Он любил Океан

От белых стен веяло духотой, но из соседней комнаты вдруг потянуло по полу лёгкой прохладой. Они уже, кажется, целую вечность лежали на застеленном газетами паркете и любовались друг другом, словно весь мир начинался и заканчивался прямо здесь. Томительный полумрак давил на сознание.

- Нужно открыть окна,- сказал Он, не сводя с Нее глаз,- Сейчас, ещё только немного полежим.

Она соглашалась и не соглашалась с ним. Хотелось подольше раствориться в этой их маленькой душной вселенной. Но всё-таки нужно было закончить картину.

Когда Он вдруг оказался у окна и рывком сдёрнул со стекол газеты, пропуская в комнату непривычно ярко-серый свет пасмурного дня, Ей вдруг подумалось, что они здесь не одни. Картины - завершенные и только начатые, расставленые беспорядочно, будто вспешке, словно гигантские экраны - сразу захватывали всё внимание. Он смотрел на них как-то по-особенному, и, страшно подумать, Ей будто бы приходилось ревновать.

- Ты же знаешь, как я люблю твой Океан,- повторял он,- Как жаль, что я не пишу картин!

И все до одного, полотна изображали Океан. Тихий и умиротворенный, нервный и бушующий. Взволнованный, словно подросток, что пытается казаться взрослее и значимее, и тогда барашки Океана белеют и поднимаются волнами ввысь. Бурый и вязкий, словно старик с бородой из камней и водорослей - неспешный, смиренный.

Она не помнила, когда впервые написала Океан. Она не помнила, чтобы когда-то писала что-то другое. Водная текстура теперь выходила у нее так ловко и изящно, что прибегнуть к какой-либо другой технике даже не приходило ей в голову. И она любила свой Океан, хоть и не готова была кому-то в этом признаться.

Выходило так, будто здесь замешан коварный любовный треугольник: двое молодых людей, глубоко влюбленных друг в друга, бессильны перед Океаном - его свободой, властью и нравами. И что бы они не делали, в конце их тела и души всегда обращались к нему одному, и выходом из этого плена был один только полный отказ, к которому они не были готовы.

Но всё-таки нужно было закончить картину. Она по привычке ушла в себя, уходя в работу. Орудовала самой маленькой кисточкой: корректировала блики и тени, добавляла детали и вдыхала в Океан жизнь. Вот уже слышатся короткие смешки чаек, подкрадывается шепот ветра, и комнату наполняет какой-то волшебный туман - словно кто-то собрал всю палитру океанского бриза в один флакон и распылил прямо здесь, в этой комнате.

Она сделала шаг назад, чтобы восхититься видом, и почти врезалась в Него. Глаза его впивались в нарисованные силуэты водных фигур, скользили по контурам, жадно поглощая каждый миллиметр. Он словно дышал как-то по-другому. Она переводила взгляд с Него на Океан. Затем стала перед ним, перегородив собой обзор и настойчиво дотронулась кончиком кисти до щеки. Он вздрогнул и распахнул глаза шире. Медленно, теперь едва только касаясь, она вела кистью по своей лучше картине, оставляя глубокий синий цвет на его скуле, у уголка точеных губ, на кончике подбородка, там, где начиналась шея.

- Когда-нибудь мы выйдем из дома и я отведу тебя к океану. Ты увидишь, какой он замечательный - он понравится тебе намного больше, чем этот, на холсте. Он снова откроет для нас весь этот мир, и мы снова полюбим его и друг друга. И тогда кто-то нарисует нас, сидящих на берегу у самого прибоя. Мы забудемся и потеряемся друг в друге, а случайный зритель улыбнется и подумает "Счастливые".

Он протянул руку к Океану на холсте, дотронулся до воды и, захватив несколько капель, разбросал их по комнате.

Они расставили холсты повсюду, водрузив даже на потолок, и легли в самом центре, окружённые водной стихией. Голова кружилась от удовольствия. Она ещё немного поволновалась из-за произошедшего, а Он тихо смеялся от своей маленькой тайны. Его забавляло, что знает только он один.

Ведь, на самом деле, она никогда не писала океан.

Она сама была Океаном.