хватает инструкции по применению, сводящейся к краткому "перед применением заболеть".
Мне же, признаться, в последние пару минут кажется, что я и не болел вовсе, а всего лишь переживал масштабную перестройку тела и немножечко души. И вообще, помнится, высокая температура – это защитная реакция организма, он ею со всякою гадостью борется...
В любом случае, фикусу всё это лечение полезнее. Вон он какой вымахал, а уж похорошел-то как...
Поэтому я и продолжал все те зелья, что мне настойчиво предлагали выпить, ненавязчиво выливать в стоящий неподалёку фикус. Ну, то есть как фикус... Я честно в принципе не знал, что за цветком "это" был изначально, а потому не стал заморачиваться ещё больше и просто окрестил его чем-то фикусоподобным.
В общем, всеми теми зельями, коими меня фигурально поливали врачующие, я буквально поливал фикус.
В итоге в выигрыше оказались все: цветок расцвёл и запа́х, а мне стало заметно лучше.
А Снейп из-за стойкого улучшения моего состояния гордо задирал нос и с неприкрытым торжеством говорил хмурому Владиславу, что он так и знал, что его экспериментальное зелье подействует, и что и впрямь сочетание слюны бульдога с толчёным рогом носорога способно сотворить чудеса для одного конкретного человекоподобного сочетания бульдога с носорогом. Услышав такое, я лишь согласно угукнул и покосился на нечто, условно продолжаемое называться мною фикусом. Очень условно, стоит признать...
Ну, зато теперь я точно знаю, что подарить Невиллу на Новый Год и Рождество...
Поэтому утром 31 декабря, в свободную минутку, я написал коротенькую записку Лонгботтому, в которой объяснил, что дарю ему от всей души "это" и что понятия не имею, что это вообще такое и как сие можно классифицировать и что не знаю, как за этим надо ухаживать, но если его поливать свежей (и желательно человеческой) кровью три раза в день на завтрак, обед и ужин, то минут через пять после того, как последние капли впитаются в землю, он начинает сыто урчать и после этого его даже можно погладить по верхним листочкам. Если, конечно, аккуратно и осторожно это делать и успевать вовремя убирать руку от хищных жвал. И ещё, что если ласково звать его "вампирюга шипастая", то фикус откликается и разворачивает к тебе все свои листики...
Когда же я всё это дописал и уже собирался пойти на поиски какой-нибудь старой совы, которую меньше всего жалко, мне неожиданно стало так грустно от мысли, что я никогда больше не увижу этого милого зубастика, что мне неожиданно передумалось дарить его Невиллу. По крайней мере, не сейчас. Может быть, потом, через полгодика, на его день рождения...
А покамест... Эй, вампирюга шипастая, хочешь ещё той гадости на основе слюны бульдога и толчёного рога носорога?..
Фикус облизывается и хищно щёлкает жвалами. Конечно же, он хочет.
Очаровашечка!..

Ближе к вечеру 31 декабря все обитатели дома Блэков передислоцировались отмечать Новый Год в Нору. Меня с собой они не взяли, ибо мне нужно было отдыхать в положении лёжа и под одеялом и одному и ибо мне чего-то никуда с ними и не хотелось.
И хотя чувствовал я себя уже совершенно нормальным и абсолютно здоровым, однако не болезнь лютая, так думы тяжкие одолевают меня горемычного...
Нет, ну правда, мне ведь уже целых шестнадцать лет и ещё чуть-чуть месяцев, а у меня какой-то не такой ветер в голове гуляет и вообще дует он не в ту сторону. Вот нормальные обормоты думают о женщинах, алкоголе и вечеринках, ну, или хотя бы о бабах, выпивке и тусовках. А мне, видите ли, хочется быть не просто Поттером-обормоттером, но к тому же ещё и обормоттером максимально ненормальным, и размышляется оттого в последнее время исключительно о всякого рода глобальных проблемах современности. И ладно бы ещё мне думалось о демографическом кризисе в стране и мечталось улучшить ситуацию с рождаемостью – это-то было бы вполне себе приемлемо для обычного шестнадцатилетнего пацана, которому по возрасту и до́лжно иногда подумывать о высоком и прекрасном в лице супермена с собственной улыбающейся мордахой и в трусах поверх колготок, спасающем от нечего делать мир от вымирания и таким образом решающим вопрос с мечтами о женщинах, так что и беспокоиться-то остаётся только о том, чтобы на устроенных в честь этого вечеринках раньше времени не кончался алкоголь.
Но нет – у меня, видите ли, полярность нарушена, и теперь я, как истинный доисторический мамонт, только вылезший изо льдов Северного полюса, растаявших по случаю глобального потепления (тоже, кстати, серьёзная проблема, над которой надо бы ещё потом подумать...), лежу под одеялом в новогоднюю ночь и думаю о спасении мира, когда вокруг люди празднуют и веселятся.
Даже слишком, нехорошие такие бяки, веселятся...
План родился быстро и сам собой, хоть и не без кесаревой помощи со стороны мерзопакостной моей части, и состоял он из двух пунктов.
Пункт номер раз заключался в том, чтобы подпортить особливо сволочужным сволочугам настроение, чтобы знали, как впредь сволочужничать.
А пункт номер раз дробь два-с гласил, что нужно пойти поосуществлять мечту всех нормальных шестнадцатилетних пацанов.
Ну, или хотя бы просто попробовать напиться.
Задача первая решилась просто – особо вредным личностям были направленно отправлены подарки. Выбрав и заколдовав нужным образом белопушистого кролика повышенной линючести для Снейпа, я написал что-то вроде черновика журнальной статьи, которую пригрозил опубликовать в Пророке, ежели директор не прекратит на собраниях Ордена обсуждения абсурдных домыслов о моих местонахождениях и текущих родах деятельности.
В основе черновика статьи я положил свежевыдуманный домысел о том, что у Амбридж и Дамблдора был роман.
"Она сюсюкала и вела себя как маленькая, он называл её своей девочкой и угощал лимонными дольками... Идиллия, в общем. Но идиллия продолжалась недолго. Ровно до тех пор, пока она не застала его с другим. Кто бы мог подумать – наш великий светлый волшебник променял министерскую жабу на Тревора*!..
*Тревор – это та же жаба, только жаб – ибо, по словам владельца Невилла Лонгботтома, сие создание мальчик.
Так вот, она застала его в компрометирующей позе – протягивающим к нему руку с лимонной долькой. И очки предателя при том как обычно весело посвёркивали, а борода величественно ниспадала на пол...
И всё.
Начался министерский террор.
И ведь так и не выслушала его гордая жаба, так и не смог он объяснить, что просто по склерозу и рассеянности старческой он случайно перепутал...
Однако случайно ли?.. Ведь как многим доподлинно известно, Тревор постоянно сбегал от Невилла. Теперь мы догадываемся, куда и к кому...".

Злобно и довольно подхихикивая, я приступил к планированию перехода к выполнению более сложного следующего пункта плана.
Итак, цель можно условно обозначить как "пойти бухать по-чёрному". Из названия следует, что неплохо бы найти ближайшего доступного Кингсли али ещё какого афроангличанина и выпить с ним, вот только всё усложнялось тем, что всё половозрелое население дома Блэков переместилось в дом Уизли и уже успешно там напивалось – причём, что печально, вместе со столь востребованным нынче чёрным.
Хм, а какие ещё у меня есть кандидатуры?.. Ну, можно сходить в гости к Тёмному Лорду, правда, "тёмный" не значит "чёрный", да и вообще собутыльник из него наверняка не ахти...
Можно было бы пойти и предложить выпить Беллатрикс Лестрейндж, она в девичестве как раз Блэк была, и тогда, если бы мы ещё и музыку какую весёлую включили да потанцевали бы немного, то вообще компактным оптом осуществили бы всю мечту шестнадцатилетних в лице женщины, выпивки и вечеринки, да к тому же заработали бы ещё и дополнительный бонус в виде осуществления мечты камикадзе – спэшал фром ревнивая версия разъярённого Тёмного Лорда.
В общем, нда, и этот вариант тоже не вариант...
Решая сложную задачу подхождения и неподхождения отдельных кандидатур и прохаживаясь по дому Блэков, я случайно натолкнулся на уже ставшего и даже прошедшего в одиночку нетвёрдой шатающейся походкой хорошо если только полдороги нужного мне сейчас пути пьянства и алкоголизма Наземникуса Флетчера.
Эх, с кем только не поведёшься для того, чтобы набраться!.. Дружески хлопаю его по плечу, ненавязчиво припираю к стенке и, небрежно положив локоть тому на шею, прямёхонько так на сонную артерию, произношу воистину волшебные слова, подействовавшие получше всяких Империусов: "Выпьем? Я угощаю".
Миссия поиска собутыльника была успешно завершена, и вот, гремя целой батареей различных бутылок аки рыцари Тевтонского ордена латами, мы тихонечко, на цыпочках так, пробирались на кухню. Кого можно было переполошить в пустом доме, правда, оставалось загадкой, но, видимо, Флетчер слишком глубоко уважал портрет миссис Блэк чтобы нарушать её портретное спокойствие понапрасну.
А я вдруг подумал, что вообще-то Наземникус не такой уж и плохой кандидат. Он, конечно, был беспутный, вероломный и нечестивый, но в остальном хороший человек – так все вокруг считали. Тем более что под концепцию чёрного бухания можно было подвести место проводимого мероприятия – в конце концов, дом ведь испокон веков принадлежал тёмным и чёрным Блэкам. Так что, и впрямь, Флетчер очень даже и неплохой вариант, а главное – доступный, опытный и ошивался как раз неподалёку.
Пока я находил всё новые и новые плюсы у данного расклада, мы покопались в шкафчиках в поисках закуски и нами был обнаружен элитнейший сыр и ещё немножко просто плесневелых продуктов. И хотя ряд ценителей за такой сыр с удовольствием отваливают огромные деньги, мы с Наземникусом единодушно решили, что хватит нам и пары сиротливо лежавших лимонов, если уж вдруг совсем приспичит чем-то зажевать.
Так вот и уселись мы за большой кухонный стол, полюбовались на ровные ряды полных бутылок и притянули поближе к себе пивные кружки (кои поставил перед нами я, будучи всё ещё слишком трезвым и потому трезво рассудив, что смысла выпивать из малой тары нету, этак ведь и до следующего года не успеешь напиться), после чего и начали пить много и безо всяких на то оснований, ежели не считать тех, что время от времени придумывали сами.
Так что тосты мы произносили самые разные и разной степени дебильности, к примеру:
– За Поттера! – Предложил в очередной раз Наземникус.
– Пили. – Напоминаю я, хотя и выпиваю всё равно ядрёную смесь хрен пойми чего с чёрти чем, что я навёл в пивной кружке изо всех бутылок сразу.
– Так за нашего Спасителя же ж!.. – Весомый аргумент приводит Флетчер, и мы снова выпиваем. – Тяжело ему придётся, бедолаге, тяжело...
– Мир спасти?.. Да, ему – тяжело. Не то, что Волдеморту... – Соглашаюсь я, попутно задумчиво разглядывая бутылки и размышляя, а не мелковата ли всё же посуда?..
– За Того-кого... Того... Кого... За него мы пить не будем. – Промаявшись с именем и так и не выговорив его, решительно решает мой собутыльник, а я продолжаю размышления.
– Вот Волдеморту и впрямь очень легко спасти мир: совершил суицид – и всё. А вот Поттеру, конечно, потяжелее будет, потяжелее...
– Что, суицид совершить?.. – Бурчит Наземникус, сосредоточенно доливая нам в кружки всего подряд из пяти бутылок сразу.
– Нет, это-то как раз полегче – всего лишь пришёл к Тому-Кого-Нельзя-Называть, предложил ему свои посильные услуги в осуществлении суицида – и считай всё, суицид совершён. Хотя, конечно, в случае Поттера и не факт, не факт...
Долив и принюхавшись к получившему коктейлю, Флетчер делает однозначный вывод:
– Ну, за Спасителя!.. – И мы снова пьём за меня, в который уже раз за вечер...
А потом Наземникус зачем-то начал убеждать и без того безостановочно лакающего взрывные коктейльчики меня в том, что не пить просто нельзя, невозможно это, и я, вспомнив далёкое детство вообще и уроки биологии в частности, покачал головой и, не согласившись, заметил: "Верблюд может не пить две недели".
В ответ тот присвистнул, восхищённо выдохнул "Уважаю" и предложил очередной тост:
– За верблюдов!..
Тема биологии оказалась неожиданно благодатной, и мы выпили ещё за слонов, крокодилов, бегемотов, гиппопотамов (которые, насколько я помню, ничем от бегемотов не отличаются, но раз уж мы пили столько раз за меня, то почему же не можем несколько раз выпить и за другую неведому зверушку?..), потом по чуть-чуть за пеликанов и пингвинов и ещё немножечко за кенгуру, а потом...
Потом знания биологии у Флетчера исчерпались, и он со вздохом признался, что у него в голове уже начинают потихонечку стучать дятлы, и что сосредоточиться при таком шуме он не может.
– Значит, за дятлов. – Сделал вывод я и мы выпили.
А потом мы выпили ещё за дятлов, ибо их было много и все они были птицами важными.
А потом Наземникус сказал, что они его уже задолбали и задолбили и что у него скоро начнёт болеть голова.
А потом я сказал, что в этом нет ничего удивительного и что вот гигантский дятел вообще даже может задолбить небольшого слона.
А потом мы выпили за гигантского дятла. А потом за небольшого слона. А потом за то, что, к счастью, такой птицы в природе не существует, потому что слона нам обоим было отчего-то жалко.
А потом мы выпили за творчески развитых, поющих и пляшущих салатовых дятлов, массово встречающихся в местах скопления алкоголиков: Флетчер клятвенно заверял, что рядом с ним вот прямо сейчас пританцовывал один, и я предложил налить и ему тоже и всем вместе выпить за его дятлово здоровье.
И мы разлили себе по кружкам и на стол для дятла. Выпили.
А потом Наземникус отметил, что зря мы не пошли в гостиную пить, там хоть диван есть – всё лучше, чем неожиданно уснуть на жёстком столе.
А я сказал, что маги вообще какие-то непредусмотрительные. Не то, что магглы. Вот у них есть такие штуки, как автомобили – так в них вот всё вообще продумано до мелочей. Уснул ты за рулём – Бабах!!! И твоё лицо уже на подушке.
– Удобно!.. – Восхищённо согласился Флетчер и предложил следующий тост: – Ну, за подушки!..
В итоге мы успели выпить за подушки, одеяла, кровати и тумбочки и даже почти выпили за наволочки, когда я неожиданно обнаружил, что мой собутыльник уже тихонько посапывает на столе, удобно устроив голову на пустой бутылке из-под огневики и нежно приобнимая руками разбросанную по всей столешнице стеклотару.
Печально вздыхаю и как никогда отчётливо понимаю, что не бывать мне никогда обычным и нормальным. И дело даже не в том, что моя вампирнооборотническая сущность не даёт мне захмелеть и что за всё это время я не то, что не смог допиться до талантливых зелёненьких и чертовски очаровательных дятлов, а добился лишь переполненного мочевого пузыря. Нет, самое печальное состояло в том, что хотя я и искренне забавлялся, сидя с пьяным вдрызг Флетчером и выдумывая тосты один неадекватнее другого, но всё это отчего-то совершенно не мешало мне продумывать потихонечку различные планы по спасению мира.
Нда уж, если такого закоренелого спасителя, как я, даже Авада остановить не смогла, то чего уж было надеяться на какие-то бутылки...
Ну и ладно. И не шибко-то и хотелось поосуществлять мечты обычных парней моего возраста. В конце концов, я ведь практически бессмертен и могу почти всё. Может, мне лучше начать познавать собственные границы, разузнавать, где заканчивается это "почти"?..
В прихожей послышался шум, и я поспешно спихнул Наземникуса со всеми бутылками под стол и прикрыл всё это скатертью – дабы не так в глаза бросалось всё безобразие, уличающее наше пьянство.
– Гэбриэл, дорогой, что же ты не спишь, не отдыхаешь? Тебе ведь надо восстанавливать силы!.. – В момент, когда миссис Уизли заглянула на кухню, я неожиданно сообразил, что все визуальные доказательства я, и впрямь, замечательно припрятал. А вот о стойком перегарном запахе как-то подзабыл, так что сейчас та совсем легонечко принюхается, и всё – придётся обливиэйтить.
– Да я так, ненадолго, встал... Выпить захотелось – в горле пересохло.
Отвечая чистейшую правду ей, чувствую, как улыбка невольно сама собой на лице расползается, ведь от самой миссис Уизли сейчас настолько нехарактерно сильно пахло шампанским, вином и глинтвейном, что вряд ли та смогла бы что-то подозрительное здесь учуять. Как удачно...
Галантно целуя её ручку, я окончательно махаю рукой на все попытки быть хоть немножечко нормальным и решаю, что фиг с ними, с мечтами каждого моего ровесника. Ну вот осуществил я сейчас одну такую: и много выпивки было, и веселье на вечеринке даже зашкаливало, и поцелуй (пусть и в щёчку и сугубо материнский) от женщины я получил... И ведь всё равно что-то не то, что-то не так, что-то... Да просто не моё всё это.
Эх, ладно!.. Чёрт с ними, с нормальными людскими мечтами. Я лучше возьму себе и чего-нибудь другого, пооригинальнее намечтаю. В конце концов, я ведь почти бессмертен и могу практически всё. И мне определённо стоит познать собственные границы, узнать, где заканчивается это "почти". Ведь я-то действительно могу и спрыгнуть с Астрономической башни, и попробовать яд Акромантула...
Окончательно расшаркавшись с миссис Уизли и перед уходом с кухни мимоходом трансфигурировав одну из бутылок в подушку для Флетчера, мысленно помечаю идею подоить Арагога как и впрямь очень занятную, забавную и заманчивую...
______________
Пояснения по главе:
Как ни странно, отсутствуют. Глава получилась какой-то до возмутительности понятной, так что пояснять чего бы то ни было впервые за чёрти сколько времени не посчитала нужным.
Однако ежели кто-то посчитает, что Лапуля заблуждается в своих посчитаниях и что что-то таки требует пояснений, то только свистните – и она немедленно пояснит всё, что осталось неясным и непонятным.