×19×

5.9K 360 67
                                    

— Доброе утро, спящая красавица!

      Звон ключей и лязг ржавого замка секундами ранее вырвал из трясины неспокойного сна, а грубый мужской голос заставил встрепенуться и резко подняться с тонкой подстилки, лишь по нелепой случайности названной матрасом. Входящий в камеру неопрятный, сально ухмыляющийся Сынри — как нельзя более подходящее завершение этой бесконечной ночи. Ночи, наполненной липким, сводящим с ума страхом, кромешной тьмой и стылым холодом.   

    Бросаю быстрый взгляд на крошечное окно под самым потолком — пробивающиеся сквозь двойную решетку первые лучи рассвета ножом разрезают непроглядную темноту карцера. Протянувшиеся до противоположной стены золотистые солнечные нити подсвечивают выщербленные стыки кирпичной кладки и разъевшую стены серую плесень. А ведь еще несколько часов назад не верилось, что солнце снова когда-нибудь встанет…      

 Почти сутки, двадцать бесконечных часов я боролась с ночным холодом и собственными кошмарами, которые любезно выдавал зажатый тисками паники разум. На удивление, мне удалось не сойти с ума, но появившийся в дверях Сынри заставил бессильно заскрипеть зубами — похоже, кошмар и не думал заканчиваться, а лишь набирал обороты. Сжимаю кулаки, чувствуя, как в ладони впиваются острые края обломанных ногтей.

      Меня привели сюда, а точнее — принесли без сознания только вчера, но казалось, что прошел уже месяц. Время, проведенное здесь, напрочь отказывалось подчиняться законам физики: оно тянулось бесконечно, порождая все новые и новые страхи. Едва осознав, где нахожусь, я первым делом метнулась к облезлой железной двери, не имеющей с моей стороны дверной ручки. Мутное, годами не мытое стекло небольшого окна на ней было забрано решеткой. Я кричала что есть сил, до звона в ушах и боли в горле звала Чонгука, Тэхена, Сынри умоляла выпустить меня или отвести к остальным пассажирам. Куда угодно, лишь бы не находиться одной в сыром бетонном колодце глубоко под землей. Ломая ногти, царапала облупившуюся краску дверного косяка и, оглушенная собственным криком, с остервенением пинала наглухо запертую дверь.

      Разум отказывался принимать происходящее, и я как в тумане шарила руками по стенам. Ладони горели от многочисленных ссадин и порезов, бордовая кирпичная крошка намертво впиталась в кожу, но я отчаянно пыталась вырваться из этой клетки. Осознание того, что меня могли здесь нарочно оставить до конца жизни заставляло, подвывая от ужаса, хвататься за неровные выступы и пытаться дотянуться до находящегося на уровне нескольких метров от пола слухового окна. Но края кирпичей невесомой крошкой рассыпались в руках; онемевшие, изрезанные пальцы скользили, и я падала, обдирая колени и локти. Сквозь застилающие глаза слезы шарила взглядом по камере, но всю убогую обстановку карцера составляли лишь жалкая перегородка с санузлом и узкая нетесанная доска, висящая на вбитых в стену ржавых цепях. Лежащее на ней истрепанное старое одеяло и продавленный от времени матрас условно обозначали спальное место. Единственной полезной находкой оказалась небольшая бутылка воды, любезно кинутая рядом с моим находящимся в отключке телом.     

 В плену// LISKOOKМесто, где живут истории. Откройте их для себя