Увидимся завтра

снова хочу увидеть тебя

25 октября.

17:48.

Ян Сиён.

Последнему году старшей школы, предположительно, не было необходимости привносить в мою, заплесневелую и затасканную до дыр жизнь, столь разительные изменения. Но пока по школе неслась, сносящая, все на своем пути, волна, под названием «итоговый экзамен», или «хочу в элитарный университет», моя душонка одиноко слонялась по коридорам, в попытках отыскать занятие поинтересней. А нашла лишь затхлый балкон на пятом этаже с одной глупой надписью «сначала больно — потом приятно», которая так и гнала меня прочь из этого богом забытого уголка, но свет, исходящий от Него, держит на месте по сей день.

— До завтра, прелесть, — мягко ущипнув мою левую щечку, чутко до бесконечности, произнес в своей притягательной манере Чимин и скрылся в дверном проеме, оставляя после себя лишь пустое место, недопитый энергетик и запах, отдаленно напоминавший, свежесть хвойных лесов.

Губы тронула мимолетная улыбка, и вскоре взгляд уже блуждал по баскетбольному полю в поисках, особенно обожаемой мной, темной макушки. Наблюдая, за ежедневно тренирующимся Мин Юнги, я на ощупь начала собирать несколько бредовых, как по мне, учебников, и таких же бессмысленных тетрадей с конспектами в портфель. Создавать видимость учебы перед Чимином, незаметно стало для меня повседневным ритуалом, от которого не скрыться, а мысли все крутились вокруг, будоражащего сознание, баскетболиста. На душе играла одна из беззаботных до красоты арий Моцарта, и лихорадочные мысли, что завтра я снова вернусь сюда, чтобы увидеть Его.

А подсознание лишь тщеславно посмеивалось над моими размышлениями, уже тогда почти неслышно отзываясь: «А ты уверенна, что скучаешь именно по Мин Юнги?»

***

6 апреля.

15:11.

Ян Сиён.

Ромашковый чай успокаивал и дарил внутреннее тепло, медленно разливающееся по телу. Дрожащими руками, заправив выбившуюся прядь за ухо, и как можно более бесшумно шмыгнув носом, уперлась головой в колени. Солнце постепенно опускалось за горизонт, окрашивая небеса в золотисто-богряные цвета. Нечто настолько изысканное было неправильным для хмурого и блеклого Сеула. Но настроения, чтобы проникнуться и в упоении застыть от подобного рода явления не испытывалось.