Как будто бы рядом со мной, лежала она

*

Как будто бы рядом со мной, лежала она. А я всё рассказывал. И повествовал, и нудил, и гудел, и краской наливался, и факты приводил. А она всё слушала. Ничего не отвечала. Головой кивала лишь. Соглашалась, видимо. Иногда переспрашивала. Робко, скромно, дабы не привлекать внимания стен. Будто бы, скажи она чуть больше, чем пару предложений, я тут же замолчал бы и принялся слушать только её. Она явно этого не хотела. Ей нравилось слушать. И не как бы невзначай, и не пару минут, и не от безделья. Она лежала и слушала с таким видом, словно я единственный человек на земле, который способен раскрыть ей глаза на мир и его тонкую структуру. Если я не расскажу ей о тех прописных истинах, которые долгие годы накапливал в своём ларце, именуемом, бессознательным, о тех важных и не очень, решениях, которые принимал я в жизни своей, о тех поступках, которые совершил и не совершил, она точно не уснёт. Будет так же тихо и неспешно, взывать меня к ответам:» А почему ты сделал так и никак иначе, почему не поступил вот эдак, почему выбрал данную конкретную колею и тд.» А я за словом в карман не полезу. Я всё расскажу. Всё до последней мысли, до самой ничтожной капли, до самой глубины моей бездонной и обугленной души. Признаюсь во всем. Без боли, без стыда, без сожалений. Скажу, что не могло случиться всё иначе. Не мог я выбрать иную дорогу, не мог принять другого решения. Как говорится в пословице:»Что сделано, то свято». Я живу по такому принципу. Не знаю, верит ли она сама в этот лозунг. Я мало что знаю о ней. Её увлечения никогда не занимала мою жизнь, в должной мере. Её интересы, мало в чем, пересекались с моими. Система её ценностей, так и не стала для меня чем то важным и по настоящему стоящим. Она просто жила своей жизнью. Свои тараканы, свои невзгоды, свои взлеты и падения. Целый микрокосмос, помещённый в её внутреннее естество, ни в коей мере, не пересекающийся с моим.
Она хотела собаку. С раннего детства хотела. А я никогда не любил собак. Кусали они меня, всю жизнь. Лаяли, огрызались. Никогда не понимал, почему. Может чувствовали что-то, может это все череда нелепых совпадений, кто их сейчас разберёт. Я никогда их не боялся. Но и не ощущал к ним ни малейшей симпатии. Если они не трогают меня - я не трогаю их. Идеальное сотрудничество. Я кошатник, по натуре своей. Кошки они такие, с характером. Корми их, пои, гладь, ухаживай и даже не думай, приставать со своими мелкими ничтожными делишками. Кот - гордое существо. Попробуй ему место не уступить на кресле, сутки к тебе не подойдёт. Попробуй прогнать с дивана, зафырчит так, что в следующий раз, ты десять раз подумаешь, стоит ли оно того. Люблю я кошек. Похожи мы с ними в чем то.
Она любила шумные вечеринки, громкие мероприятия с танцами, любила людей и общество с ними. А я то же люблю, но по своему. Танцевать не умею, да и громкая музыка, быстро надоедает. Люблю посидеть и пообщаться по душам, а иногда, люблю побыть наедине с собой и своими мыслями. Что в компании, что один, я не наблюдаю особых различий. Сам себе на уме. Я всегда где то здесь, но одновременно, я всегда, где то там... А она нет. Она не может быть где то там. Если она с кем то, то её присутствие является полноценным и настоящим. А моё, зачастую нет. Разные мы люди. Слишком уж, по свойски сотканы и сплавлены. Разные миры, иные виды на жизнь.
Она борется за свою свободу и право на самореализацию. И я борюсь. В этом то же, мы нашли немало противоречий, ведь зачастую, наша свобода, наступает на пятки кому то ещё или же наоборот. Наши желания, наши стремления, наши увлечения редко находят положительный и полноценный отклик, в сердцах других людей. По сути своей, мы до конка жизни, остаёмся либо непонятыми, либо неверно истолкованными. Люди могут до конца твоих дней, считать тебя кем то одним, а на самом деле, ты никогда, даже в мыслях своих, не проявлял соответствия к их рамкам и шаблонах. Ты всегда был кем то другим. Не знаю как вы, не знаю как она, но в себе, я уверен точно.
Я никогда её не знал. Не назову её любимого цвета, не назову любимого фильма, и актера и певца, и блюда и времени года. Даже напитка, на худой конец. Может быть, приблизительно, что то с чем то, рядышком, вполне возможно. Но в десятку не попаду, это уж точно. А все потому, что для выяснения и запоминания подобной информации, нужен неподдельный интерес. Нужно нечто большее, чем простая привитая вежливость и любезность. Мне противно спрашивать как у человека дела, если мне не интересны его дела. Не могу сказать, что она не была мне интересна, просто я всегда был слишком занят своими мыслями, своими чувствами и какими то там, планами. Я всегда что-то строил. И лишь спустя время, я понял, что строил на песке. Не было фундамента, не было никакого цемента. Были одни лишь нагромождения сооружений, неуместных и нелепых, напичканных кто в лес, кто по дрова. С первым же ветром, сдуло все до последнего камушка. Вместе с моим присутствием в её жизни. А я даже и не шелохнулся.
Не жалею я ни о чем, в своей жизни. Что сделано, то свято, что было, то умерло давным давно. Толку рефлексировать и страдать по тем вещах, которых уже не найти в моей жизни. Остаётся лишь один извечный вопрос - а можно ли, найти в этой жизни, меня самого? И если даже получимся отыскать, будет ли этот человек мною, или же он, носит мой паспорт и мою хмурую физиономию по утрам, но при этом, не соответствует ни малейшему представлению обо мне.
Ночь блиближалась к своему логическому завершению. Я продолжал рассказывать. Уже потише и чуть медленнее. Слабее и прерывистее. А она всё не засыпала. Где ж я её такую, выкопал то? Слушательницу мою. Где таких находят вообще? Или же их, больше не делают такими? Может она воистину, была последней представительницей, этой прекрасной породы? В глубине души, я всегда отдавал себе отчёт в том, к чему все это приведёт, и прагматик мой внутренний, неустанно продолжал повторять о том, что эта ночь, может стать последней, общей ночью. Я всегда об этом знал. Более того, готовность моя была всецелой и искренней. Все что вам впаривают про силу чувств и беспомощность логики, со мною не прокатывает. Если разум сказал как будет, значил так оно и будет. А она не верила. Ей было до фонаря, как до логики, так и до здравого рационализма. Она просто любила. Искренне и настолько, насколько было возможно, полюбить такого человека, как я. Я то же любил. Но шлейф моих собственных силлогизмом и софизмов, оставался таким же громоздким и непреклонным. Я чувствовал его, каждой клеточкой мозга. И ждал лишь, когда картина нашей светлой идиллии, даст окончательную и бесповоротную трещину. Как написано в одной известной книге:» Рухнул дом тот, и было падение его, великое».
В каждом квадратном метре моей спальни, в каждом отголоске неумолимого прошлого, в каждой резинке от волос, оставшейся где то на полках, хранятся мгновения, не смываемые временем и не сдуваемые ветрами перемен. Каждая десятая мысль, каждое сотое слово, каждый тысячный поступок, отдалённо и опосредованно, напоминает её. Казалось бы, впереди оставалось ещё как минимум минут двадцать до рассвета, а затем целое утро, и даже первая половина нового, наступившего дня. В запасе было так много, что люди, идущие по эшафоту, жадно глотающие каждую секунду проводимую на этой земле, задергались бы в конвульсиях от неистовой зависти. И действительно, сложно представить нечто большее чем те часы и минуты, отведённые нам, для совместного времяпровождения с близкими людьми.
Я отдал бы всё, что у меня есть, за каждую секунду, проводимую мной, в том зыбком и необъяснимом пространстве, именуемом «счастье». Я не торопился заканчивать свой рассказ и отправляться ко сну, зная, что завтра, её уже может не быть со мной рядом. Одна лишь беда, прошли долгие месяцы, с тех времён, когда мы делили наши долгие и несмолкаемые ночи. Я лежал в той же комнате, на той же кровати и смотрел в тот же самый потолок. А за окном на меня пялились те же самые звезды, что и раньше. Я продолжал рассказывать и поворачивать голову направо. Как будто бы рядом со мной, лежала она...