Чёртовы настенные часы тикают не переставая. Надоели. Щелчок выключателя. Тусклый свет лампочки, висящей на проводе в туалете, показался мне тюремным прожектором. Закрыл за собой дверь и приспустил трусы. Резко погас свет. Хорошо, что не полилось. Я открыл дверь и в полутьме сделал всё, что требовалось, после поплыл в ванную. Вода холодная – похоже горячую снова отключили. Они делают это каждую весну. Я уже привык. Маленький электрический чайник шумел, давя на голову своим скрипучим басом. Иногда он как будто разговаривал со мной, умоляя его выкинуть, но я сопротивлялся. Пять ложек растворимого это не слишком много? Холодильник подсказал, что сигареты на нём, но зажигалка не работает. Где-то были спички. Нужно выйти на балкон. Сегодня должен приехать отец. По пути на балкон висит чёрно-белая фотография матери, покрытая слоем вековой пыли. Я затянулся. Едкий вкус окутал нутро. Сплюнул. На улице начинало светать. Солнце было по своему обыкновению бледное и призрачное. Синяя луна не хотела уступать ей своё место и отчаянно боролась. Мне нравится смотреть на эту бойню. Это весело. Хоть и финал всегда предсказуем. Лучи солнце десантируются прямо на армию лунных плевков и разбивают их в пух и прах. Не накурился. Горячий кофе обжог горло. Дым смягчил боль. Поднялся ветер и швырнул пепел мне в глаза. Я промыл холодной водой, но правый всё равно остался красным. Надеюсь пройдёт. Как Раджетти, только закрывая глаз ладонью, я посмотрел на настенные часы. Пять утра. Спать не хочется, совсем. Я лёг обратно в кровать, завернувшись в одеяло как гусеница, и поджал ноги под себя. Сейчас должно начаться. Я считал секунды: один, два, три, четыре, пять, шесть... сто двадцать три, сто двадцать четыре... одна тысяча двести тридцать семь... Ничего не произошло. А чего я, собственно, ждал? Встал с кровати. В зеркале был он - урод. Харкнул ему в лицо. Забыл, что в туалете перегорела лампочка. Плевать. Случайно попал ободок. Протёр пожелтевшей туалетной бумагой. Вода холодная. Попытался запихнуть в себя кусок хлеба. Стошнило. Значит ещё рано. Пошёл за тряпкой. Желчь легко оттирается от линолеума. Чайник снова заговорил своим басом. Три ложки растворимого. Уже лучше. Чувствую себя гулем. Кончился сахар. Горький тоже нормально. Вышел на балкон. Едкий вкус окутал нутро. Сплюнул. Солнце стало ярче, но не сильно. Гули? Может отвлечься и посмотреть что-нибудь? Всё так претит.
По улице забегали дети. Они побежали в сторону речки. Я-то знаю. В той стороне больше ничего нет. Кроны деревьев аккуратно скрывали вход в воду от жары. Вода прохладная в теньке. Зато дальше, как парное молоко. Я разбежался и нырнул под воду. Что-то потянуло меня за ногу и резко вытащило обратно. Едкий вкус окутал нутро. Сплюнул. Старая детская табуретка качалась из стороны в сторону. Я заметил, что правая нога дрожит интенсивнее, чем левая. Забавно. Время шесть. Попробовал прибраться перед приездом отца. Исписанные листки в мусорку. Пустые целлофановые пакеты туда же. Грязную одежду спрятал под кроватью. Просто зашвырнул ногой. Волна сильной усталости набирала высоту, но за долгие годы я неплохо научился держаться на её гребне, как мне кажется. Послышались стоны из соседней квартиры. Женские стоны. Не интересно. Лёг в кровать с надеждой уснуть. В такт тиканью часов в голове играла старая песня: «Тик-так. Мы никогда не ошиблись так...». Посмеялся. Мой громкий, истерический смех прервал грубый сухой кашель. Я пошёл на балкон. Кажется, это произошло прямо под окнами. Закурил сигарету. На дереве висит маленький потрёпанный венок. Сегодня его должны заменить на новый. Сердце защемило. В глазах выкрутили контрастность. Я отчётливо слышал каждый тяжелейший удар сердца. Со всех ног побежал с балкона в комнату. Нет! На лестничную площадку и на улицу, на свежий воздух. Стало немного легче, но появилась сильная отдышка. Сел на лавочку. Из окна седьмой квартиры на меня смотрела старушка. Она то ли неободрительно, то ли сопереживающе покачивала головой. Понял, что забыл дома сигареты. Не хочу туда возвращаться. На деревьях только-только начали набухать почки. Мир расцветал: птицы прилетали с зимовки, трава зеленела, жизнь начинала бить ручьём после трёхмесячного нахождения в криокамере. Меня это порадовало. Скоро на улице станет совсем светло и цветасто. Я пошёл домой. Живот заурчал и мне пришлось попробовать снова что-нибудь съесть. Яблоко пошло на ура, но оно только раззадорило мой желудок, который не пробовал за последние двое суток ничего кроме кофе и таблеток. Кстати, о них. Пора выпить утреннюю норму. Две таблетки лития и 100 грамм ламотриджина. Я выпил и сразу сел на кровать. Время не засекал, но скоро сердце вновь начало биться как сумасшедшее, появилась пульсирующая боль в голове. Я сразу понял к чему это ведёт и побежал в туалет. Открыв дверь и сразу же упав на колени, меня начало тошнить. Нехватка натрия. Как же всё надоело! В перерывах между рвотными порывами моё дыхание больше походило на крик о помощи дикого животного, как медведя. Я облокотился на стену и подмигнул, пробегающему по противоположной стене таракану. Он в ответ сделал круг вокруг своей оси и задористо помахал мне усами. Хороший малый, побольше бы таких.
Я вернулся в спальню, на кровати сидела Лиля. Элегантно положив ногу на ногу, она рассматривала нашу с ней старую фотографию. Я сел рядом. Мы оба молчали. В один момент она поцеловала меня в щёку и положила на спину. Я снял с неё футболку. Мы смотрели друг другу в глаза, но мой взгляд иногда срывался на её обнажённую грудь. Она была слишком красивая и правильная. Вся она. Как девушка и как человек. Лиля наклонилась, я думал, что она меня поцелует, но наши губы соприкоснулись и мои лёгкие резко наполнились воздухом. Потом повторно. И ещё несколько раз она выдыхала в меня весь воздух, который могла поместить в своей груди. Я лежал и не понимал, что происходит. Лиля отодвинулась и пытаясь сдержать смех смотрела на моё глупое лицо. Она начала трогать мои живот, я немного приподнялся и в мгновенье футболка слетела с моего тела. Её губы касались моего торса так нежно, что я расслабился ещё сильнее, но они были слишком холодные, словно нечеловеческие. Мне было всё равно. Я закрыл глаза и почувствовал, что тело тает. Лиля слишком резко придвинулась к моему лицу, моё тело дёрнулось само по себе и я ударился головой об стену. Всё ощущение расслабленности пропало. Она извинилась и поцеловала меня, на этот раз без всяких шуток. Потом раздался писк, похожий на писк кардиомонитора. Лиля ещё раз извинилась и сказала, что ей пришло сообщение. Она быстро взяла телефон с подоконника, выключила звук и вернулась к моим губам. От её поцелуев холодели пальцы, вся кровь в жилах застывала. Я опять расслабился и почувствовал, что моё тело тает. Её телефон завибрировал. Похоже на этот раз был звонок. По её лицу стало понятно, что довольно важный. Она спросила у меня разрешения, чтобы ответить. Я не знал, что сказать. Мне хотелось её тепла, ощущения внутреннего спокойствия, но отказать я ей тоже не мог. А что если этот звонок надолго или, если ответит, а это с работы, и ей нужно будет уйти, а может и не уйдёт, даже, если её попросят. Я утвердительно качнул головой. Лиля скрылась на кухню. Через несколько минут она вернулась сильно встревоженная и грустная. Её вызвали на работу. Лиля оделась, поцеловала меня в лоб и выбежала из квартиры. Теперь я остался совсем один.
Почему-то мне вспомнился легендарный город Некрополь и ведущая к нему дорога. Я заснул, а когда проснулся, то уже лежал не у себя дома, а в какой-то белой комнате. На лице был аппарат искусственного дыхания, рядом сидел отец и смотрел как жидкость стекает по трубкам из капельниц ко мне в руку. Глаза вновь закрылись сами собой.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Праздничное утро в честь Лилит
Short StoryПопробуй понять, где ложь, а где правда, где галлюцинации, а где реальность. Рассказ о самом депрессивном и отвратительном утре, которое вы только могли себе представить.
