Демон

И ни единый царь земной

Время шло, а Гермиона запутывалась всё больше. У неё оставалось мало для времени для выбора профессии — приближалось Рождество. Профессора Слизнорт и Макгонагалл предлагали девушке места преподавательницы начальных курсов для своего предмета, а декан Слизерина ещё и говорил, что при желании Гермионы работать в Министерстве он может замолвить за неё словечко для того, чтобы её сразу взяли в элитные отделы. После того, как Лаванду исключили, весь гриффиндорский факультет объявил Гермионе бойкот. Они посчитали девушку единственно виноватой из-за того, что она не заступилась за Браун, и никого не волновало, что Гермиона чуть не погибла.

Нет, разумеется, были и те, кто адекватно смотрели на ситуацию и понимали, что Гермиона здесь жертва, но молчали, опасаясь того, что и их запишут во «враги народа». Среди таких была Джинни Уизли, которая смотрела на девушку с мольбой и сочувствием, ощущая себя виноватой за всё сразу, но ничего не делала. Гермиона обедала за столом Пуффендуя, так как гриффиндорцы любили подсыпать ей что-то не очень приятное в еду и сок. Милли и Мелани почти рыдали от жалости и осознания несправедливости такого отношения, но, как и Гермиона, поделать ничего не могли. Гермиона много времени проводила в гостиной факультета барсуков, так как там никто не показывал неприязнь, потому что её просто не было. Девушка вновь пожалела о том, что она гриффиндорка. Она могла проводить свободное время в гостиной Башни старост, но Риддл взял в привычку собираться там со своими «друзьями» и что-то обсуждать с серьёзным и важным лицом. Они замолкали, как только девушка входила туда, и окидывали её презрительным взглядом. Риддл же вёл себя особенно непривычно. С начала года он немного успокоился, но его взгляд не давал ей покоя. Казалось, он смотрит на неё всегда и везде — тем не менее, когда в Большом зале порядком раздражённая Гермиона оборачивалась, он спокойно разговаривал с однокурсниками и ел. Так, словно это не он прожигал её взглядом секунду назад. Гермиона уже начала считать себя сумасшедшей, потому что он не обращал на неё ровным счётом никакого внимания, но девушке постоянно чудилось, что он за ней наблюдает. В конце концов девушка решилась поделиться своим беспокойством с подругами. — Я понятия не имею, почему это происходит, но мне постоянно кажется, что на меня кто-то смотрит! И такое чувство, что это Риддл! — выпалила она. Милли приподняла бровь. — Ты уверена? Риддл не похож на маньяка. Мелани же была настроена более романтично. — Глупости! Просто он наверняка влюблён в тебя и просто боится признаться в своих чувствах! — пролепетала она. Гермиона закатила глаза и поняла, что от них она определённо ничего не добьётся. Если бы Мелани знала, как он обошёлся с ней год назад, то и мысли бы подобной не допустила. Но она не знала — и к лучшему. Признаться, Гермиона безумно боялась предстоящего бала, и это можно было понять. В прошлый раз всё закончилось тем, что она чудом спаслась от смертоносного взгляда василиска и выжила. Девушка подозрительно посматривала на Риддла и думала о том, что он выкинет на этот раз. Тем не менее, она надеялась на то, что он ничего не выкинет. За переживаниями и учёбой она и не заметила, как наступил тот самый день. На этот раз комната Милли и Мелани была буквально забита пуффендуйками — Гермиона не хотела мешать и отказалась от предложения девушек сделать ей причёску и макияж ещё раз. Они возмутились и даже обиделись, но Гермиона была непреклонна. Признаться, теперь она пожалела об этом. Платье, туфли и мантия были прекрасными, но вот с лицом и волосами были проблемы. Наконец, девушка вздохнула и достала из книжного шкафа потрёпанную брошюрку. Гермиона взяла её только вчера — подумала о том, что, возможно, что-то сможет сделать сама. Раньше она никогда не увлекалась косметическими чарами — незачем было, да и она считала, что выше этого. Но теперь хотелось доказать себе и миру, что она на самом деле красива. И стала ещё лучше, чем в прошлом году. Брошюра помогла — кожа стала более гладкой, а небольшая морщинка на лбу исчезла. Гермиона осталась довольна. Но макияж, конечно, накладывать пришлось самой. И пусть она совсем не умеет рисовать стрелки — это легко компенсировалось тем, что у неё и без того большие и красивые глаза. Красная помада ей удивительно шла. Но пришла пора заняться волосами. Потребовались тонны геля, шампуня, несколько расчёсок, которые сейчас лежали сломанными, и множество огромных пучков вырванных волос, но результат того стоил — волосы гладкими локонами легли на плечи, правда пришлось воспользоваться горячей плойкой для волос и чуть не обжечься. Натянув платье, Гермиона восхитилась своему отражению в зеркале. Всё сидело идеально, но Гермиона снова не узнала в отражении себя. Девушка вышла из комнаты и вновь посмотрелась в зеркало и слегка покрутилась, никак не ожидая услышать за спиной насмешливый голос: — Это не более, чем на несколько часов, так что ты правильно делаешь — насладись тем, что ты впервые не выглядишь, как растрёпанное чудище. Хотя, прошу прощения, я немного ошибся — не впервые, а второй раз и, скорее всего, последний раз за всю свою жизнь. Гермиона стиснула зубы в ярости, даже не оборачиваясь — рядом с собой она увидела одетого с иголочки парня. — Твоё мнение никто не спрашивал, Риддл, — процедила сквозь зубы она и быстро скрылась, пряча чуть увлажнившиеся глаза. Он был прав — эта красота действительно ненадолго. Том остался стоять, прислонившись к стене и проклиная себя. Почему он не мог промолчать? Понятно, почему — она была слишком красивой для того, чтобы её видел кто-то, кроме него. Безумно выводило из себя то, что ей это не объяснишь. Парень разъярённо выдохнул и пошёл вслед за ней, к Большому залу. Именно там его поймала восхищенная пуффендуйка. — Том! — выдохнула она и схватилась за его руку, как за спасательный круг. Парень закатил глаза. «Ну что за недалёкая?». Очень часто они могли сказать только его имя, и больше ничего. На самом деле, он совершенно случайно выбрал именно эту девчонку. Просто увидел её как-то раз после урока, вспомнил о том, что она давно смотрит на него, как на кусок мяса и пригласил на Бал. Такого бурного восторга он ещё не видел. Тем не менее, он уже успел пожалеть об этом. Иногда она бывала слишком навязчивой, к тому же являлась чистокровной и уже смотрела на него, как на будущего мужа. Это местами раздражало, но было вполне терпимо. По крайней мере, после каникул он точно заведёт себе другую. Или вообще не заведёт. Женщины — зло. Танцуя с какой-то слизеринкой с шестого курса, он невольно пытался отыскать в толпе знакомую каштановую гриву, но нашёл лишь аккуратно причёсанные волосы девушки, танцующей и смеющейся над шутками незнакомого когтевранца. Хотя нет, знакомого. Кажется, это был староста синего факультета Парень разозлился и сжал руки на талии девушки так сильно, что она сдавленно пискнула. Быстро раскланявшись с ней, Том отошёл к столу с напитками. Так кстати недалеко от себя он увидел Мальсибера и Монтегю, глаза которых блестели так, что слизеринец сразу понял — пили они отнюдь не пунш. Он не любил терять над собой контроль, но ситуация требовала именно невменяемого состояния и он, быстро схватив со стола пустой стакан, подошёл к однокурсникам и поставил его перед ними. — Наливайте. Они переглянулись, но возражать не стали — не в том они были состоянии, да и ослушаться самого Тома они не могли. Мальсибер плеснул ему что-то, смутно напоминающее огневиски. Увидев непонимающий взгляд Риддла, он пояснил заплетающимся языком: — Очень крепкое — из отцовского подвала брал, — и икнул. Том поморщился, но всё же взял стакан и выпил всё залпом. Пришлось хвататься одновременно за стол и за горло, — он никогда раньше не пил ничего подобного. Вообще он не пил ничего крепче сливочного пива — считал, что пьяным он себе не нужен. Видимо, правильно считал. Монтегю посмотрел на него, как на детсадовца и сказал сочувственно, пододвигая блюдо с тарталетками. — Заешь лучше. Том, который уже был не в состоянии наорать на Монтегю за приказной тон, молча съел половину тарелки и ушёл, немного пошатываясь. Ему не нравилось то, что голова не соображает, но алкоголь рождал и довольно приятное чувство — некую невесомость. Риддл уже понял, что зря это сделал, и направился в Башню старост, чтобы лечь и поспать. К тому времени, как он дошёл, состояние первого бокала ушло и он уже шёл вполне ровно, пусть и взгляд был слегка затуманен. Не дойдя до постели, парень рухнул на диван в гостиной и схватился руками за голову, пытаясь прийти в себя. Он даже похлопал себя по лицу, но это слабо помогло.
Отлежавшись минут десять, он было собрался встать и уйти, как услышал знакомый голос, произносящий пароль для входа в гостиную, и увидел, как в помещение входит та, из-за которой он, собственно, и решил напиться. Она была ещё красивее, чем несколько часов назад — её глаза весело блестели, губы всё ещё изогнуты в улыбке, а щеки были покрасневшими. Внезапно он почувствовал поднимающуюся в нём ярость, сметающую всё на своём пути. — Это он тебя так развеселил? — ровно произнёс он, наблюдая за девушкой. Та вздрогнула и испуганно посмотрела на слизеринца, которого сперва не заметила. — О чём ты говоришь? — недоуменно спросила она, будучи слишком счастливой, чтобы осторожничать и подбирать слова. Парень сжал подлокотники дивана. — О том когтевранце. Старосте. Не знаю, как его зовут, — тем же тоном произнёс он. Гермиона наконец насторожилась. — Думаю, мне пора. Спокойной ночи, — быстро выговорила она, стремясь скрыться в своей комнате, но не тут-то было. Девушка отшатнулась от преградившего ей дорогу слизеринца. Тогда она и заметила его странный взгляд. — Риддл… Что с тобой? Том усмехнулся. — Это так важно сейчас? Он обдал её запахом алкоголя, и девушка поморщилась. Слизеринец, видимо, принял это как оскорбление, и прошипел: — Что-то тот придурок не вызывал у тебя отвращение. Ты очень мило ему улыбалась! Так улыбнись же мне также! Гермиона обернулась и поняла, что бежать от неадекватного Риддла некуда. — Или это твои личные предпочтения? Я такой омерзительный, а, Грейнджер? Скажи же! — крикнул он. Он говорил вполне понятно, но совершенно перестал себя контролировать. Алкоголь развязал ему руки. — Нет, — тихо сказала она, боясь разозлить Риддла ещё больше. Тот усмехнулся. — Ну, раз нет… Он знал, чего хотел. И он это сделает. Гермиона пискнуть не успела, как почувствовала чужие губы на своих. Первые секунды она стояла, ошарашенная, но потом начала вырываться, словно бешеная, но всё было без толку — всё же Риддл был парнем, а оттого был намного сильнее её. Девушка не сдавалась — вертелась и крутилась в его руках, глотая злые слёзы, и в конце концов Тому это надело. Он грубо толкнул Гермиону к стене и она вскрикнула, сильно ударившись спиной. Теперь она уже не могла оказывать сопротивление, чем и воспользовался Риддл. Он наконец мог сделать то, о чём мечтал уже без малого… год. Да, наверное, всё-таки год, а не меньше. Гриффиндорка обмякла в его руках, обуреваемая самыми сильными негативными чувствами — от омерзения до ненависти. Было ужасно неприятно чувствовать на губах горьковатый привкус алкоголя. Хотя, возможно, это был вовсе не алкоголь. Она ужасно боялась того, что будет после — она ничего не может сделать, так как боль в пояснице была слишком сильной даже для того, чтобы просто пошевелиться. Завтра будет огромный синяк. Если она, конечно, доживёт до завтра. Риддл совершенно не собирался останавливаться — он перешёл на шею и ключицы девушки. Гермиона мысленно прокляла своё открытое платье. Она поняла, что за этим последует, и её охватила безумная паника. Девушка попыталась дёрнуться, потом ещё раз, на что Риддл поднял голову и залепил ей такую пощечину, что голова Гермионы дёрнулась в сторону. Пока она пыталась отойти до боли к щеке, он продолжил целовать девушку. Девушка тихо заплакала от отчаяния и окончательно перестала сопротивляться. Она лишь обследовала тело парня взглядом, в котором застыли слёзы, пока он гладил её обнажённую спину, шепча что-то неразборчивое. Совершенно неожиданно даже для самой себя она обнаружила кусок древесины, выглядывающий из кармана брюк Риддла. Сначала отчаявшаяся девушка не поверила в то, что видит, но потом до неё же дошло. «Этот пьяный идиот даже забыл про палочку, » — подумала она изумлённо, а потом решила во что бы ни стало добраться до неё. Гермиона, стремясь отвлечь его внимание, вдруг прижалась к парню и, пододвинув к себе его лицо, сама поцеловала его. Риддл определённо был не против и схватил девушку за талию. Гриффиндорка провела руками по его торсу, плавно переходя на бёдра. Нащупав палочку, она углубила поцелуй и незаметно вытащила долгожданное древко из его кармана. А после наконец сделала то, о чём мечтала последние несколько секунд. — Эварте статум. Слизеринец сию же секунду отлетел от девушки и тяжело рухнул на пол. Пока он пытался прийти в себя после удара об стену, Гермиона быстро закрепила результат. — Отключись. Парень замер, а после окончательно опустился на пол и больше не шевелился. Гермиона пыталась отдышаться. Её руки тряслись от осознания всего ужаса пережитого, а по щекам всё ещё текли слёзы. Девушка, пошатываясь и силясь поправить платье, прошлась по комнате и нашла свою волшебную палочку, которую Риддл, видимо, просто достал из кармана платья и кинул в сторону. Она подняла своё оружие и направилась в комнату. Зайдя, гриффиндорка откинула палочку самого Риддла в сторону шкафа и упала на постель, предварительно скинув неудобные платье и туфли. Мантия осталась валяться в гостиной. Девушка перевернулась на живот и зарыдала. За что ей это? И почему Риддл выбрал именно её для того, чтобы удовлетворить себя? Неужели ни одна красотка с Пуффендуя не согласилась провести с ним ночь? Какой ужас. Девушка внезапно почувствовала необходимость смыть с себя прикосновения Риддла. Он был настолько противным сейчас, а его руки… Она просто хотела убрать с себя всю эту грязь. Гермиона встала, не в силах сопротивляться этому желанию. Она натянула первую попавшуюся одежду из шкафа, коим оказалось простое домашнее платье, в котором она иногда ходила в своей комнате, и босиком пошла на пятый этаж, прихватив с собой самое обычное мыло и мочалку. Вода быстро наполнила ванну и Гермиона опустилась в неё, даже не замечая того, что она слишком горячая. Девушка интенсивно тёрлась мочалкой уже около получаса, её кожа покраснела от горячей воды и силы, с которой девушка давила мочалкой на кожу. Это было неприятно, но ещё неприятнее было осознавать, что совсем недавно к ней прикасался этот монстр. Вернувшись к Башню и чудом не наткнувшись на Филча, девушка обнаружила лежащего на полу Риддла. Она вложила в заклинание столько силы, что была уверена — он не проснётся до утра, что давало ей немного времени на передышку. Зайдя в комнату, девушка вновь опустилась на кровать и закрыла глаза. Было очевидно, что она определённо не уснёт этой ночью. Перед глазами вновь встал образ пьяного Риддла и Гермиону передёрнуло от отвращения. Она никому не позволяла трогать себя так. Даже Рону, с которым она встречалась довольно длительное время — несколько месяцев. Радовало лишь одно — это был не её первый поцелуй, иначе она вряд ли бы это пережила и кинула бы «Аваду Кедавру» в мерзавца. Она всё ещё не понимала, почему именно она. Опять же, на бал с ним пришла красивая пуффендуйка, которая настолько призывно хлопала ресницами, что сомнений не было — она была готова отдать обаятельному слизеринцу всю себя. Гермиона поняла, что здесь определённо есть что-то большее. Но что? Неужели… Дело не только в алкоголе? Ведь было ясно, что если бы он желал кого угодно, то не пришёл сюда, в Башню. Значит… Он желал именно её? Нет, бред. Такого быть не может. Но это, тем не менее, есть. Что бы там ни было в голове у ненормального Риддла, это её не касается. Она его не простит. Никогда. Даже несмотря на то, что он был пьян, этот поступок был совершенно бесчеловечным. Рассказать? Но кому? Профессору Макгонагалл? Да, если только ей. Разгневанная женщина, придерживающаяся старых правил, обязательно добьётся того, чтобы слизеринца решили значка старосты и девушка будет жить уже с не с ним в одной башне. Мысль была довольно-таки соблазнительной, но останавливал здравый смысл. Риддл обязательно будет мстить, а о том, как мстит этот гад, она знает не понаслышке. Ситуация была безвыходной. Но что же тогда делать? Неужели терпеть, даже если подобное повторится?

«Не повторится, » — мысленно сказала самой себе она. Гермиона была грязнокровкой, а в трезвом уме и памяти он бы не стал трогать её, боясь испачкаться. Да, так и будет. Но страх всё равно грыз девушку изнутри, не давая заснуть. Она долго ворочалась в постели и к тому моменту, когда она наконец смогла провалиться в сон, солнце уже взошло над горизонтом.