рискнёшь, моя дорогая девочка? {ЗАКОНЧЕН}

78 глава

— Пэйтон. — прошептала я в снежную тишину. — Ты не понял. Ты, черт тебя возьми, ничего не понял.

Пэйтон стоял, усмехаясь в эту дурацкую пустоту, и продолжая стоять на том месте, которое совершенно не нравилось мне и не нравилось просто потому, что оно было слишком далеко.

А я с самого начала не любила, когда этот человек был далеко.
Далеко от меня.

— Я хочу развернуться и уйти. — самым спокойным на свете голосом произнес Пэйтон, за что мне тут же захотелось съездить ему пощечину с самого неспокойного размаха. — А потом развернуться, подойти к тебе максимально близко. Слышишь меня, Эмили? Максимально. И в тысячный раз сказать тебе, что я, блять, тебя никуда не отпущу.

Я выдохнула изо всех сил, и этот выдох оказался настолько больным, что в сердце тут же неприятно закололо, да и посреди лёгких, казалось, застрял какой-то камушек.

— Ты ненормальный. — наконец, произнесла я, слегка ослабляя тугой шарф на шее. — Ты просто чокнутый.

— Это ты чокнутая. — не растерялся тот, мгновенно съязив. — Все мои предыдущие девушки до тебя, оказавшись бы они на твоём месте прямо сейчас, давно бы врезали мне по тому месту, которое начинает напрягаться, когда я вижу тебя, ты уж прости за откровенность.

Я громко фыркнула и сложила руки на груди, внимательно слушая этого ненормального и склонив голову немного вбок.

— А потом бы они «красиво» ушли, взмахнув густыми волосами и виляя симпатичными бедрами. — Пэйтон рассмеялся, а у меня внутри все сжалось от нереального возмущения, которое к тому же смешалась с диким отвращением. — Ты же стоишь посреди дороги и внимательно слушаешь то, что я говорю тебе.

Пэйтон улыбнулся ослепительной улыбкой, ради этой улыбки я готова была простоять на этой дороге целую вечность. Нет, даже больше, чем просто вечность.

Два миллиона и целую вечность.

— Орёл или решка Миллер? — он вынул из кармана монетку и помахал ей в воздухе. — Орёл ты хочешь меня поцеловать, решка ты хочешь...

— Какая к черту разница, орёл решка решка, я в любом случае хочу поцеловать тебя, ты, гребаный идиот. — выругалась я себе под нос и тут же дернулась, чтобы подойти к парню, но тот вновь сделал шаг назад.

Эти его выходки брутального самца уже давно сидят поперек горла.

— Я сделал шаг назад только для того, милая Миллер, чтобы ты сделала шаг вперёд. — Пэйтон приподнял уголок губы и резко сверкнул карими глазами, прошибая меня на прочь.

— Чт...

— Широкий шаг ко мне.

Меня точно вихрем снесло с середины дороги и с силой пришибло к телу Пэйтона — это выглядело точно так же, как волны океана с превеликим удовольствием ударяются об огромные камни.

Мне хочется плакать от того, что он играет со мной, а он хрипло смеётся, потому что он выиграл.
Он снова выиграл.

— А теперь, Миллер, лучше не рыпайся. — произнес Пэйтон, сжимая мою руку и медленно отходя с места. — От судьбы не убежишь, слышала такую мысль?

— Слышала. — киваю головой я и продолжаю прижиматься к его руке всем телом, боясь, что он меня вновь отпустит.

— Так вот знай, что от судьбы действительно не убежишь. — он снова улыбается. — А от меня тем более.

Мы шли по ночному Бостону крепко держась за руки. На наших глазах небо украшало себя серебристыми звёздочками, а неугомонный ветер потихоньку унимался.

Зима была мягко-снежной, приятной И жутко теплой.

Или это все было потому, что Пэйтон шел рядом и от него излучало такое тепло, от которого поневоле хотелось стянуть с себя шапку, или же слепить из чистейшего снега маленький снежок и засунуть его в связанную шапку, а затем спокойно продолжить путь по направлению туда, куда глядят эти сумасшедшие карие глаза.

Важно то, что мы были. Мы с ним были, вы понимаете?
Пэйтон и я.

Прямо здесь. Сейчас. Смотрим в небо, слегка прищурив глаза, а затем наоборот, широко раскрывая и вновь считая звёздочки, потому что мы сбились в очередной раз. Мы чувствуем лёгкий страх от неизвестности, однако же смело соприкасаемся друг с другом тёплыми плечами и вот мы вновь можем идти вперёд. Мы можем делать вместе все, что угодно. Смеяться и молчать.
Тыкать пальцами в незнакомцев и смотреть друг другу в глаза.
Вспоминать прошлые обиды и наживать другие.

— Время рядом с нами, наверное, бесконечно. — тихим голосом говорит Пэйтон и неожиданно целует меня в шапку, а затем ворчит себе под нос, что ему опять щекотно.

Время рядом с нами действительно тянулось бесконечно.

В детстве каждый из нас растягивал клубничную жвачку на огромное расстояние, и нам было наплевать, что оно прямо изо рта — смело, уверенно, ужасно грязными пальцами мы растягивали жевательные резинки и удивлялись, какие же они, все таки, были длинными!

Наши минуты были похожи на сладкий баблгамм — мы хотели растянуть их до невозможного.

Мы хватали каждую частичку времени и прятали ее глубоко в карманы, сохраняя ее, точно дорогие камушки.

Время было нескончаемым, бессрочным, безграничным, вечным, каким угодно, но самое главное оно целиком принадлежало нам.
Это было наше с ним время.

Время для того, чтобы узнавать новых себя, находить в друг друге новые недостатки, а потом соглашаться в том, что это вовсе не недостатки это целые достоинства.

Время для того, чтобы обещать, забывать, напоминать, и снова забывать, вспоминать, вспоминать, вспоминать... И отчаянно, всем сердцем, до самой глубины души любить.

Рядом с нами были дни, в которые сердце будет распирать от пожирающих чувств. Когда сердце будет колотить с новой силой, когда оно совсем не будет уставать от того, что на него вновь обрушилась масса заботы. Но оно будет благодарить нас лишь за то, что оно все ещё с нами, что влюбленные чувства так и не покидают его.

Оно все ещё живёт.

Где-то рядом и ночи, в которые будет невозможно удержаться от слез, которые внезапно нагрянут в момент тяжёлых воспоминаний. Эти слезы будут самыми солёными и, возможно, самыми мерзкими и до ужаса противными.

Но я точно знаю, что для него эти слезы будут приторной сладостью. Он будет просить меня успокоиться, нежными прикосновениями смахивая их с влажных щек.

Он скажет, что все ещё рядом и никуда не уйдёт. А затем попросит заснуть и вновь сожмёт мою руку настолько крепко, что уснуть ну никак не получится.

Время.
Оно бесконечным потоком было и будет всегда рядом с нами.
Позволяя нам любить, мечтать, говорить о глупостях, ругаться, бить друг друга подушками, одновременно успокаиваться, со всей силы брякаясь на мягчайшую перину кровать.

Трепетать, ждать, переживать, дарить, наслаждаться, стараться...
Отдавать, ласкать, страдать, думать, скучать, а затем вновь говорить, говорить, говорить...

И это все, что время оставило нам.

/////

— Господи, если бы у меня была возможность начать жизнь сначала, но эта жизнь была бы без тебя я ее вовсе бы не начинал. — Пэйтон запустил волосы под шапку и резко сорвал ее, засунув в карман.

Мы стояли около моего дома и Пэйтон вновь напрочь отказывался зайти вовнутрь, ссылаясь на позднее время, да и вообще, как оказалось, он собрался начать жить по-человечески. В первый пункт входил идеальный режим дня, включающий в себя укладывание в постель ровно в 11 вечера, и ни минутой позже.

Сейчас на часах уже давно за 12 и все человеческие приличия валятся строго по направлению к черту.

— Пэйтон, надень шапку. — тихим тоном прошу я и сама залезаю в его карман, доставая оттуда тоненькую шапку. — Перед кем ты выпендриваешься?

Мурмайер скорчил непонятную рожицу, но послушно нацепил на себя шапку, спрятав непослушные волосы вовнутрь.

— Я нормально выгляжу? — поинтересовался он у меня с таким видом, словно ему через минуту выходить на подиум.

— Пэйтон, ты всегда нормально выглядишь. — мой взгляд устремился в его, и между нами, казалось, пролетела маленькая искорка.

К черту искорку‚ между нами целый пожар.

— Ты красивая сонная. — лениво улыбнулся Пэйтон и медленно убрал надоедливый локон мне за ухо.

— Я не хочу спать. — я резко дернула головой в знак подтверждения своих слов. — Я готова ещё хоть сколь...

— Именно поэтому ты так мило зеваешь и закатываешь глаза, как будто уже спишь. — хриплым тоном произнес Пэйтон, и тут же развернул меня на 180 градусов, направляя прямиком в дом.

— Но Пэйтон! — возмутилась я, затормозив на месте.

Мурмайер тут же подошёл ко мне сзади и притянул к себе за плечи, утыкаясь носом в мои волосы и вдыхая полной грудью.

— Зачем ты так делаешь? — нахмурилась я, стараясь выкарабкаться из смертельной хватки.

— Потому что мне нравится, как ты пахнешь. — ответил он в свою очередь и прикоснулся пересохшими от ночного похолодания губами к моей холодной щеке.

Ради таких моментов хотелось, чтобы ночь длилась вечно.

Проблемы ввиде того, что тебя потеряли родители и давно пора домой казались больше, чем просто незначительными. Я терялась в его руках и терялась в том, как он прижимал меня к себе.

Потребовалось бы больше года, чтобы научиться контролировать эту пронзительную дрожь в коленках, когда я оказывалась так крепко прижата к нему.

— Приятных снов тебе, Миллер. — прошептал Пэйтон на ушко, специальным образом касаясь своими губами мочки уха.

Точно знал, что я окончательно сдаюсь.

— Ты паршивец, Мурмайер. — процедила я сквозь зубы.

Пэйтон усмехнулся и резко отпустил меня из своей хватки, делая широкий шаг назад, как несколько часов назад. Спиной я чувствовала гребаную усмешку и то, как он пронизывает спину своим ядовитым взглядом.

— Ты придёшь и ляжешь спать, Миллер. И попробуй не лечь. — произнес он грубым тоном, который тут же сменился лёгким, почти невесомым. — Я люблю тебя.