последний тур

— да как же ты заебал! всё, это последний тур! я устал к хуям, хватит с меня! — точка кипения достигнута. Андрей замер ровно на секунду, не понимая, лжет Федор или нет. но Федор говорил серьезно. Пирокинезис схватил деньги, куртку и вылетел с квартиры, еле сдерживая подходящий срыв. Логвинов только сейчас осознал, как это звучало, и что мог надумать себе Андрей, но было уже поздно. Федор и так устал от всех выходок Пиро, слишком многое он терпел, чтобы волноваться сейчас за парня. примерно через час у Логвинова зазвонил телефон.

— привет.

— привет, Федь. слушай, а Андрей с тобой?

— что? нет.

— я проезжал мимо наркопритона и видел его. думал, может показалось.

— блять, снова? — Федору стоило догадаться. никто не выдержал бы такой разнос, а Пиро тем более. репер мигом собрался, вышел, завел машину и поехал по уже знакомому адресу. как он мог такое допустить? Андрей снова влез в это, как же глупо. что если он привысил дозу? эта мысль заставила Федю вздрогнуть и покрыться холодным потом. только бы этот придурок был жив!

уже знакомое заброшенное здание. ночь заставляла почувствовать ещё большее отвращение к этому месту. сколько неприятных воспоминаний. снова пришлось проехать пол Питера. проходя мимо зацветших растений, мимо грязных луж из-за протекающей крыши, мимо груды поломанных кирпичей, Федя глазами искал знакомое лицо. и вот, в самом конце, поодаль ото всех сидел, сжавшись, Андрей. Логвинов не медлил, это место вызывало рвотный рефлекс. парень подошел к горе-реперу и несильно дернул за плечо, чтобы он хотя бы обернулся. Пирокинезис посмотрел, кто посмел его потревожить, и, разглядев знакомые черты лица сквозь пелену, сморщился.

— отвали, — сжав рукой предплечье, тихо проговорил парень.

— Андрей, пойдем домой, — как можно мягче попросил Федор. на это и правда невыносимо смотреть. везде валяются шприцы, а рядом люди под кайфом.

— съебись, Федь, — голос сорвался на крик, хоть Андрей и еле говорил. полуживые наркоманы, привыкшие к тишине, зашевелились и недовольно нечленораздельно зашептались. подметив его состояние, Логвинов просто подхватил Пиро с кафельного пола и понес к себе в машину. какой же он легкий. вероятно, снова не ел. и снова из-за него.

жалкие попытки вырваться ни к чему не привели, Андрея посадили назад и повезли домой. Федор ехал молча, как, в прочем, и Пирокинезис. ровно до того момента, пока не услышал сдавленные всхлипы с заднего сидения. у Логвинова сердце сжалось. как же трудно давались ему такие поездки. Пирокинезис вызывал жалость и отвращение одновременно. это ужасно, нужно прекращать. и Феде почти удалось убедить в этом друга, но он снова сорвался на яд, который медленно убивает каждую клетку и не оставляет и шансов на спасение. он отравляет Пиро и всё его окружение.

подъезжая к дому, Феде казалось, что он либо задушит наркомана на заднем сидение, либо убьет себя сам. Пиро молчал. плакал, сжимался и всхлипывал, но молчал. не хотел показывать слабость, как и всегда. не мог сдержаться, как и всегда. за что себя и ненавидел. а Федор не имел право злиться, но злился.

подняться на семнадцатый этаж не составило труда, поскольку работал лифт, да и затащить уже успокоившегося и смирившегося парня в квартиру было не сложно. а вот дела с ванной обстояли сложнее. конечно, Пирокинезиса нужно было умыть как минимум, а максимум - искупать. но тот отказывался и протестовал.

— хватит, я всё равно заставлю тебя искупаться, ты не ляжешь в кровать в таком виде.

— тебе ли не похуй?

— не похуй, блять! — теперь нервы у Феди начали сдавать. — перестань предъявлять мне что-либо! ты не в том положении, что бы к чему-то приебываться! — Пиро закусил губу и прошел в ванную. он хотел снять одежду сам, но пошатнулся и чуть не упал. Федор недовольно проследил за несчастными попытки, а потом всё же решился помочь. когда парень залез в ванную, Логвинов включил воду.

— холодно...

— с тобой как с ребёнком, — недовольно проговорил Федя и сделал воду погорячее.

— тебя никто не заставляет со мной возиться.

— а кто будет? хочешь сказать, тебя хоть кто-то кроме меня заберет с очередного наркопритона? нет. если тебя замечают, то звонят мне. если у тебя какие-то проблемы, о которых ты молчишь, зовут меня. по всем вопросам, которые волнуют других и касаются тебя, говорят мне! ты хоть представляешь, как я заебался?

— так забей уже как и все остальные! — Пирокинезис сжимал плечи до белых пятен, снова плакал. — я ненавижу себя, — в горле стоял ком, голос срывался. он говорил, еле связывая слова в правильных падежах. — я и употреблять начал из-за ненависти к себе. если я к черту никому не нужен, нахуя я ещё живу? зачем ты постоянно помогаешь? приходишь, забираешь, делаешь только больнее! дай умереть уже, как и остальным!

— да не могу я забить! потому что ты мне, черт возьми, важен! я не могу тебя оставить! мы столько лет уже знакомы, ты мне в сердце забрался и жмешься там как котёнок, а я выбросить тебя не могу и не хочу! — Андрей сжимал плечи сильнее, буквально до крови, раздирал старые раны от порезов. — ну всё, хватит плакать, — Федя убрал руки Андрея от ран и вытер слезы. он обнял Пиро, хоть тот и был мокрый.

после душа Федя отвел Андрюшу в кровать. только он вышел, как снова услышал сдавленные всхлипы и кашель. сердце снова сжалось, и Логвинов вернулся к своему парню. он лег рядом и обнял худое тело, прижимая к себе.

— Андрей, прости.

— это и правда должен быть последний тур...