Подарок на День Рождения

На руинах эпохи

Он стоял к ним спиной, подняв голову к небу, и дышал глубоко, рвано, надрывно. Дышал, и будто не мог надышаться. Наруто видел на обнаженной спине выпирающие позвонки, они словно змея изогнулась, почти в ровную линию, напряженную — к броску. Видел он и выпирающие лопатки, острые, будто крылья птенца, готовившегося их расправить, чтобы взлететь. Спину Нагато испещряли шрамы: маленькие, совсем белесые, и большие, свежие, с застывшей коркой на них. И это не было чем-то удивительным. Странно было бы, если на его теле таких отметин не было бы. Они ведь шиноби, те, кто всю свою жизнь сражается за свою страну, за своих друзей, за свои мечты и надежды... Но все это летит к чертям, когда появляются такие люди, как этот Мадара. Они лишь разрушают, лишь причиняют боль. Они лишь предают тех, кто верил им. Как Нагато, например. Наруто попытался отыскать взглядом Саске. Тот стоял близко, но чуть позади, и так же смотрел на неожиданного союзника, будто видел его впервые. О чем думал последний Учиха? Наруто не знал. Взгляд у Саске был уставший. Такой взгляд бывает лишь у человека, который рвал собственную душу, вырвал сердце из груди, отбросив в сторону, чтобы то не мешало во время битвы. А вот теперь сердце вновь на своем прежнем месте и напряжение медленно отпускает. Наруто знал, что Саске не использовал и половины своего истинного потенциала, но еще он знал, что прийти сюда для него было большой победой над собой. Он спас его. Несмотря на то, что Наруто в открытую говорил, что готов убить бывшего товарища, если тот посмеет сунуться к Итачи. Но, какая уже разница? Итачи больше нет. Нет и деревни. Нет и сил и желания бороться. Да и не за что. Есть лишь руины, которые уже невозможно поднять. Пусть останется все так. Потому что все это — это его жизнь, и она была прекрасной, несмотря на боль, не смотря на трудности и все испытания, свалившиеся на его долю. Моменты счастья стоили всех потерь и лишений. Стоили каждого глотка отчаяния. Но вот Нагато шевельнулся, медленно повернувшись в их сторону. Саске отреагировал первым, выставив перед собой меч Кусанаги, и встав в боевую стойку, был готов отразить атаку противника. Но Нагато смотрел на них немного удивленно, будто не понимал, что они делают здесь, будто он забыл, какие события предшествовали перед этим. А потом он вспомнил, и взгляд стал хмурым, тонкие брови сошлись на переносице и на мгновение он опустил взгляд в землю, чтобы потом вновь устремить его только на одного джинчуурики в немом ожидании чего-то. — Ты Демон? Хриплый низкий голос резанул тишину, ворвался в голову, заставляя поежиться, вынуждая очнуться. Наруто поднял голову, без страха смотря в эти страшные глаза хозяина ринненгана. — Я — Узумаки Наруто, — решительно ответил он, сжав разбитые кулаки. Кожа на них натянулась от запекшейся крови: чьей — не важно. Неприятные ощущения давно стали привычными, давно стали чем-то обыденным в его жизни и уже почти не вызывали дискомфорта. Да и не та эта ситуация, чтобы обращать на такие мелочи внимания. Этот человек, стоящий перед ним — марионетка. Тот, кто слепо верил чужим идеалам, следовал им, надеясь создать лучший мир, без боли и без страха. Похвальная мечта, но не достижимая. Миру не бывать, а ненависть не уйдет из людских сердец, пока существуют трусость и зависть. И не вина шиноби в том, что они являлись несчастными обладателями подобных качеств. Отнюдь нет. Им приходилось перебарывать это в неравной борьбе с собственной душой. Но побеждали, иначе не выжить, иначе сдохнешь на первом задании, глупо подставившись, решив доказать собственную уникальность перед более талантливым товарищем. Но миром правили дайме, миром правили богачи, те, кто погряз в пороках, а источником всех их проблем было безделье. Те, кто не считал нужным сражаться даже с собой. Получать от жизни все и развлекаться за счет других — вот их сущность, вот, кто они, властители этого мира. Жалкие, прогнившие людишки... Но и он, Наруто, был марионеткой. Всю свою жизнь, он слепо верил, что должен убивать Акацуки, не разобравшись, не спросив. Он уже понял, что тот тайник в его доме сделал отнюдь не Итачи. Будь на то воля мастера иллюзий, он бы стер Наруто память, дав ему шанс стать тем, кем он должен бы был стать. Да вот только Итачи не смог. Побоялся потерять то единственное хорошее, что было в его жизни. А потом время было упущено и назад уже ничего нельзя было вернуть. Оставалось только расплачиваться за собственное малодушие, а ценой стали жизни множества людей. Наруто сделал шаг вперед, видя, что Нагато хочет что-то сказать. И он прекрасно знал, что это будет: упрек, выражение ненависти за смерть его возлюбленного Ангела. И он имел на это право. Вот только Наруто все понимал и без этих слов. И хуже ненависти, что он испытывал к себе сейчас, уже просто не существовало. Он подошел совсем близко, остановившись на расстояние вытянутой руки, если хозяин ринненгана решит вскинуть руку и оборвать его жизнь, что ж... пусть будет так. В конце концов, он же шиноби, и умереть должен соответствующе — от рук врага. Но... Не заслужил он подобной чести. Жалкий, отвратительный кусок дерьма. — Прости меня. — Сказал Наруто четко и твердо, глядя врагу прямо в глаза. Костяшки его пальцев уже давно онемели от зудящей боли, губы давно были искусаны в кровь, но Наруто все равно упрямо поджал их, более ничем не выдавая своего волнения. А Нагато вздрогнул, будто ему дали пощечину. Складка на его лбу разгладилась, а черный зрачок слегка расширился, так, что первое фиолетовое кольцо стало казаться уже. И... он поймал ртом воздух, не зная, что сказать. Он ждал всего от ненавистного Демона, но раскаяния.... Но, как оказалась его доля вины в этой истории была не так велика, как думалось вначале. В конце концов, виноват ли кунай, что убивает человека, мгновением ранее брошенным хозяином в сердце неприятеля? Но Наруто был не кунаем. Он был человеком, вполне взрослым, вполне способным отдавать себе отчет в собственных поступках. Но он не виноват, что его дезинформировали. В конце концов, он лишь защищал то, что было ему дорого. Точно так же поступил бы и сам Нагато. А потому он дал ему возможность сказать что-то перед смертью.... Вот только ждал он не этого. — Я не знал, кого убиваю и в чем была их вина. Я думал, что поступаю правильно. Все, что я хотел — спасти его, защитить. Я хотел быть ему нужным. Он не оправдывался. Нет, только не перед ним. Он просто должен был сказать это. Сказать именно Нагато, потому что Наруто единственный понимал его боль. У них был один учитель, похожая судьба, но разные дороги. В отличие от него, Нагато всегда стремился к свету, погрязнув во тьме. Не отчаиваясь, заручившись поддержкой дорогого друга, он строил этот мир, он хотел сделать его лучше. Наруто же не хотел благ миру, он хотел их лишь для одного человека, тому, кто и был для него целым миром. Но вот его мир рухнул, не оставив ничего, даже пустоты вместо себя. И глаза будто открылись, он взглянул на свое прошлое, на привычное совершенно под другим углом. Вместо того, чтобы убивать, он мог разобраться в причинах той резни в квартале Учих, мог поговорить с Саске, убедить его, что желает справедливости точно так же, как и он. Вместе, они бы докопались до правды. Вместе, они смогли бы вытащить Итачи из плена собственного долга. И наказать тех, кто действительно был виновен в их бедах. Но Наруто не сделал ничего. Вместо того, чтобы усмирять собственных демонов, он решил найти в них союзников. И это ничего не принесло. И как итог он все равно не смог спасти Итачи. Учиха Итачи умер за него, защищая от возмездия его собственных ошибок. И одна только мысль, что это он повинен в смерти Итачи, убивала джинчуурики. — Ты ненавидишь меня и имеешь на это полное право, — продолжал Наруто, — я отнял у тебя слишком много. Но... я смог обуздать свою ненависть. Она прошла с его смертью. А боль, что пришла на ее место... я переживу. Он усмехнулся, прикрывая глаза. — У меня больше нет ничего. Даже правды, в которую я верил. У меня все отняли. Нет, я не Демон. Больше не Демон. Я — Узумаки Наруто, и это все, что у меня осталось. Он больше не смотрел на врага, он сказал все, что хотел. Это был монолог, один из тех, что вырываются против воли от переизбытка чувств, когда просто необходимо это выплеснуть из себя, когда совершенно невозможно сдерживать эмоции внутри, а на деле совершенно все равно, кто может стать невольным свидетелем. Все это неважно. Он уже стоял у черты и подвел свой итог. Саске дернулся, когда увидел, как Нагато медленно поднимает руки, складывая пальцы в печати. Он, было, бросился вперед, но его, вместе с Наруто вдруг отшвырнуло назад одной из техник ринненгана. Они оба вскочили с земли, скорее на одних рефлексах приняв боевые стойки, хотя Саске увидел, как в последний момент, Узумаки, этот идиот, опустил руки, выпрямляясь, и с отстраненным интересом наблюдал за противником. — Ты не поборешь эту ненависть, Узумаки Наруто, — прогремел низкий голос. Казалось, он заполнил собой все пространство небольшой поляны, наполнил сознание, что даже если зажать ладонями уши, все равно не спрятаться от этого голоса и холодного взгляда этих страшных глаз. — Пока в мире есть такие кукловоды, как Мадара, как Коноха, как Амэ... будет ненависть, будет боль и будут войны. У нас был один учитель, а потому только ты сможешь понять меня. Я убил твою душу, ты убил мою. На этом я считаю, пора поставить точку. Говоришь, что поборол ненависть в себе? Что ж... я принимаю это. И верю, что однажды ты сможешь победить и ненависть этого мира. Я буду присматривать за тобой. Его волосы стремительно становились серебристо-белыми, кожа серела, морщилась, висела дряблая, как у старика, а голос становился все слабее. Вокруг Нагато загорелось зеленое пламя, а потом и маленькие огоньки по всей поляне, а затем они взмыли вверх и унеслись куда-то прочь. Тело последнего Акацуки рухнуло наземь, словно мешок, и более не подавало признаков жизни. Устал ли Нагато? Разочаровался ли в жизни? Как знать. Ненавистный враг раскаялся, принял свою судьбу и готов был принять и расплату от его руки. Враг уже был побежден, и не в правилах таких шиноби, как Нагато, было добивать противника, что сам был готов себя изничтожить. А Наруто медленно сгорал под гнетом собственной совести, под глухими ударами боли, что сдавила в тисках сердце. А, может, Нагато просто был уверен, что Узумаки пойдет и убьет себя после этого сражения? Так или иначе, хозяин ринненгана уже не ответит на эти вопросы. Его тело лежало на земле, худое, израненное. Наруто сделал неуверенный шаг, потом еще, а потом быстро подбежал к Нагато, переворачивая на спину. Глаза его были закрыты, выражение лица было на удивление спокойным, лишь тонкие бескровные губы были чуть напряжены. Наруто сидел рядом с ним на корточках, вглядываясь в лицо бывшего врага. И... внутри было сожаление. Зачем он умер? Он мог бы изменить этот мир, мог бы своей силой положить конец Мадаре, прекратить войну еще до ее объявления. Но предпочел уйти, оставив этот мир ему, шиноби, что смог побороть в себе ненависть. Вот только знал ли он, что эта жизнь более не представляла для него смысла? Наруто сделал все, и больше он ни к чему не стремился. Он не сразу понял, что его кто-то настойчиво тянет назад за плечи, не понял он и того, когда вдруг очутился на ногах примерно в пяти метрах от тела, и как Саске хлопочет у тела Нагато. Что он делает? Забирает себе глаза? Пусть. Пусть делает что угодно. Ринненган мощная сила, опасная, и пусть уж лучше она будет в руках Саске, чем достанется Мадаре. А потом друг отходит к нему, складывает печати, выдыхая тонкую струю огня. Пламя хватает своими лапами мертвое тело, обнимает, лижет, пожирает. Черный дым поднимается в голубое небо, унося воспоминания о человеке по имени Нагато из этого мира. А в воздухе витает отвратительный запах. К такому не привыкнуть никогда. И никогда не смириться, что каждый раз смерть предстает перед глазами, но всегда обходит стороной. Ведь на его месте мог бы быть и Наруто. А чтобы сделал бы тогда Саске? Тоже бы сжег его тело или удостоил чести похоронить его под каким-нибудь раскидистым деревом? Он поворачивает голову, смотрит на вновь отчужденную застывшую маску. В темных глазах он видит отражение пляшущих оранжевых языков, и ему кажется, что Саске действительно стал сильным. Как и хотел Итачи, его брат стал настоящим шиноби, следующий по своему пути, идущий к цели, отбросив сомнения, зажав собственную боль в кулак, и каждый день, сражаясь с этим чертовым миром. — Саске, — выдохнул Наруто, и не узнал собственный голос. — Ты — кретин. — Не поворачиваясь к нему, заключил Учиха. — Кретин, каких поискать. Даже не думай подыхать, понял? Он разворачивается к нему всем корпусом, предупреждающе смотрит в глаза. — Я сам хочу тебя прикончить. И он разворачивается, идя к деревьям, и на ходу убирает Кусанаги в ножны за спиной. — К тому же, — останавливается он, бросая через плечо, — ты обещал показать мне то место. Не вздумай подыхать раньше. Я тебя с того света достану. Клянусь. И Саске быстро вскакивает на ветку и в следующую секунду скрывается в густой листве. Ему здесь больше нечего делать. Все закончилось. Наруто смотрит ему вслед, а потом хрипло смеется, не обращая внимания на боль, что резанула где-то в районе живота, и на окрашивающуюся в темный ткань его куртки. Не чувствует, как падает на колени, а смех становится истерическим, смешивающийся со злыми слезами. Где-то в стороне догорает костер, оставляя на земле выжженный черный след. И все, что остается Наруто это смеяться, потому что теперь больше не к чему возвращаться. Но он вскидывает голову. Слезы катятся по грязным щекам, скатываясь к ушам, неприятно холодя разгоряченную кожу. Наруто смотрит на редкие перистые облака, вдыхает запах смешанного леса. До слуха доносится щебетание птиц. Все успокоилось, понимает он. Все закончилось. Коноха вышла победителем в этой войне с Акацуки. Впереди предстоит новая, более страшная, более масштабная. Возможно, погибнут так много тех, кого Наруто знал, любил и уважал. Возможно, после этой войны уже не останется ничего прежнего, а, может, мир уничтожит сам себя? Но, если же он все же выиграет, он восстанет из руин, построит из пепла новый, более прекрасный, более чудесный. Наруто в этом не сомневался. Вот только ему в этом мире уже нечего было делать. Для него тоже все закончилось. Он с трудом поднялся, зажимая рану на животе. Перед глазами плясали разноцветные круги. Каждая рана саднила, каждый синяк отдавался пульсирующей болью. Он плохо видел от одуряющей боли, шел медленно, пошатываясь, тихо ругаясь, сквозь сжатые зубы, тем самым пытаясь сосредоточиться. Наруто не знал, зачем хочет вернуться в Коноху. Просто там его дом, там он родился, там нашел друзей, нашел поддержку и опору. Хоть и не сразу, хоть с боем, пройдя через все тернии, но он доказал, что он — человек. Не оружие, не бездушная машина для убийства. Он — Узумаки Наруто, шиноби страны Огня. И он выполнил свой долг.

Дома скучно! Но надо сидеть