×21×

5.7K 341 4
                                    

POV Лиса

    Каждое утро я наблюдала, как первые лучи рассвета распарывали ночную тьму и окрашивали виднеющиеся вдалеке верхушки гор всеми оттенками оранжевого. Сквозь запотевшее от ночной прохлады стекло размытый пейзаж за окном выглядел мирно и безмятежно: солнечный свет пробивался сквозь темные тучи, превращая черную тайгу в сверкающее всеми оттенками зеленого море. Но, как только влажная от конденсата ладонь смахивала со стекла прохладные капли, суровая реальность принимала болезненно-реалистичные очертания — вместо нежно-пастельных оттенков природы глаза резал стальной блеск колючей проволоки и чернота рытвин изуродованной земли.      

 Весь последний месяц я каждый новый день встречала у окна в комнате Чонгука. Зябко куталась в теплый флис и, не отрывая взгляда, рассматривала тюремный двор — боялась пропустить момент появления пленников. Когда охранники матами и грубыми тычками выгоняли людей на улицу, облегченно вздыхала — все на месте, никто не остался в корпусе. Ведь не выход на работу мог означать лишь одно — человек был избит или слаб насколько, что не мог подняться. Понурые, изможденные люди привычно выстраивались в шеренгу, и, что самое удивительное, всегда в одном и том же порядке. Пленники подсознательно пытались хоть как-то упорядочить свою жизнь, привнести в нее крохи стабильности и призрачной прочности. Две девушки, за ними — еще две. Следом —   Кун и пилот Бэкхен. Далее шеренгу пассажиров обычно разбавляли парни-мексиканцы, но замыкали ее всегда хмурый Чимин и сильно хромающий Лукас Мужественные и решительные, эти двое зорко наблюдали за идущими впереди товарищами по несчастью, готовые в любой момент поддержать падающих от слабости людей и принять на себя нередкие удары прикладами.

      Неровная колонна скрывалась за лесом, а взгляд еще долго продолжал скользить по бескрайней тайге, пока за спиной не раздавался хрипловатый со сна голос Чонгука:

      — Иди сюда!  

     И я шла. Ярость давно утихла, злость исчезла, а чувство справедливости испуганно затаилось за невидимой стеной, которой постаралось закрыться измученное сознание. Все это заменилось глухим равнодушием, лишь изредка разбавляемым холодком страха. Все чаще я говорила, да и думала о себе в прошедшем времени; все реже мысль об окончании сезона заставляла сердце испуганно выпрыгивать из груди. Невозможно бояться постоянно — рано или поздно даже самые сильные эмоции притупляются. Тоска, оглушающая скука и давящее грудь ощущение безнадежности стали моими верными спутниками. И чем сильнее они давили, тем больше я нуждалась в Чонгуке. Этот чудовищный мир планомерно искажал восприятие, формируя уродливые по своей сути привязанности. Я ничего не могла с собой поделать — мир сузился до размеров его комнаты, и, целый день изнывая от скуки, я была искренне рада видеть приходящего вечером Чонгука. Да и сам он стал чуточку мягче, расслабленнее и, что самое главное, почти перестал страдать от своих необъяснимых страшных приступов. После той ночи с разбитым стаканом воспоминания больше не уносили его сознание в объятый войной Ирак. И я, само собой, старалась больше стаканами не раскидываться.    

 В плену// LISKOOKМесто, где живут истории. Откройте их для себя