Белый свет залил комнату. На полу — потухшие свечи, разорванное кимоно и заляпанный каплями крови и спермы шелк. Шуга стонет сквозь зубы, жмурясь от яркого солнечного света, и, прикрыв глаза ладонью, переворачивается на спину. Тело саднит и ломит.
Кисэн ведет прохладной ладонью по своей груди и животу, вспоминая грубые ласки и крепкие пальцы на своих бедрах, а кожа отзывается, покалывает под пальцами. Щеки заливаются румянцем, когда сознание заполняется воспоминаниями прошлой ночи. Шуга приподнимается на локтях, едва сдерживая удивленный вздох, наткнувшись взглядом на иссиня-фиолетовые россыпи на своем теле. Внутренности наполняются обжигающей злостью на самого себя.
Думать о том, что понравилось — мерзко. Шуга еще больше чувствует себя шлюхой, понимая, что вовсе не играл, не выдавливал из себя фальшивые эмоции, а отдался своей проклятой сущности, что, поджав хвост, почуяла альфу. Кисэн рывком поднимается с прохладной постели и стонет, когда тело прошивает порция боли. Ему хочется разбить голову о ближайшую стену от фантомов его собственных криков о большем, когда альфа, чьего имени он даже не знал, в третий раз за ночь натягивал его на свой член.
Шуга до скрипа сжимает зубы, игнорируя ноющую боль, и поднимается с футона, натягивая на голое исполосованное тело порванное кимоно. Прозрачные шторы слабо колышутся от ветра, задевающего персиковые взлохмаченные волосы. Он на цыпочках крадется мимо спален, удивляясь, почему сегодня настолько тихо, и Джин-хен не капает на нервы, призывая всех покинуть постель. Дверь в ванную комнату открывается с оглушающим в утренней тишине скрипом, и шугино сердце ухает куда-то в пятки, заставляя тенью проскользнуть в комнату, захлопнув за собой дверь.
Собственный взгляд в отражении зеркала кажется каким-то диким. Шуга приглаживает непослушные вихри, а после скидывает на пол кимоно, так и не сдвинувшись с места. На его бледной коже нет места, которое бы этот альфа не пометил. Ключицы и шея покрыты красными засосами, на бедрах — синяки от крепких мозолистых пальцев, а на внутренней стороне бедра синие окружности зубов. На впалом животе засохли капли спермы, по щеке размазана кровь. Его кровь из прокушенной алой губы.
Грудь пронзила ярость, которую серной кислотой хотелось вылить на чужака, что вторгся не только в его мир, спрятанный от чужих глаз, но и в его тело. Оставлять свои следы на кисэн запрещено правилами журавлей, которые никто доселе не нарушал, но появился этот чертов альфа, и все полетело к чертям. Шуга с отвращением смотрит в свои заполненные яростью глаза, а после долго трет покрасневшую кожу намыленной мочалкой, желая стереть с себя его следы, что как клеймо.
