Аритмия

5. солнце (глава 3) (3)

.           .           .           .           .                     

37 И минует почти двадцать лет. В начале лета шестьдесят вто­рого к остановке 3-го отделения совхоза «Красное Знамя» подползет пузатый зеленый пазик, образом близкий незрело­му арбузу. Из него с трудом выйдет, опираясь на клюку, сгорбленная седая старушка в белом платке. Спросит у местных, где дом Татьяны Никитичны. Ей подскажут. В деревне осталась в живых только одна бабка Таня. Старушка не спеша побредет в указанном ей направле­нии.

38 Шумно в деревне днем! Ото­всюду доносится гул и дребезжа­ние работающей техники. Фыркает пасу­щаяся у забора гнедая кобыла. Гуси гогочут из глубокой лужи в колее, где-то на окраине кричит петух. Бабы гундят на крылечке. Одна курит трубку.

39 Вот и дом на окраине дерев­ни. Узкий, несуразно длинный, на три семьи. Рядом три огорода. Три хлева со скотиной. Фомины с этого краю. В середине — самая неудобная часть. Всего три окна. Участок поменьше. Вход через соседский огород. Там живет одинокая цыганка в годах. С другого края — еще одна семья. Татары. Пятеро детей.

40 Старушка открывает скрипу­чую калитку в старой дере­вян­ной оградке и заходит на участок. Хозяйка, сильно постарев­шая, но всё еще энергичная бабуль­ка, согнув­шись в три поги­бели, копается в морковной грядке.

41 Поздоровались.

42 Зовет в дом. 

43 Вклю­чает самовар в розетку. После первой чашки липового чая с мали­новым вареньем гостья зали­лась горючими слезами. Так, мол, и так, я ведь к те таперича, Ники­тишна, тово — каица приехала. Нету моих сил от тя уж доле утаи­вать, оспади. Небось помирать, чай, уж скоро мой черед. Надо бы и мне грех с души снять, пока не отдала богу душеньку. Чую, ты с порога-то мя и не признала бишь. Антонина я, Кузовлева, значица. Мы с тобою в городе соседками были по коммуна­лочке. Дай бог памяти, с трицать пятага по трицать седьмой годок. Даже не сумлевайси! Стенка в стеночку жили-не-тужили. Токмо у тя комнатка-то поболе была, сторон­ка солнешная. Да уж и жили вы тама втроема вольготно, гляди-тко, неуж­то баре каки. А мы-то с моим мужем Коленькой родненьким, да с двумя дитятками-кровинушками, в сосед­ней теснилися. Поменше которая, значится, да и потемней твоей-то будет она. Не давала мне покою спать твоя жилплощадь-то. Вишь, кака ты важна была тады! Все тебе тада завидовали, ну-тка и я, значи­ца, поди-ка туды ж... Вот я сдуру-то и написала на мужа твово, Глебушку... Это уж как заведено — куды следует, значица... Видно бес меня попутал, грехотворницу! А ужо потом, как отселили вас, ясно дело, комнатка-то ваша нам досталася. Мы тудысь первым делом заехали... Ты уж прости меня Христа ради, дуру грешну! Я тада не знала ведь, не ведала, чево натворила-то. И не думала, как оно всё вон выйдет обернёца-то...

44 И был такой вот эпилог у этой эпопеи.

.           .           .           .           .                     

45 Лишь в шестидесятые заползли обратно серомунды в свои норы. Кого расстреляли или приго­ворили к различным срокам заклю­чения. Другие успели попрятаться кто куда. Эти «герои невидимых фронтов» будут доживать свой век в безвестности. Радуясь, что за ними никто не пришел.

____________

Примечания

... пузатый зеленый пазик... — Один из самых массовых автобусов для небольших городов и поселков ПАЗ-651 производства Павловского автобусного завода (ПАЗ).