рискнёшь, моя дорогая девочка? {ЗАКОНЧЕН}

62 глава

POV Пэйтон.

Сейчас её уже нет рядом со мной. Не буду врать, чтобы добавить этим словам флер трагичности, она не умерла, мы просто расстались, даже почти друзьями.

И я начал смотреть на всё, что было с нами, со стороны. Людям в целом свойственно взвешивать и обдумывать события уже после совершенного, все мы сильны задним умом, но катастрофически наивны в настоящем времени.

И сейчас я понимаю то, чего не понимал тогда. Она была актрисой? Она так часто менялась? Нет, нет, нет, менялась не она, менялся я.

И тогда, в колледже, это именно мне поперёк горла встало серое небо, а она просто смотрела наверх и ловила губами пронизывающий ветер, и тогда, во время ссоры, именно я увидел в ней то, что заставило меня изменить своё отношение... к ней.

И именно то, что происходило во мне — определяло какой она будет сегодня, какой я, в своём эгоизме, увижу её.

Определяло даже то, когда она наконец-таки станет моей.

/////

— Иди ка сюда, куколка. — я притянул к себе Кимберли прямо за волосы, словив одними губами ее возмущенный стон из мира чего-то животного. — Ты воняешь дешёвыми духами, девочка. А я ненавижу дешёвых баб.

— Замолчи, Мур...

— Тшшш. — заткнул я ее ладонью, не допуская кислород в ее лёгкие. — Меньше слов, малыша, ближе к делу. Согласна?

Не дождавшись ответа, я вцепился в ее губы звериной хваткой, напрочь прокусывая нижнюю губу до такой степени, что Кимберли вновь издает протяжный стон, и мне опять приходится затыкать ее настойчивым движением пальцев между строиных ног.

— Я кончу в тебя, ты не против? — оторвавшись, хрипло прошептал я ей на ухо и мгновенно прильнул острыми резцами к мягкой мочке уха.

— Животное. — выдыхает через силу она, но держит меня за пояс слишком уверенно.

— Я бы сказал... — слишком смело для обычной шлюхи.

— Я не принимаю таблетки, Мурмайер. — чуть ли не плача прошептала она осипшим тоном и выдохнула спертый воздух сухими губами. — Я не принимаю ничего, можешь ты понять или нет, ты подумал, что будет с нами, если мы...

— Пожалуйста, не говори так быстро, а то я не успеваю класть хуи на всё это. — лениво проговорил я, и на минуту заткнулся.

Посмотрел в ее пустые глаза и вновь не почувствовал внутри себя ничего, кроме отвращения.

— Кто сказал, что меня волнует это, Кимберли? Малышка, ты не понимаешь, кто находится рядом с тобой? — с насмешкой спросил я и мгновенно согнул ее пополам, по прежнему намотав ее длинные волосы на ладонь. — Может быть, хочешь испробовать так сказать... тропический нектарчик, деточка?

У меня не хватает смелости ударить девушку, поэтому я без лишних слов подтолкнулся к ней ближе, заставляя гребаную идиотку опробовать меня на вкус.

Мне никогда больше не ощутить той дрожи, вызванной полнокровным течением жизни по венам. Мне никогда больше не попробовать самому мою девушку. Секс с ней был моей скрытой фантазией. Я хотел ее в любое время дня и ночи, я готов был целовать ямочки внизу ее поясницы каждую секунду, вдыхать запах ее молочной кожи и кусать ее за притягательные складочки между лопаток.

Я хотел ее.
Я хотел быть для нее кем-то особенным.
Ей.

Посвящать ей каждое слово и каждый свой последующий вздох.

Я опускал голову на ее подушку и обхватывал стройное тело своими руками, не желая отпускать ее ни на какое мгновение, даже на самое быстротечное.

Я дышал ею, и это, черт возьми, было единственным, что успокаивало меня. Это было чем-то сказочным и нереальным, иногда мне даже казалось, что она просто возьмёт и исчезнет из моих рук.

Она появилась в моей жизни слишком непредсказуемо. Словно на цыпочках, будто боясь помешать мне вздохнуть в очередной раз.

Она знала каждую дорожку, ведущую к моему гребаному сердцу, и она залезала мне под кожу, пробираясь ко мне в самую душу. Она щекотала мое сердце и играла с ним, как умела.

А я просто наслаждался. Просто брал и наслаждался.

И пусть внутри меня все разрывалось ярким пламенем, пусть все рвало и метало, пусть я не чувствовал движения в венах и на минуты забывал, что такое быть человеком. Но я жил этим.

Я терялся в этом.

В ней я терялся сам. Не думая, не размышляя просто терялся, я был счастлив быть потерянным в ней, и только в ней.

Сейчас ее нет. И теперь я потерялся окончательно.

— Ну заканчивай уже. — пробубнил я окаменевшим языком, и резко поднял девушку за волосы, мгновенно всматриваясь в ее глаза.

На ее губах ещё красовались прозрачные капельки моего вкуса, а на выпирающих скулах по прежнему переливались крупные капли слез.

— Я не кончу в тебя, Кимберли. — с наигранной жалостью процедил я и тут же застегнул ширинку, отпустив волосы девушки со своей руки. — Я даже не начну наслаждаться тобой. Спасибо за минет, отстойней этого я ничего не чувствовал.

Как всегда не дождавшись ответа, я вылетел прочь из этой гребной уборной и напрямик направился к барной стойке, около которой уже вовсю тусовался Джош.

— Ты не выглядишь таким, точно тебе дали жару. — подстебнулся надо мной Ричардс и протянул мне маленький свёрток с травкой. — Может это тебя порадует?

Усмехнувшись, я выхватил из егорук свернутую купюру и мгновенно затянулся, закатив глаза к потолку.

И только находясь в состоянии идиотского опьянения травкой, я мог прикоснуться к ней. Я мог ощущать ее рядом и мне даже не становилось плохо от этого рядом с ней я вспоминал, что такое бабочки и как они пробираются в мой желудок.

— Что за херня, Джош, слишком крепко. — прокашлявшись, обращаюсь я к своему приятелю, и буквально валюсь с ног, если бы не он сам, крепко держащий меня под руку, не позволяя свалиться на пол.

— Спокойно, Мурмайер. Просто Ник решил поприкалываться. — смеётся Джош, а в моей голове его смех отдается каким-то ебаным эхом.

— Мошки, опять мошки. — хрипло начинаю паниковать я и размахиваю руками во все стороны. — Ебаный клуб, где их директор, я вынесу ему все зубы с этими чертовыми мошками.

— Пойдём умоемся, Пэйтон, пойдём. — и он буквально несёт меня на руках, а я еле переставляю ноги, начиная смеяться во весь голос и мысленно осознавая, что никаких мошек тут и в помине нет это ведь настоящие мухи!

Тебе должно быть стыдно за меня, Эмили.

Я веду себя как полный придурок, я тону в дыму, ища в нем выход.

Покажи мне тот самый выход, девочка.

Не дай мне затонуть в нем до последнего.

— Вот так, Пэйтон, все в порядке, только не бойся. — приговаривает мне на ухо Джош и осторожно вытирает мое лицо своей ладонью. — Не бойся, парень, я с тобой.

Вместо умывальника я обнимаю этот затхлый унитаз в подсобке клуба, очищая свой желудок до такой степени, что по его стенкам уже начинают ползти какие-то жучки, и внутри все щекочет щекочет, да так сильно. Хочется рассмеяться, а вместо смеха получается лишь пронзительный хрип.

Все переламывается внутри, как будто ломится забетонированный участок.

Все скребет и выворачивает.

А на самом деле, выворачивает лишь только меня.

— Ты весь горишь. — замечает Джош, помогая мне встать с колен. — Поехали домой, приятель, я отвезу тебя.

Разум затуманен. Либо все в округе пронизано дымом, либо в моей голове сплошной сумасброд.

Я не знаю, как я попадаю к машину и даже более того, оказываюсь пристегнутым к переднему сидению.

— Включи мою флешку, друг, хочется музыки. — еле передвигаю языком я и тут же опускаю голову на ледяное окно, выдыхая воздух губами.

— Мать твою, Мурмайер, что это дерьмо делает на твоей флешке?! — возмущенно вопит Джош. — Ты когда-нибудь слушал такую херню?

— Закрой свой рот, Джош.

— Пэйтон, это просто абс...

— Это любимая песня Миллер, поэтому просто замолчи.

И он замолкает.

Я никогда не позволял ему говорить тогда, когда внутренний голос практически умоляет все вокруг замолчать.

Потому что говорит или поет то, что напоминало мне о ней.

— Холодно на улице. — все-таки начинает свой томный разговор Джош и резко заворачивает направо.

— Я влюблен в нее. — тихо сказал я, продолжая давить в себе смертельное чувство желания выпрыгнуть к чертям из машины и свалить к ней.

— Декабрь. — чуть помолчав, отвечает Ричардс, кивая головой под ритм музыки.

— Я влюблен в нее. — говорю я опять и опускаю уголки глаз вниз. — Я влюблен в нее, Джош, но я знаю, что любовь это мой крик в пустоту. Я не нужен ей ни со своей любовью, ни без нее.

Моя голова крутится от такой музыки и меня окончательно срывает с тормозов.

Все вокруг кажется таким волшебным, что если вы не в сознании, явно можно представить, что все это просто сон. Глупый сон, которому ни за что не суждено сбыться.

— Придёт день, когда все мои чувства обратятся в пыль, а солнце поглотит мою единственную надежду, которая есть у меня. А я по прежнему влюблен в нее, Джош. Я влюблен в нее без остатка. И я не знаю, что с этим делать.

Джош тяжело вздыхает. Мне становится невыносимо жаль его, потому что он слушает мои мысли, которые кажутся для него сопливым бредом, и я просто уверен в этом.

У него своя жизнь.
У него есть Рикка.
У меня же нет никого.

— Декабрь. — наконец, говорит Джош и делает погромче.

Я чувствовал себя так, точно внутри меня поднималась буря, точно я тонул в этой странной, но болезненной радости, которая смешивалось с одиночеством.

Был декабрь.

И и ничего не мог сказать ему в ответ.

И я не сказал ничего. Я просто отвернулся к окну и вновь прислонил голову к стеклу до тех самых пор, пока мы не очутились около моего дома.

— Тебя проводить? — своеобразно заботливо спрашивает Джош и хлопает меня по плечу так, как будто и не собирается отпускать меня одного.

Я выползаю из его машины, благодарю за все хорошее, и нехорошее тоже, потихоньку плетусь до крыльца, вламываюсь в дом, что-то с грохотом валится на пол, совершенно наплевательски отношусь к этому, сдергиваю с себя шапку, снимаю ботинки и нос к носу сталкиваюсь с сестрой.

— Фейт? — полушепотом произнес я совершенно протрезвевшим тоном. — Почему ты не спишь?

— Живот болит, Пэйтон. — проговорила она и схватилась одной рукой за живот.

Внутри меня точно лезвием полоснули. Что-то странное затряслось во мне, то ли ответственность всполыхнула, то ли я просто испугался за нее так, как не пугался никогда за самого себя.

— Поехали в больницу, Фейт. — начинаю говорить я ей на ухо, обнимая сестру так крепко, насколько хватало моих сил.

— Нет, пожалуйста, нет. — шепотом произносит она и преподносит указательный палец к своему рту. — Скоро пройдёт.

— Фейт. — настойчиво требую я. — Я не врач и я понятия не имею, что с тобой делать.

— Иди спать, заботливый. — шутливо отзывается она и корчит забавную рожицу. — Я позову тебя, если понадобится. Спасибо за заботу, Пэйтон. Спасибо.

В ледяной постели каждая мысль напрашивается на то, чтобы ее профильтровали. Я не могу фильтровать свои мысли, Миллер, пока в них ты. Боюсь упустить хоть одну частичку.

Я забываю, что значит любить тебя. И можно ли вообще любить?
Такую тебя.

Другую.

Не как все?

Я учусь. Каждый учится любить. И я учусь на тебе.

Любовь, ненависть все скопилось в одном. И ты, только ты можешь жить в двойном обличье одной рукой ласкать, а другой наносить раны.

Я люблю все твои ранки. Я буду специально сыпать на них соль, чтобы медленнее заживали. Чтобы они болели. Чтобы ты болела во мне.

Не думай, что я забываю.

Такую как ты не забудешь.

Точнее, я хочу сказать,что мое сердце не разобьется. Всю жизнь я мечтал о том, чтобы кто-нибудь разбил мне сердце. А теперь я боюсь, что разбивать, собственно, нечего.

Каждую ночь я закрываю глаза, Эмили, и возвращаюсь к поискам тебя.

И сегодня я тоже надеюсь, что мне повезет.