Квартет Независимости 2! Письма Джейн

Синий

Дорогая Дель,

Помню, как ты мне говорила, что не любишь электронные письма и что они до тебя совсем не доходят. Что ж, я решила написать тебе просто письмо — настоящее, от руки.

Прошло два месяца с твоего отъезда в Вашингтон. Мы с Дороти гуляли всё лето по нашим с тобой местам и часто забегали в школу в летний лагерь... Помню, мы задержались с Ванессой и Дорой в библиотеке, потому что Дора снова задержала книги и боялась их одна сдавать, и к нам туда заглянул Мистер Винтер. На улице уже стемнело, и из окон мы видели лишь небо. Фиолетовые тени тонули в синей ночной мгле и мутном свете молочных звезд... А мистер Ви что-то говорил, а потом грустно посмотрел на нас и признался, что ему нас не хватает. Я с ним согласна.

Мне тоже не хватает.

Если честно, теперь тут тяжело. В школе, во дворе, в доме — везде. Я будто слышу твоё эхо над Сиэтлом. Такое густое, синее. Громкое. И мне так грустно.

Грустно, что мы почти не списываемся и не созваниваемся, ведь у тебя дела... Ты поступила в университет! Я поздравляю тебя, моя благородная пташка! Ты действительно заслужила это, не зря так много и усердно работала этим летом и училась для поступления.

Я тоже поступила. Не буду рассказывать, скольких выплаканных подушек и истерзанных тетрадей мне это стоило... Думаю, ты да и все нынешние студенты, коими мы теперь можем себя называть, это всё знают не понаслышке. И, надеюсь, это стоило того.

Я буду журналистом. Не уверена, что хочу этого, но, если честно, если я стану размышлять, чего я действительно хочу на этом свете, то наверное никогда не приду ни к какому итогу. Так цель жизни не обнаружишь. Это то же самое, что пальцем в небо тыкать, выискивая своё призвание.

Мой папа шутил и звал меня быть летчиком вместе с ним. Знаешь, он столько мне историй рассказывал всегда... Но в детстве особенно много. Однажды он попал в грозовую тучу. Это было не маленькое облачко, которое он проткнул носом самолета насквозь за пару мгновений на скорости несколько десятков километров в секунду — нет, то был настоящий буран. Черная пелена клубящихся вихрей облепила его самолет со всех сторон, будто металл корпуса был клеем, а облака — ватой. Ослепительные всполохи вспышками пробегали по туче, как ток молниеносно бежит по проводам.

Мой папа вжался в сиденье. Его руки в бурых кожаных перчатках вцепились в руль с такой силой, что древко трещало.

Что-то вокруг папы выло. Всполохи пробегали вокруг самолета и исчезали, поглощаемые мраком, так же быстро, как судорожное дыхание па. И глаза его, синие, бездонные, в этой тьме выхватывали лишь один источник света — панель управления. Лампочки — оранжевые и зеленые — светились мутным светом, как маяки в бушующем океане. И лишь они, постоянные, неизменные, да мерный рокот двигателя позволяли папе оставаться невозмутимым.

Но вдруг молния пронеслась прямо в нескольких метрах от самолета па! Гром грянул как грохот миллиардов барабанов одновременно. И вдруг панель управления погасла. Всё погрузилось во мрак и... тишину.

Двигатель заглох. И у папы перехватило дыхание.

Через мгновение по лобовому стеклу поползла змейка. Медленно, словно стесняясь, она плелась по стеклу, извиваясь и шевелясь в разные стороны... Она двоилась, разделялась и расходилась, пока не заполонила такими змейками всё стекло...

Папа думал, что это конец...

Но змейки заструились по лобовому стеклу, дошли до самого верха и слетели с него, словно соскользнув с ледяной поверхности в пустоту...

Самолет падал вниз до тех пор, пока не вылетел из тучи. А когда это произошло, двигатель включился, панель управления зажглась и заверещала, предупреждая об опасности и низкой высоте...

Знаешь, Дель, после таких историй мне не хотелось быть летчиком. И космонавтом, как раньше, я тоже быть не хочу. Хотя я и люблю приключения и всякие такие опасные штуки, но, думаю, я лучше смогу описывать подобные случаи с уст других людей, чем переживая их самой.

Я давно размышляла об этом. И мне в голову пришла мысль, что мы все похожи на самолеты: мы попадаем в грозовые тучи, теряем ориентиры, мы полны страха и отчаяния, нам не подвластны ни ветра в закрылках, ни отключенные двигатели и пульты управления... Мы теряем всё — контроль, веру, надежду... падаем вниз, опустошенные и выпотрошенные, лишенные чувств и эмоций. Мы просто летим вниз, думая, что это конец. Но как только граница туч, размываясь и тая, оканчивается синим, таким глубоким и бескрайним небом, двигатели зажигаются, навигаторы включаются, а ориентиры вновь вспыхивают на горизонте.

Мы как самолеты, Дель. И будь ты хоть летчиком, космонавтом или учителем ИЗО — ты ощущаешь это чувство. Ты падаешь. И ты взмываешь.

Круто, да?

Но что-то я слишком улетела в облака, размышляя обо всем этом. Я лишь хотела сказать тебе, дорогая моя, что я не знаю, где я сейчас — на взлетной полосе, на подлёте к туче или в свободном падении в пропасть...

Я скучаю, Дель.

Напиши мне как можно скорее.

Адрес ты мой знаешь. Я всегда там же. Я всегда здесь.

Твоя,
Джейн Тейчрэл.