Место для нас

 Из забытья меня выводит, как всегда, гладкость твоей затылочной кости, милый. И страх того, что я уроню всё, что от тебя осталось. Да, ты как всегда прав. Спать, подключённому к системе лабораторных кабелей, нельзя. Любой из моих кошмаров может сбить тонкие настройки оборудования. Но я и не спал, просто на несколько мгновений выпал из объективной реальности. Если усну — больше не проснусь. 

 Аккуратно кладу череп, бренные, белые, полированные останки тебя, того, кто был и остаётся мне самым дорогим, на стол, сдвинув чертежи. Мне понадобятся обе руки, чтобы отключить все провода. В последний раз. Я закончил работу. Но оставлять моему преемнику нужно всё в безупречности. 

 Допустил слабость, и от катастрофы спас меня ты, моя любовь. Твоё посмертное совершенство, которого вновь касаюсь и клянусь никогда не отпускать. Это выполнимо, только напишу инструкции для тех, кто будут после. Но у меня так мало времени... ничтожно мало.

 Вся моя долгая жизнь была отдана этому проекту, он завершён. Пишу на тонком пластиковом листе всего два слова. Разберутся. Большего знать никому не следует. Теперь я наконец-то свободен. Могу обнять тебя, милый, двумя руками, прижать к вырезу в халате, к моей металлической броне, напротив пульсации насоса для питательного раствора. Никто не знает, что он внутри, называют меня Архитектором, Совершенной Машиной. Я не разуверяю их в заблуждении, не поясняю, что мозг у меня — человеческий. Последнее, что осталось от бренной биомассы. Он-то меня и подводит — умирает. Но ты, ты, милый мой, будешь от этого свободен. И от ограничений человеческой формы, такой неустойчивой. Я подарю тебе новое тело, и за это ты простишь мою слабость? Последнее желание старика?

 Долгая лестница наверх. Я не поднимался по ней сколько? Пятьдесят лет? Сто? С тех самых пор, как закрыл твои глаза. Глаза. Я ещё помню, как ты смотрел на меня. С восторгом юнца, выпускника Образователя. Потом — с вожделением любовника. С насмешкой, когда узнал, что я почти всё уже заменил металлом. И с искренней, нескрываемой похотью, когда стонал в моих руках. Я уже не мог чувствовать твоё тепло. Но вот мозг... мозг смог тебя полюбить. Уступить. Если бы ты, милый, хотел только меня...

 Солнце. Хо'от — Город Солнца на Земле... то есть Фесте. Постоянно забываю, что её теперь называют так, представляешь, милый? Старый я. Дурак. Улицы как будто умытые, так блестят. Почти пусты, солнечный свет ещё юный, розоватый, ползёт по ним живо, стремится согреть. Сейчас — поздняя весна под бездонно-голубым небом. Ни одного облака. Если бы ты только видел эту красоту! Но ты не видишь, и в твои пустые глазницы я могу вложить тонкие, заострённые стальные лапки паука, заменяющие мне пальцы. Нащупать и поймать бабочку — клиновидную кость. Ты стремился на свет знаний, на свет моего гения, как самое настоящее насекомое. Такое же хрупкое, и такое же одержимое. Заразил меня жизнью, страстью, подчинил. Учитель и ученик, дешёвый сюжет. Может быть, нас тянуло друг к другу потому, что мы были заперты в прохладном вентилируемом полумраке месяцами. Делали одно и то же дело, думали одинаковые мысли. Оставляли слишком мало времени для нас. Может, знай тебя чуть лучше, я бы любил не столь остро. И не согласился бы.