Пошлая Молли/Лучший друг...

почему я?!

— Ты дома? Можно я приеду?.. Прямо сейчас… Я просто… ну… только не злись, ладно?
— Приезжай, я понял. Обескураженный вздох на другом конце трубки красноречиво дал понять — все же злится. Он очень не любил, когда она была в таком состоянии. Не потому, что с ней было много мороки и возни в эти моменты, а потому, что она каждый раз мучилась потом от последствий, обещала, что этот будет последним. И каждый раз не сдерживала своих слов. Ему было попросту больно смотреть на то, как потом ей плохо, как она хмурится, сжимает его руку и хнычет, будто маленький ребенок. А он ругался, припоминал ей обещания, все случаи, когда приходилось ее чуть ли не откачивать. Но вот когда она начинала беззвучно плакать в его объятиях, вытирая об его плечо соленые щеки, тогда-то ему и казалось, что целый мир теряет краски, внутри все ломалось и под ребрами ныло тупой, вязкой болью. И все, чего он хотел в такие моменты — оградить ее от этого мира. И в первую очередь — от себя самого.

Он лежал на кровати, вперив взгляд в потолок, в ожидании ее приезда. В углу на стене тикали часы, указывая скорое приближение утра. Она так сумбурно объявлялась среди ночи, точно так же, как однажды появилась в его жизни. И изменила ее так, что теперь Кирилл не представлял, как существовал раньше, без ее присутствия. Без ее глупых шуточек, без ее опрометчивых поступков, без ее юношеского максимализма. На четыре года младше него, худенькая и местами угловатая, она являлась самым светлым пятном во всей его биографии. Вот он и держался за нее, как за единственную радость в жизни, нежно называя «сестренкой». Раздалась трель домофона, и парень, зевнув, сполз с кровати, направляясь в сторону входной двери, по пути натягивая спортивные штаны, забив на отстутствие футболки.
— Привет… Она неловко переступила с ноги на ногу и опустила глаза. Сонный, взъерошенный, с голым торсом, щурится от яркого света лампы, бьющего из подъезда в неосвещенную прихожую. Стало стыдно. Что разбудила его, ворвалась посреди ночи. В голове уже возникла мысль развернуться и уехать к какой-нибудь подружке. Хотя так хотелось побыть именно с ним. Ехала почти через весь город, едва не спалившись перед таксистом своим состоянием. Ехала, зная, что он ждет. Тем более, из-за приближающейся сессии они почти перестали видеться. Хотелось найти еще тысячу причин остаться, которые перекрывали бы огромную неловкость, охватившую в тот момент, но его хриплый после сна голос вырвал из раздумий:
— Ну? Заходить-то будешь? И не дожидаясь ответа, протянул руку и аккуратно взял ее за предплечье, втягивая в квартиру и следом в свои объятия, попутно закрывая дверь. Ее зимняя куртка неприятно обожгла холодком обнаженную кожу. Маленький ледяной нос отогревался под его ключицей, то и дело пошмыгивая. Не менее ледяные пальцы были плотно сжаты в кулаки и спрятаны в рукава, обнимающие спину Кирилла. — Братишка, не ругайся, пожалуйста, — жалобно проскулила она, поднимая полные грусти глаза на него, и в тусклом свете фонаря, подглядывающего из окна кухни и просачивающегося в коридор, он смог рассмотреть ее неестественно большие зрачки. — Что на этот раз? — только и смог произнести, старательно пытаясь убрать из голоса нотки раздражения. — Экстази, — вздохнула и пожала плечами, высвобождаясь из его рук и стягивая с себя куртку. Тихонько и виновато: — Не будешь ругаться? — Буду, — строго. Но тут же смягчил тон и даже выдавил улыбку, видя, как меняется ее лицо, приобретая еще более горькое выражение. — Но как-нибудь позже. Пойдем. Обнимая ее за плечо, чмокнул в макушку, как делал всегда, и повел в комнату. Она заулыбалась, прижимаясь к его худощавому боку. Сразу полегчало. Он рядом, а значит ничего не страшно. Да, накричит завтра и прочтет очередную лекцию о вреде наркотиков. Но сейчас, наученный горьким опытом прошлых раз, он знал, что пока она под эффектом, с ней нужно быть помягче и поласковее. Зайдя в комнату, она в привычном жесте скинула рюкзак на стул и с ногами влезла на широкий подоконник, пока он искал свои сигареты. Подошел к ней, открыл скрипнувшую форточку и, поежившись от залетевшего декабрьского воздуха, закурил, обхватывая себя руками. Она внимательно наблюдала за его движениями, ловя взглядом каждый взмах ресниц. Он казался ненастоящим. Казался античной статуей в холодном свете бледного фонаря. Хотелось дотронуться и проверить, не превратился ли он и вправду в камень. Пока она сидела, погруженная в свои мысли, Кирилл быстро докурил, выбросил бычок и поскорее закрыл форточку. Повернулся к ней, вздрогнув всем телом. Она улыбнулась, без слов все поняв, приподнялась на коленях, чтобы стать ростом повыше, чем он, вытянула руки, и парень с удовольствием оказался в ее объятиях. — Ты замерз, — констатировала она, крепче прижимая к себе, пальцами одной руки зарываясь в его короткие темные волосы на макушке. Другой растирая, пытаясь согреть, плечи, ощущая бегающие под ладонью мурашки. Довольно промурчал, обхватывая руками ее колени, и сильнее зарылся лицом в черную ткань ее безразмерной толстовки где-то в районе живота. Он любил, когда она игралась с его волосами, превращаясь в такие моменты в мурлычащего кота. А она обожала перебирать его мягкие пряди и смеялась каждый раз, когда он начинал мяукать, ровно как и сейчас. Но вдруг она замолчала, отстраняясь. Уселась на самый край подоконника, свешивая вниз ноги, по обе стороны от стоящего напротив парня. И начала, заглянув ему в глаза: — Мы с тобой относительно давно дружим, — он поднял взгляд к потолку, прикидывая и вспоминая, когда они познакомились, и согласно кивнул. — И я доверяю тебе полностью. Но есть один момент, о котором я не рассказывала никогда просто потому, что очень стеснялась, — замялась, поджав губы. Она была слишком серьезна. Он нахмурился и даже немного напрягся, ожидая сейчас услышать какую-нибудь страшную тайну. Хотел как-то пошутить, чтобы разрядить обстановку, но девушка продолжила: — В общем… Я завтра на свидание вроде как иду… — брови Кирилла взметнулись вверх, а на губах заиграла одобрительная улыбка. Она же смутилась и стукнула его по плечу. — Ну и я короче… — снова замолчала. Зажмурилась и следующее произнесла скороговоркой. — Я никогда раньше ни с кем не целовалась. Выдохнула и приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть реакцию друга, и наткнулась на удивление, смешанное с недоверием, запечатленное на его лице. — Что, прям никогда-никогда? — прищурился. — Тебе же девятнадцать лет… — В том-то и дело! — обреченно воскликнула она, перебивая. — Подожди, а как же тот парень? Как же его звали… Ну, с которым вы уединялись на хате у Лехи. — Мы не целовались, — отмахнулась. — По-настоящему в смысле. Он пару раз поцеловал меня в шею и начал лезть под юбку. И я отшила его… — парень усмехнулся, а она только более стыдливо опустила глаза. Ей казалось нелепым и постыдным то, что ей уже скоро двадцать, а у нее все еще не было даже такой безобидной близости с парнем, как поцелуй. Она не понимала, почему все ее подружки еще лет с пятнадцати познали прелесть этого занятия, и не только этого, а она, как белая ворона, шарахалась от каждого пацана. И с каждым годом это только усиливалось, потому что ей очень сильно верилось в то, что такие взрослые, но совсем неопытные девушки, никого не привлекают. И плотнее всего эта мысль засела в голове, когда сегодня ее пригласил погулять красавчик-танцор из ее универа. И она так сильно боялась облажаться. — Кирилл, ты мой лучший друг. И кроме тебя мне никто не поможет, — решительно выдала она, покончив с предисловиями, и прежде, чем он успел задать вопрос, она ответила, собрав волю в кулак: — Научи меня целоваться. — Что?! Я?! — опешил, выпучив глаза. — Пожалуйста! Мне правда больше не к кому обратиться с таким деликатным вопросом! К тому же, ты за свою жизнь сто-олько девчонок перецеловал! — умоляюще простонала она, уже готовая заплакать от отчаяния, если он откажет. Он ведь и представить себе не может сколько часов подряд она собиралась с мыслями и силами, чтобы сейчас это озвучить. Весь трип пропустила, придумывая речь, которая даже не до конца удалась, пораженная внезапным приглашением танцора и обескураженная осознанием своей неопытности. — Нет, нет, ты сейчас в таком состоянии, что лучше не надо. Натворим херни и будем потом жалеть об этом, — придавая голосу как можно более безобидный тон, замотал головой, на полшага отходя от расстроенной подруги. — Не будем! В смысле… не натворим! Один маленький поцелуй, прошу тебя! Он задумался, нервно кусая щеку изнутри и глядя куда-то сквозь свою маленькую подружку. Сейчас она казалась еще меньше, еще младше. Со сведенными домиком бровями и подрагивающей нижней губой. И новой информацией о ее биографии. В конце концов, она для него как сестра, он ведь не увлечется, сдержит себя в руках. А если сейчас не поможет ей, она расстроится еще сильнее, расплачется, и потом в неудавшемся свидании будет винить именно его. Поцеловать ее сейчас или потом выслушивать капризы и истерики?