Чего греха таить, иногда я тоже бываю грубым и мерзким с людьми. Бывает такое что и нагрубить могу, надо ли оно мне? Действительно, попросят меня провести несколько праздников и слышат только грубый ответ, я и сам не рад так отвечать...
Так вроде и кровля над головой есть ,да негде остановиться. Видя перед собой только золотой отблеск старого отполированного саксофона и яркий свет с закрытых окон, не вольно начинаешь думать о плохом. Десятки людей останавливаются в моем доме, как доме... месте, где я уже живу не первый год, десятки заблудших душ творят тут то, за что могли быть сожжены на костре инквизиции. Доброе утро, день или вечер, когда вы там это читаете? Меня зовут... да не как меня не зовут, угощают дешевой выпивкой если я не сфальшивил и был хорошо одет. Просыпаешься утром и видишь гнилой потолок с которого сыпется краска, обдёртые стены и старый паркет. Вроде и рад видеть старых знакомых, да мерзко смотреть на их лица. Утром, начищаешь свои башмаки и стараешься надеть улыбку на уставшее лицо, та только ее каждый раз разбиваешь. Краска на бумаге выгорела и каждую ноту тщательно наводишь черной ручкой. Как только тебя зовут выступать, ты берешь в зубы мундштук саксофона и не можешь его отпустить пока твое время не выйдет. Играешь одно и тоже, десять песен, пьяная толпа будет шутить и кричать, ты будешь просто глухо продолжать играть как марионетка. Уже не ждешь от людей сочувствия, просто играешь, как шут в клетке.
Ты стараешься не смотреть на лица и не слушать их бред, но иногда что-то слышишь и забыть не можешь. Кто-то не может перестать рассказывать о своей победе всем, жаждет услышать похвалу и восторженные крики толпы. Мягкого и слепящего успеха, но в итоге протыкают его острые пики осуждения, кровь заливает его глаза и он больше не видит цели, падает замертво. Черные вороны времени уносят его в могилу ко всем остальным пропавшим без вести. Кто-то не может смотреть на человека державшего в руках телефон последней модели, ждет славной руки судьбы которая бы протянула ему возможность получить то, что он так яростно ждет сидя в грязном кресле. Вот он, мужчина за третьим столиком, например, не может перестать злиться на любимого человека, так вроде и имеет все что желал, но из-за своих глупых и мелких политических убеждений, уничтожил то, что строил последние нескольких лет, такого он больше никогда не построит, песок будет сухим и будет высыпаться из поцарапанных ладоней. А она смотря в окно, за которым детишки в черной как деготь одежде играются с милым сереньким котенком, при прикосновении к которому шерсть его остается в руках, вздыхает и кладет руку полную жемчуга на стол, продолжая смотреть одним глазом на пасмурное небо а другим, смотреть в пустой бокал. Они, например, не могут с себя снять килограммы золота, оставить хоть на секунду свои бумажники и отключить телефоны, мерзко даже таким играть, но я должен. Они бы могли помочь всем, кто тут сидит, да только из своей клетки выбраться не могут, не пролазят их руки сквозь решетку, полны они золота и грязи. Он уже доедает третью миску отвратительной пасты и смотрит разочаровано в нее, его не угнетает общая обстановка в пабе, только отсутствие денег и пасты в тарелке, может заставить его встать. Кто-то не может удержаться от похоти ни на минуту, окружает себя только теми, к кому его тянет животные инстинкты, он больше ничего не видит.
А я что? Да так, просто саксофонист, играю себе, смотрю и удивляюсь. Вроде так и у меня жизнь не лучше, не могу я покинуть свой дом, хоть и не имею я ничего. Врос я своими ногами в старый паркет, и волосы мои заплелись в чудные кудри вместе со свисающими с потолка проводами, пальцы прилипли к клавишам. Если я покину свой дом, то вряд ли найду себе новый, только как под землей меня могу ждать. Я уже и не помню как я сюда попал, вроде как случайно забрел и не вернулся к истокам. Меня должна ждать семья, только я уже очень много времени упустил. А для чего я тут живу, да и сам не знаю, заставляет меня ложиться и просыпаться оставленная рюмка виски за барной стойкой. У меня нет конца или начала, я сам себе пролог и сам себе эпилог.
