All we need is...

История 3. Отношения с реальными людьми? Пф!

Аглая Македониани даже и подумать не могла, что ее согласие взять на летние месяцы стажера, обернется ее личной трагедией. Поначалу эта идея показалась до возмущения смешной, но директор настоял, что помощник нужен. Слишком большая нагрузка, говорил он, ляжет на твои плечи в летние месяцы. Ты ценный сотрудник, госпожа Македониани, поэтому потерпи. Да и скучно же одной. После этого он похлопал ободряюще ее по плечу, не обращая внимание на кислое выражение лица куратора, и ушел.

Помощник, ха! Одного такого помощничка она изживала год, и вот когда этот оболтус наконец сбежал из музея, директор снова захотел ей кого-то подсунуть. И нашел так быстро, что она опомнится не успела. Через два дня на пороге ее кабинета стояла девушка в очень нелепой одежде: ну кто, скажите, пожалуйста, надевает красную юбку, а поверх нее еще какие-то цветастые тряпки, а потом комбинирует это с салатовым топиком? Интересно, если в голове у нее перья, говорит ли это, что мозгов у нее также мало, как у любой курицы?

Девушку звали Фицджеральд (бедный ребенок, родители тебя совсем не пожалели) Фасулаки. Она только закончила школу и должна была поступить в Ланкшир, в университет Ланкастера. Аглая невзначай подметила, что говорила девушка сдержанно, каждую фразу приходилось выпытывать, словно, на самом деле, ей и не хочется вовсе тут работать. Об этом Аглая ее напрямую и спросила. Фицджеральд вздохнула и посмотрела в сторону.

- Стажировка - это блажь матери.

- В каком смысле?

- Она решила меня проучить. Показать, какое будущее меня ждет, если я пойду по пути художника. Думает, я вернусь через месяц и буду благодарить ее. Еще и на экономический поступлю.

Аглая почувствовала себя оскорбленной, но сказала другое:

- Твоя мать хочет лучшего для тебя.

Фицджеральд посмотрела на нее с плохо скрываемой насмешкой, но ничего не ответила. Только сердце у Аглаи екнуло, несколько дней после она гадала, почему так вышло?

Больше всего на свете Македониани терпеть не могла школьников и студентов. Они всегда сновали по гробницам, делали фотографии, невзирая на все запрещающие знаки, говорили громко и так противно смеялись. Пустыми глазами смотрели на совершенные произведения, пришедшие к человеку сквозь тысячелетия. Сама же она никогда не была такой. С ранних лет ее душа трепетала от прикосновения к вечному. Она часами сидела над книгами и на все уговоры матери выйти погулять, найти себе друзей, отвечала неизменным "нет". Учителя частенько теряли ее в музеях, а однажды в старших классах она была проездом в Париже и зашла в музей Орсе, где увидела творчество Луи-Эрнест Барриа. Одна из скульптур изображала женщину, снимающую вуаль, обнажая свое лицо и грудь. Она олицетворяла Природу. Все последующие дни она приходила туда, сама не зная почему, но каждый раз ноги заводили ее в тот зал. Эти нежные губы, открытая поза, мягкая грудь, струящаяся ткань платья. Тогда она убедилась, что люди никогда не заинтересуют ее так, как то, что они творят своими руками. Бог дал человечеству талант и, по мнению Аглаи, это единственное оправдание бессмысленного жужжащего роя.