Несносный

Глава 35. Подзатыльничная.

Когда у меня спрашивали, за что на меня обиделась Гермиона, я отвечал предельно честно: за глупость. Когда у Гермионы спрашивали, за что она на меня обиделась, она отвечала ничуть не менее честно, но чуть более развёрнуто: за обвинение в глупости. Когда у нас обоих спрашивали, не глупо ли обижаться на глупости, мы синхронно отмахивались: "Глупости!".
Да и это было так чертовски забавно: подкатить к ней с извинениями, получить воспитательный подзатыльник, неправильно извиниться за неправильные извинения, получить ещё один воспитательный подзатыльник, несколько раз повторить, прежде чем таки воспитаться и в очередной раз извиниться, за что получить контрольный, извинятельно-прощательный подзатыльник.
– И всё же, кто посмел... Нет, ну кто вообще додумался обвинить Гермиону в глупости?
На все эти "кто" я отвечал как на духу, как при присяге, как при веритасеруме: правду, правду и ещё раз правду. Ничего, кроме правды, правда. Правда-правда.
– "Конь в пальто"? Ха-ха как смешно.
Это вообще-то просто возмутительно, как никто почему-то не хочет верить честному нелюдю. Ужасно возмутительно, я бы даже сказал. Ну и немножечко непростительно, поэтому я, поразившись чужому цинизму, подозрительности и неверию, на все дальнейшие расспросы лишь гордо отфыркивался.
Ну а Гермиона так вообще отказывалась что-либо комментировать: предпочитала не вспоминать лишний раз о совместно и чудесно проведённой ночи. То есть, для неё ночь была проведена совместно, а для меня – чудесно, если уж быть честным, точным и как всегда правдивым.
***
Русалки долгое время были одним из самых больших моих разочарований в жизни и в магии: не рыбки, а рыбы, и не поют, а воют дурным голосом, и не привлекательные красавицы, а... Хм. Нда. Нет, они, конечно, привлекают. Но сугубо тритонов, русалов и каких-нибудь извращенцев-рыбофилов.
Впрочем, это всё больше касается обитательниц тёмных вод озера близ Хогвартса. В морской же рыбе, как известно, костей меньше, чем в речной, а потому морские русалки, конечно, получше. Ну, немножечко. Менее костлявые, по крайней мере. А ещё они умеют петь чуть получше меня, плавать хороводами и бодяжить что-то очень сине-зелёное из сине-зелёных водорослей.
В общем, мы нашли общий язык, заложили за жабры что-то ядрёное, обменялись подарками и пообещали писать друг другу, романтично отправляя письма в бутылках. Даже договорились, в бутылках с чем. Даже настроили портальчики для их доставки.
Так что в ближайшем будущем дефицита водорослей в замке быть не должно. И не в ближайшем, наверное, тоже. И вообще никогда, если уж на то пошло.
Поэтому вернулся я домой довольный, мокрый, солёный, счастливый и с твёрдыми намерениями извиниться за вчерашнее перед Гермионой.
Хорошо, я даже готов признать: возможно, я не совсем корректно сформулировал весь обуревающий меня восторг в "Любые космы даже под водой расчёсывать умудряется!!!", но это определённо не повод столь остро и негативно реагировать.
– Хам!.. – возмутилась Гермиона, дала мне воспитательный подзатыльник и, забрав русалочий гребень, гордо удалилась, оставив меня потирать затылок и не понимать, за что и почему.
Впрочем, на следующий день, просохнув и придя в себя, я – всё осознал и был готов вторично покаяться, а вот Гермиона...
Гермиона к этому, кажется, готова не была.
Какая досада.
***
Следующую ночь я посвятил ёжикам. Большим таким, двухметровым, жёлтым цыганским ёжикам, с длинными винтообразными иглами тёмного золота, драконьими лапками и змеечешуйчатым белым пузом.
Они оказались просто милейшими, очаровательнейшими созданиями, эти чагринами зовущиеся твари.
И это определённо не их вина, что лошадей своих я люблю больше всех ёжиков в мире вместе взятых, включая ёжиков обыкновенных, ёжиков необыкновенных, ёжиков морских, включая даже дикобразов, особенно включая крысиных ёжиков-гимнуров и совсем не включая ушастых ёжиков.
Да, вот ушастые ёжики – да, им я отчего-то готов простить всё при одном только взгляде на их ушки. Уж больно симпатичные они у них.
Чагринам же с ушами не повезло, да и с выбором стойла – тоже.
И вообще я практически не катаюсь на своих лошадях сам, и, как истинный оборотень на сене, не даю на них кататься и другим. Даже тем, кому очень хочется. Даже ёжикам. Особенно ёжикам. Особенно не очаровательно-ушастым ёжикам.
В общем, обнаружив следы вторжения в конюшне, я понял: это война.
***
Первым пунктом в плане боевых действий значилось разведывание информации. Я честно пролистал пару книжек, поразглядывал в них картинки и выписал основные способы одержания победы над разными видами ёжиков.
Вторым пунктом в плане боевых действий значились сами боевые действия. Не желая с этим излишне затягивать, я просто выбрал стратегию блицкрига и решительно вычеркнул ряд противоёжиковых мер в связи с их долгосрочностью.
Третьим же пунктом значилось торжественное подношение части военных трофеев Генералу Оскорблённости в Лучших Чувствах Грейнджер с целью получения прощения.
Чёрт, и ведь как чувствовал, что некоторой своей частью этот план просто обречён на провал, как и многие известные истории блицкриги.
***
Может быть, частью это была и моя вина. Думаю, это всё радость победы: она вскружила мне голову и вынудила счастливо прощебетать:
– Гермиона! У меня для тебя подарок. Держи. Это молоко, оно... – Наверное, и кувшинчик протягивать надо было уже после того, как объяснишь, что в нём. И лучше не во время завтрака. – Противоёжиковое. Сонное. Нда...
Пришлось пользоваться хроноворотом и отправлять её на сутки назад спать.
Между прочим, подарок я ей преподнёс хороший: дело было в конце марта, Гермиона уже давно и активно готовилась к экзаменам и по этому поводу всячески не высыпалась.
Между прочим, если бы она высыпалась, то только чувствовала бы весь день сонливость, а не бухнулась бы немедля спать в лучших традициях Спящей красавицы.
Между прочим, я случайно сделал доброе дело и помог ей отдохнуть и отоспаться.
Но это не помешало ей, по пробуждении и прояснении, в чём дело, дать мне очередной воспитательный подзатыльник и послать меня к кикиморам болотным с моими подарками.
Ну а я, не будь дураком, и пошёл.
***
Сначала думаешь: тина, трясина, лягушки. Комары да мошки, опять же. Потом как-то втягиваешься и понимаешь, что комары тебя съедобным не считают, лягушки квакают весьма мелодично, а тина – это даже красиво.
Ну а кикиморы... Они шаловливые, шкодливые, насмешливые и забавные создания, как оказалось. Внешне они, конечно, чуть посимпатичнее русалок (и то только если вы предпочитаете зелёный, а не синий цвет кожи), зато поставить на уши болото для них – святое дело.
И они верят почти на слово, если им доходчиво объяснить, что для тебя совершенно не проблема обложить всё болото папоротником и можжевельником, да и ладана тебе для них жалко не будет, у тебя его всё равно много. С собой. Вот прямо в этой вот маленькой ладанке, заклятой чарами увеличения пространства.
Так что, как оказалось, кикиморы – просто милейшие создания. Гостеприимные такие. Усадили меня на самый сухой пень в самом центре болота, угостили вареньем из голубики, клюквы и мухоморов, даже предложили постирать мне одежду после первичного приветственного грязелечения, а ещё лучше – выкинуть запятнанное и принять от них в качестве дара рубаху их пошива.
Я любезно отказался, ибо шитьё для них как для меня пение: с одной стороны, вроде бы и хобби, вроде бы и мирное, а с другой – таки средство ведения войны.
А вообще на топи этой, как оказалось, веселиться умеют и любят. Спустя несколько бутылок клюквенной настойки, явно с добавлением коры трухлявого пня, на котором я сейчас сижу, мы устроили скачки на келпи, на котором мне любезно и весьма настойчиво предложили покататься (водяной дух попытался, конечно, радостно заржав, утащить меня под воду, но шпоры на моих сапогах заставили его сперва задуматься, а после и одуматься). Потом был болотный фейерверк: с характерными звуковыми и зрительными спецэффектами, ака грохотом и вспышкой, коняшка-очаровашка нас покинул. Видимо, уморился и отправился обратно в стойло, отдыхать.
А вообще ночью тут красиво, конечно. Слух наш услаждал далёкий и печальный волчий вой на уже не полную луну, хоровое пение лягушек и жужжание комариного табуна, взор ласкали красиво мерцающие, манящие блуждающие огоньки, а во рту будто бы таяли мухоморы под дурникой. Очень, кстати, вкусное блюдо. Очень, кстати, приятная компания. Очень, кстати, хорошо проведённое время.
Да, Гермиона знала, куда меня посылать. И, конечно, я не мог не сказать ей за это спасибо.
***
В тиши замка раздался характерный звук подзатыльника, возмущённое "Ну, знаете ли!.." и гневный цокот удаляющийся каблучков.
Я опять потёр затылок и пожал плечами. Знал же, что не надо было пытаться дарить ей платье, сшитое персонально для моей старой обиженной подруги моими новыми кикимористыми подружками, но если уж вы обмениваетесь подарками, то вы ими обмениваетесь, и берёте всё, что подносят, не выбирая. Ведь выбирать – это как-то невежливо.
Гермиона ещё готова была закрыть глаза на клюкву, что хоть и кислая, но хотя бы полезная. И на голубику, что хоть и была поднесена ей в баночке, подписанной кикиморами под народным названием "водопьянка" (в скобочках "дурника"), но Шекспира она читала и знала, что как ты розу не назови...
Но платье от таких кутюр, видимо, для неё было всё-таки слишком.
***
Следующий подарок Гермиона практически попросила сама. Практически заказала его у меня, если уж на то пошло. И потом, ну как иначе мне было толковать её слова "Так бы и расцарапала эту кошку драную, да не хочу руки пачкать!", сказанные в сердцах в отношении попытавшейся пофлиртовать с Роном Лаванды, как не то, что она бы хотела, чтобы у неё был кто-то, кто мог бы за неё кого-то расцарапать?..
– Это... Это что?.. – тихим и опасливым голосом вопросила у меня мисс Грейнджер, даже и не думая протягивать руки и забирать у меня предложенное нечто в бутылке.
– Это Полон.
Когда она наконец вспомнила малайский фольклор и сообразила, что это, зачем это и как это, то взвизгнула и почти забыла дать мне возмущённый подзатыльник (ей даже пришлось из-за него возвращаться, так она торопилась сбежать от нас с Полоном куда подальше).
Я почесал затылок, почесал горлышко бутылки и пожал плечами. Хорошо, что я его пока на неё с себя не перевёл, а то так и бросила бы она беднягу одного.
Хотя вообще-то это довольно обидно. Я же специально ради неё собирал кровь убитого кем-то человека в каком-то морге, целую неделю держал её в бутылке и шаманил над нею, пока дух не вызвался и не накормился капелькой моей крови.
Полон подбадривающе что-то прогудел. Ну хоть кто-то меня понимает. Ну, кроме Диего, конечно. И иногда – Сианы, когда она решает на время забыть, насколько гордая и самодостаточная она у нас змея.
***
– Зонтик? – прищурившись, подозрительно уточнила Гермиона.
– Зонтик, – согласно кивнул я.
– Не зонтик смерти? – на всякий случай уточнила у меня она. Я задумался, слышал ли хоть где-нибудь, хоть когда-нибудь, чтобы смерть, разнообразия ради, ходила с зонтиком, а не с косой. Но нет, не слышал: она всегда была консервативна в своих привычках.
– Не зонтик смерти, – утвердительно повторил я. – Даже не зонтик Мэри Поппинс, так что для путешествий по ветру перемен он не пригоден.
– Просто зонтик? – с надеждой уточнила она.
– Нет, конечно. – Я улыбнулся и потыкал пальчиком в красивые картинки на нём. – Одна из копий одного из зонтиков Оле Лукойе, он такие раскрывает над спящими детьми, которые вели себя хорошо. Помогает видеть красивые приятные сны.
– Меня не мучают кошмары, и я высыпаюсь. – Чётко проговорила она, вспоминал сонное противоёжиковое молочко, строго на меня посмотрела, чуть нахмурилась, потом посмотрела на картинки на зонтике, невольно улыбнулась, и...
И с лёгким традиционным подзатыльником даровала мне своё прощение за ту ночь, когда мы ходили к кентаврам.
***
Вообще-то это случайно получилось. Мне просто нужно было кое-что уточнить про одну дату и узнать, не слишком ли кровавым планирует быть Марс на следующее полнолуние.
Вообще-то это совсем-совсем случайно получилось, что так поздно ночью Гермиона тоже не спала, к чему-то готовясь, и почему-то решила составить мне компанию.
Вообще-то она бы ещё сильнее обиделась, если бы я не взял её с собой к кентаврам, из всех живых существ. Ибо если к дементорам да акромантулам она бы и сама не пошла, то полукони-полулюди слишком большой опасности не представляют, зато представляют определённый интерес.
Вообще-то это даже и не моя вина, что они имеют привычку считать себя самыми мудрыми и самыми умными и устраивать всем посетителям проверки интеллекта.
И уж тем более это не моя вина, что на вопрос, адресованный нам обоим, элементарнейший вопрос, где восходит солнце, я просто махнул рукой, а она ответила, что на востоке.
И да, вообще-то есть определённый смысл в их словах о том, что прав был я и что "Солнце восходит там, а люди называют это востоком", ведь от того, что я восток назову западом, солнце вставать оттуда не перестанет. Но, пожалуй, говорить мне, что я могу пройти на их земли, а моя глупая подружка – нет...
Пожалуй, это было действительно несколько чересчур с их стороны.
И хотя я предпринял попытки исподволь им отомстить за её унижение (принарядил в пальто, ибо было ещё холодно, и помог сделать модельные стрижки хвостовой и головной грив), но Гермиона от этого отчего-то оскорбилась ещё сильнее. Возможно, оттого, что, несмотря на все мои выкрутасы, меня они отчего-то глупым не посчитали.
И может быть, это было даже ещё более обидно, что в глупости её обвинил не кто иной, как конь в пальто, но...
Но честно, я же в этом не виноват. Правда. Правда-правда. Самая наиправдивейшая правда, правда.
Но Гермиона всё-таки девушка, так что имеет право пообижаться просто так, без особого повода, на того, на кого ей вздумается пообижаться.
Хотя сейчас это всё уже не так уж важно, ведь меня наконец простили.
***
– Как прошли твои поиски невесты, Гэбриэл? – на утро после получения прощения от Гермионы вопросил у завтракающего меня Владислав.
– Прошли, – угукнул я.
– Успешно? – присосался ко мне с глупыми вопросами вампир.
– Конечно.
– И где ты её нашёл? На дне морском, в болоте, средь кобыл или ежих?
Я вздохнул, отложил столовые приборы, потянулся и, накрыв своей ладонью ладонь сидящей напротив меня красотки и проникновенно глядя ей в глаза, заверил:
– Джинни, не слушай его, он говорит глупости, ты – моя единственная, ты – любовь всей моей жизни, ты – рыженькое солнышко, без света которого мой мир был бы тёмен и мрачен. Ну, ещё более тёмен и мрачен. Ну, неприятно так тёмен и мрачен. В общем, ты – самая-самая лучшая. – Мисс Уизли скептически выгнула бровь, и я, вздохнув, продолжил: – И если я прогулялся по всем болотам, лесам и степям и убедился в том лично, то это только подтверждает верность предыдущих высказываний.
Жестокая Джинни сбросила со своей руки мою и продолжила завтрак как ни в чём ни бывало.
– Какая ещё невеста? – вместо неё задала напрашивающийся вопрос Гермиона.
– У него скоро день рождения, по этому поводу мы устраиваем празднования, – с любезным оскалом вежливо проинформировал Владислав всех присутствующих.
– Как скоро? – заинтересовались уже все, когда у меня день рождения. Даже я почти заинтересовался: всё время забываю.
– Четвёртого мая.
– Прямёхонько на праздник всей нечистой силы. – Подтвердил я, тактично промолчав о том, что это не только день, в который вся нечисть будет наиболее сильна, но ещё и ночь, в которую будет полная луна. – У хозяина дома должна быть хозяйка. Джинни, пожалуйста-пожалуйста, будь моей ведьмой?
Она с удивлением на меня посмотрела и помотала головой.
– Это он так драматично предлагает тебе быть его спутницей на бале-маскараде. Соглашайся, Уизли, если не хочешь весь вечер танцевать с какой-нибудь копытной нечистью, что оттопчет твои копыта своими. – Хмыкнул как всегда спешащий прийти на помощь Малфой, за что ему большое, кстати, спасибо.
– Это будет бал-маскарад? Как на Хэллоуин? – оживились все.
– Нет, шабаш в честь дня, когда вся нечисть будет как никогда сильна, – покачав головой, возразил я.
– Значит, к этому надо будет подготовиться и подобрать костюм, – восторженно воскликнула Панси и сразу же зашушукалась с Чоу.
Поразительно всё-таки, как люди любят мне не верить.
Просто... поразительно.
_______________________
Пояснения по главе:
Чагрин – чудовищный цыганский еж. В длину это существо достигает 4 футов (примерно 1,5 метра, но встречаются особи и до 7 футов в длину). Он жёлтого цвета, а его длинные винтообразные иглы отливают тёмным золотом. Лапы у чагрина драконьи, а живот белый и покрыт змеиной чешуей. Ночами чагрин путешествует по Миру людей и забирается в стойла домашнего скота, где наводит порчу на животных. В книге "Магический бестиарий", стилизованной под мир Гарри Поттера, приводятся способы охоты магов на чагрина и цены на него в Магическом Лондоне. Два основных способа охоты на них: с помощью сонного молока и способ "липкая лошадь". Сонное молоко в малых дозах действует на чагрина бодряще и повышает его волшебность, а в больших дозах – валит с ног и усыпляет, но этот способ охоты доступен один день в сто лет, когда деревья, на которых спят гигантские ежи, меняют свой цвет: из тёмно-синих становятся тёмно-красными. Второй способ – "Липкая лошадь". Для приманки обычно берут жеребую кобылу и мажут ей спину волшебным ежиным клеем, лошадь накрепко привязывают, так как бывали случаи, когда прилипший ёж удирал от незадачливых охотников верхом и пугал своим видом суеверных цыган в окрестностях табора, где проводилась охота. В полночь чагрин, привлечённый запахом клея, приходит и, напившись молока, взбирается на лошадь "покататься-развеяться" и прилипает к ней. Тут-то его и ловят охотники.

Гимнуры, или крысиные ежи – подсемейство млекопитающих семейства ежей. Крысиные ежи внешне напоминают, скорее, крупных крыс или виргинского опоссума. У них крупная голова, занимающая примерно треть тела, и голый хвост. Мех густой, грубый или мягкий, без игл. Отсутствие защитных игл им восполняет острый неприятный запах, похожий на запах лука или чеснока.