Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера . Тендо Сёко

Глава IV - Любовники

Я устроилась работать в маленький бар неподалеку. Смена два раза в неделю по четыре часа. И вскоре стала встречаться с одним из клиентов. Син был на восемь лет старше меня и совсем недавно начал свое собственное дело, однако уже был женат. Таких, как он, я никогда прежде не встречала. Хладнокровный, невозмутимый, абсолютно уверенный в себе мужчина немедленно пленил мое сердце. Я думала о нем целыми днями, но встречи все откладывались, и я часами ждала его звонка. Время шло, я начинала психовать все больше. Потом раздавался звонок, я с радостью хватала трубку, но восторг тут же сменялся отчаянием, если выяснялось, что это не Син. Я так сильно сходила по нему с ума, и порой мне чудилось, что я лопну, если не расскажу ему о своей любви. Но с другой стороны, мне казалось, что я должна вести себя как взрослая и относиться к нашей связи спокойно и рассудительно. Страшно хотелось провести с ним ночь, ну хотя бы разок, но я догадывалась, что если буду на него давить, то вовсе потеряю. Поэтому я держала рот на замке.

Поскольку теперь я была занята Сином, то делала все от себя зависящее, чтобы избежать встреч с Маэдзимой, но он продолжал мне названивать и требовать свидания. Я пришла к выводу, что бегать от него вечно у меня не получится, поэтому согласилась, как обычно, подождать его рядом с домом - пусть он меня заберет. Как только я села в машину, то глубоко вздохнула и сказала ему правду:
- Знаешь, я встретила другого.
- И что?
- Я больше не могу с тобой встречаться.
- Кажись, я чего-то не понимаю. Ведь это ты в меня втрескалась и так хотела со мной встречаться, что я, наконец, сдался и согласился стать твоим парнем...
- Так, значит, ты не против, если мы расстанемся?
- Об этом не может быть и речи,- резко ответил Маэдзима. Он закурил и стал раздраженно притоптывать ногой.
- Пожалуйста. Умоляю...
- Ну ладно, если уж ты так в него влюбилась, валяй, можешь с ним встречаться.
- Ты уверен? Ты не будешь возражать?
- Сучка тупая! Неужели до тебя не доходит, что так мне даже лучше?
— Ты о чем?
— А ты не понимаешь?
— Хочешь сказать, что, если у меня будет другой парень, у моих предков будет меньше шансов пронюхать о тебе?
— Ну наконец-то доперло.
— Ладно, теперь отвези меня домой.
— Погоди, малыш, полегче! Не волнуйся, отвезу тебя прямо домой. Ты не будешь возражать, если я между делом ляпну папочке, что его дочка — наркоша, плотно севшая на «спиды»?
— Тогда ты, как и я, будешь по уши в говне.
— Вряд ли. Не думаю. Я скажу, что поймал тебя со шприцом в компании этих недоносков и в целости и сохранности довез до дома. Думаю, они просто слов не найдут, чтобы отблагодарить меня. Как ты считаешь?
— Слушай, только отца в это дело не вмешивай. Он тебе полностью доверяет.
— Еще бы он не доверял! Он и так по уши в долгах и вламывает по-черному, чтобы с ними расплатиться. Не сомневаюсь, известие о том, что я трахаюсь с его ненаглядной Сёко, убьет его наповал.
— А что если я ему все расскажу?
— Валяй! Ему и гроша больше взять неоткуда. Если бы не я, с ним бы уже окончательно разделались. Я думал, Сёко, ты это понимаешь лучше, чем кто-либо другой.
— Да уж...
— Так, значит, договорились, мы не расстаемся.
— Но я не могу...
— Что ты лепишь? Кто под дурью просит «трахни меня», «трахни меня», будто вот-вот разревется, если я не трахну?
— Заткнись!
— Слышь, малыш, пасть на меня не разевай, ладно?
Мне больше нечего было сказать...
Среди моих подруг никто, кроме меня, не встречался с женатыми мужчинами. Другие девушки могли спокойно, взявшись за руки, ходить со своими парнями по улицам, вязать им на день рождения свитера и шарфы и носить в бумажниках фотографии, на которых они снимались в момент поцелуя. Молодые люди встречали моих подруг после школы в старых спортивных машинах, выкрашенных распылителями. Я же никогда и ни при каких обстоятельствах не могла появиться на людях ни с Маэдзимой, ни с Сином. Я не могла никого с ними познакомить, никому не могла о них рассказать. Жизни моих друзей были для меня не ближе, чем луна, на которую я смотрела из окна, находясь в центре предварительного заключения. Казалось, меня снова заперли в клетке.
Поздними вечерами, когда Син высаживал меня у дома, я всякий раз мечтала о том, чтобы мы могли хотя бы еще чуть-чуть побыть вместе. Мне было очень трудно открыть дверь и войти внутрь. Прежде я никогда не испытывала подобных чувств. Даже если Син не воспринимал наши отношения всерьез, это ничего не меняло — я просто хотела быть с ним.
На мое восемнадцатилетние Син преподнес мне совершенно невероятный подарок. Мы как раз катались на машине, когда он вдруг остановил автомобиль возле новенького многоквартирного дома и велел мне выйти. Я зашла вслед за ним в кабину лифта, мы поднялись на пятый этаж. Подойдя к дверям угловой квартиры, Син вытащил из кармана два ключа и вручил один мне.
— Давай, открывай.
Я сунула ключ в замочную скважину. Раздался щелчок, и дверь распахнулась.
— Глазам своим не верю! Это что, мне?
— Да, малышка. О квартплате и счетах не беспокойся. Я обо всем позабочусь. Почему бы тебе не бросить работу?
— Но я...
— Тогда мы сможем выкроить больше времени для свиданий.
— Значит, если я уволюсь, ты сможешь по вечерам приезжать сюда и навещать меня?
— Точно. Я смогу сюда заскакивать по дороге с работы, хотя бы на несколько минут.
— Ты серьезно? Значит, я могу здесь жить?
— Считай, это подарок нам обоим. Тебе было непросто, но думаю, мы сможем начать новую жизнь...
В общем, с днем рождения, — он заключил меня в объятия и крепко прижал к себе.
Наш секс с Сином был полон нежности и теплоты. Только занимаясь с ним любовью, я чувствовала хотя бы что-то общее между собой и подружками и не завидовала их отношениям со своими парнями. Все то удовольствие, которое я получала от секса с Маэдзимой, было связано с наркотиками, деньгами и предательством родителей. Когда я трахалась под кайфом, то все, чего хотела, все, что мне было нужно, все, на чем я могла сосредоточиться, ограничивалось физическим удовольствием, которое я получала вместе с наркотическим дурманом. Иными словами, я не могла заниматься с Маэдзимой сексом, не будучи при этом под кайфом. С Сином все стало совершенно иначе. Он был единственным из всех, кого я знала, кто оказался способен любить такую оторву как я, однако после секса всегда отправлялся домой. В глубине души я знала, что не нужна ему, и каждый раз, когда видела, как он уходит, у меня на глаза наворачивались слезы.
На следующий день я быстро собрала все свои вещи и начала жизнь содержанки. Казалось, мне удалось убежать от Маэдзимы. Но, к сожалению, вскоре у Сина появилось еще больше дел, чем прежде, и он неделями не появлялся у меня в квартире, а порой даже и не звонил. Какая ирония! Ведь он купил ее как раз для того, чтобы мы могли проводить вместе больше времени. Мне до смерти хотелось ширнуться, но я сжимала зубы и пыталась в одиночку перебороть это желание. В квартире стоял тот особенный запах свежей краски, который можно ощутить в новых зданиях. В моем жилище было мало мебели, поэтому оно казалось холодным и пустым.
Однажды, едва выйдя из дома, я услышала, как знакомый голос окликнул: «Эй, Сёко!» Я застыла как вкопанная. Несомненно, Маэдзиме не составило особого труда меня разыскать. Он резко остановил черный «Мерседес» рядом со мной:
— Садись.
Я покачала головой.
— Делай, блядь, что сказано, поняла? На этот раз я послушалась.
— В чем дело? Что, не хочешь уколоться?
— Не приезжай сюда больше, хорошо?
— Чего ты, блядь, гонишь? Можешь встречаться с кем хочешь! Но я же знаю, ты хочешь встречаться и со мной тоже. Я ведь прав, малышка?
Совсем как в первый наш вечер, по дороге в «отель для влюбленных» я не проронила ни слова. Однако как только мы переступили порог номера, я попыталась поговорить с ним. Наверное, это было напрасно — Маэдзима и так весь кипел от злости.
— Слушай, я и вправду больше не хочу с тобой встречаться.
— Кончай нести эту хуйню! — Маэдзима схватил со стола пепельницу и швырнул в меня.
Я совсем не ожидала этого и не успела отскочить. Тяжелая стекляшка попала мне прямо в лоб, вырвав кусочек кожи. Когда Маэдзима увидел, как я тщетно пытаюсь отереть струи крови, заливающие мне глаза, он протянул руку, чтобы помочь.
— Да отъебись ты от меня! — заорала я, оттолкнув его руку прочь.
— Сёко, малышка, видела бы ты выражение своего лица — ты и вправду пошла в отца. Ладно, слушай сюда. Больше я не буду к тебе заезжать. Все? Успокоилась?
— Я тебя ненавижу!
— Если ты так запела, твоей семейке придется заплатить мне все деньги, что она задолжала, — сказал он. В его голосе зазвучала угроза.— Будешь передо мной выебываться — пожалеешь!
Я молча всхлипнула.
— Впредь я не желаю видеть такое выражение на лице моей девушки. До тебя дошло?
— Да...
— Я рад, что мы достигли взаимопонимания, — с искаженным яростью лицом Маэдзима принялся готовить шприц.— Руку! — скомандовал он.
— Не хочу...
— Решила все-таки повыебываться?
Он схватил со стола стакан с водой, швырнул его в меня, а потом ударил в живот. Я упала на пол, ударившись рукой о разбитый стакан. Куски стекла вонзились в кожу. Боль была невыносимой, но я продолжала лежать, прижав одну ладонь к животу, а другой размазывая кровавые потеки на полу. Мне казалось, экзекуция закончена, но Маэдзиме было этого мало.
— Никогда не зли меня больше! — Он схватил термос с горячей водой, стоявший рядом с чайником, и швырнул его на пол. Кипяток брызнул мне на руку, обварив кожу между безымянным пальцем и мизинцем.
Пошатываясь, я встала и нетвердой походкой отправилась в ванную. Посидела, подставив обваренную конечность под струю холодной воды, вынимая из ладони острые осколки. Сдернула с подставки пару полотенец, перевязала порезы и вытерла кровь со лба. Потом, не обращая внимания на боль, вернулась в комнату и стала подбирать стекло с пола, в то время как Маэдзима спокойно сидел на диване и делал себе укол. Едва я увидела иглу, как пальцы у меня на ногах непроизвольно поджались, а ладони вспотели. Я знала, что должна сопротивляться, но мне так хотелось ширнуться.-..
— Блядь, попасть не могу! Дай левую руку... Туже! — дождавшись, когда покажется вена, Маэдзима вогнал в нее содержимое шприца.
— Ну как? — Голос Маэдзимы звучал словно далекое эхо.— Бьюсь об заклад, ты уже успела возбудиться...
Я не стала дожидаться, пока он закончит фразу, и бросилась к нему.
— И чего ты от меня, малышка, хочешь?
— Трахни меня.
— Извини, что-то я не расслышал. Можно чуть погромче?
— Трахни меня. Скорее! Ну пожалуйста...
— Вот с этого и надо было начинать. Ты же знаешь, что сама будешь меня просить об этом через минуту после укола.
— Да.
— А ты несешь всякую херню. Расстанемся, мол... Крепких объятий уже было для меня достаточно,
чтобы издать стон.
— Я ведь на самом деле нужен тебе. Правда, Сёко? Мне было отвратительно слышать такие слова от человека, который предал моего отца, но я ничего не могла с собой поделать.
Гадкий утенок, над которым издевались в школе; невинное дитя, которое чуть не изнасиловал Мидзугути; послушная дочь, помогавшая матери наводить порядок в доме после разгрома, учиненного отцом в приступе ярости; маленькая девочка, всегда тщательно следившая за собой, чтобы не разозлить папу... Ни один из этих образов не являлся моим истинным лицом. Я привыкла думать о событиях своего детства так, словно они были пережиты не мной. Так мне казалось гораздо проще. Но в результате я слишком часто меняла маски, поэтому сейчас уже не могла сказать, которая из тех Сёко была настоящей. Я могла отключить сознание и душу от тела, утонуть в наслаждении, которое получала от Маэдзимы и «спидов». Но все же каждый раз, когда пропитанное наркотическим дурманом свидание с Маэдзимой подходило к концу, и блаженство отступало, я не ощущала в душе ничего, лишь пустоту и чувство вины перед Сином.
— Не могу я так больше.
Маэдзиме, казалось, было совершенно наплевать.
— Вы с этим парнем все равно расстанетесь. Это лишь вопрос времени. Он все равно не сможет удовлетворить такую шлюху как ты, — Маэдзима рассмеялся.
Вопрос времени... Сейчас больше всего на свете мне хотелось проводить время с Сином.
Вскоре после этого впервые за долгое время ко мне на квартиру заехал Син и сразу же заметил, что со мной что-то не так.
— Сёко, покажи мне руку, — приказал он. Схватив меня за запястье, он рванул вверх рукав. На моей тощей руке сразу же бросались в глаза трассы-предательницы — следы от уколов.
— Значит, ты колешься! О чем, черт возьми, ты только думаешь? — Я впервые увидела, как Син утратил над собой самообладание.— Поверить не могу, что ты принимаешь наркотики!
— Я хочу завязать, но не могу соскочить. Пожалуйста, помоги мне, — я закрыла лицо ладонями.
Син обхватил меня руками и крепко прижал к себе.
— Слушай, Сёко, я знаю, что ты встречаешься с кем-то еще. Какое право я имею запрещать тебе видеться с ним? Но колоться! Пожалуйста, обещай мне, что ты с этого дня завязываешь.
— Прости меня.
— Я люблю тебя, Сёко. Правда, очень люблю, —именно это мне и нужно было услышать.— Когда меня нет рядом, я очень за тебя волнуюсь, но я не могу все время быть с тобой. Мне очень бы этого хотелось, но сейчас я и вправду не могу. Пожалуйста, пойми меня.
Я неохотно кивнула. Я понимала. Когда Син был мне нужен, его никогда не оказывалось рядом. За две недели дело порой ограничивалось одним-единственным звонком, поэтому в наших отношениях зияло слишком много незаполненных лакун. Мне казалось, что я его жду целую вечность, а потом, когда он, наконец, приходил, время, что мы проводили вместе, пролетало в один миг. Я всегда боялась отпустить его руку, так как никогда не знала, когда она снова окажется в моей ладони.
Бывали и радостные мгновения. Мне нравилось слушать, как он называет меня по имени и держит в объятиях. Когда я гуляла одна, город казался серым и скучным, но, если рядом был Син, у меня обострялись все чувства. Весной я замечала, как легкий ветерок играет с лепестками цветущей сакуры. Летом слышала перезвон колокольчика «музыки ветра», напоминавшего мне о тех временах, когда мы с мамой и папой сидели на крыльце дома, наслаждаясь вечерней прохладой. Осенью нас окружал тяжелый, густой запах цветущих османтусов. Когда Син звонил мне зимой, я с радостью ждала его на улице, выдыхая белые облачка пара, а мои уши пощипывало от холода. Однажды он особенно сильно опоздал, но я все равно ждала его на улице, пока он не приехал.
— Извини, все никак не мог уйти. Зачем же ты ждала на улице? Так можно совсем замерзнуть, —Син, обхватил руками мое окоченевшее тело.
— Обними меня сильнее... Не отпускай...
— Сёко, я знаю, как тебе это все тяжело, но поверь, я очень люблю тебя. Обещай мне, что никогда меня не бросишь. Я не могу оставить жену, но и не могу не видеться с тобой. Я такой эгоист...
— Нет, ты не эгоист. Это я эгоистка, — так или иначе, я постоянно обманывала Сина.
— Сёко, — он обхватил мое лицо ладонями и нежно поцеловал.
Медовый месяц с наркотиками закончился. Теперь я плотно сидела на «спидах», и мое измученное тело больше не могло без них обходиться. Но особенно меня пугало то, что Маэдзима начал срываться. Всякий раз, когда ему не удавалось со мной связаться, он тут же взрывался и, отыскав меня, запирался со мной в «отеле для влюбленных» на два-три дня. Мне не дозволялось даже шагу ступить за пределы номера. Он швырял меня на кровать, а потом долго нудел о том, что я его избегаю. Когда я пыталась ему отвечать, он обзывал меня лгуньей и избивал.
Однажды, когда Маэдзима, как обычно, меня бил, он вдруг остановился:
— Даже, блядь, не думай о том, чтобы дотронуться до телефона, пока я не вернусь, — рявкнул он. После чего захлопнул за собой дверь, а я осталась лежать на кровати, стеная от боли.
Маэдзима вернулся через несколько часов, держа в руках бумажный пакет с покупками. Мы, как обычно, укололись, но затем он вдруг взял пояс от халата, которым мы обычно перевязывали предплечья, чтобы проступили вены, и связал им мне руки.
— Что ты делаешь? Отпусти!
— Хочешь попробовать это? — Кинув на меня плотоядный взгляд, он извлек из бумажного пакета вибратор и бутылочку со смазкой.
— Ни за что!
— Давай, крошка, ты же знаешь, что сама этого хочешь.
— Уйди от меня, извращенец! — заорала я и получила удар по лицу. Раздался тошнотворный хруст, в ухо заструилась теплая кровь.
— Расслабь ноги.
— Не надо... Пожалуйста...
— Черт, воткнуть не могу, — Маэдзима отложил вибратор и принялся растирать по всему моему телу смазку, осыпая при этом меня бранью. Так провозился со мной почти час, и наконец, ему удалось втолкнуть в меня этот чертов вибратор.
— Больно!
— Погоди, сейчас тебе начнет нравиться. Я перестала сопротивляться.
— Ну как, лучше?
— Возьми меня лучше сам.
— Серьезно? Я лучше этой штуковины?-
— Да... трахни меня, — даже после всего этого мне хотелось заняться с ним сексом, — ну давай же, пожалуйста.
— Нет, малышка, я хочу посмотреть, как ты будешь трахать себя этой штуковиной.
— Я не могу.
— Не нужно стесняться. Ну же! Давай, сладенькая, сделай это ради меня, — он развязал мне руки и отдал мне вибратор.
— Нет.
— Ладно, давай его сюда. Сейчас ты у меня кончишь, — он выхватил вибратор у меня из рук, велел мне перевернуться и снова вставил его в меня.
Я чуть слышно застонала, чем привела Маэдзиму в восторг:
— Давай, громче, я хочу услышать, как ты стонешь.
Я заставила себя подыграть ему:
— Мммм... Да, так!
— Ну что, теперь нравится?
- Да.
— Давай, Сёко. Сделай-ка, малышка, это ради меня, — он снова передал мне вибратор.
— Мммм...
— Нет, смотри, лучше вот так, — Маэдзима положил ладонь на мою руку и принялся резко дергать и проворачивать вибратор внутри меня.— Раздвинь ноги пошире. Я ничего не вижу.
— О-о-о... Боже!
— Давай, я хочу, чтобы ты вела себя поразвратней. Задвинь его до упора.
— Пожалуйста, возьми меня, — я повалила Маэдзиму на себя, и мы стали трахаться как обезумевшие. Чуть позже, когда я ехала в такси обратно на съемную квартиру, то ощупывала ссадины и кровоподтеки на лице. Из пореза возле рта снова заструилась кровь. Как низко может пасть человек? При мысли о том, что я делаю, у меня по телу пробежала дрожь.
Однажды Маэдзиме выплатили крупную сумму денег, и он находился в необычайно приподнятом состоянии духа, что обычно было ему несвойственно. Из номера в «отеле для влюбленных» он позвонил одной женщине, сидевшей на наркоте и откликавшейся на имя Саори. Когда она явилась, Маэдзима велел ей «выступить» со мной, тогда как он сам будет на это смотреть. Когда он увидел на моем лице озадаченное выражение, то прошептал мне на ухо:
— Она лесбиянка, поэтому, если не хочешь, тебе не придется ничего делать. Пусть сама займется делом.
Я вяло кивнула и легла на кровать. Саори сняла с меня банный халат и принялась лизать мне ухо. Ее язык, проникавший мне в рот, и мягкие руки, касавшиеся кожи, доставляли ощущения совершенно непохожие не те, когда меня ласкал мужчина. Потом, нежно водя языком по моему телу, она погрузила в меня палец и стала водить им взад-вперед.
— Сёко, повернись сюда лицом и реагируй на ласки! — Маэдзима, куривший сигарету и освистывавший нас, вел себя словно зритель гадкого сексуального шоу. Саори немедленно отреагировала на его слова и стала яростно гонять палец туда-сюда и старательно меня вылизывать.
— А-а-а... нет... я вот-вот... пожалуйста, иди ко мне, — я протянула руку к Маэдзиме.
— Ладно, можешь убираться вон, — Маэдзима встал, и стянул Саори с постели.
Выхватив из кошелька пригоршню десятитысячных купюр, он небрежно швырнул их в ее сторону.
— Так вот как сильно ты меня хочешь, — произнес он, забираясь на меня и поглаживая меня по лицу.
— Я очень тебя хочу... скорее, — ответила я, обхватывая его руками.
— Сёко, — охнул он, — Хорошо... как хорошо, —когда Маэдзима начал двигаться во мне, он повернулся к Саори и резко дернул рукой, в знак того, чтобы она убиралась прочь. Женщина присела, собрала с пола разбросанные купюры, оделась и вышла из номера.
В тот день Маэдзима стал уговаривать меня порвать с Сином:
— Тебе не кажется, что пришло время избавиться от этого парня?
Увидев, что я лишь покачала головой в ответ, он спросил:
— Ты что, хочешь меня разозлить?
— Нет, Маэдзима-сан, не хочу.
— Слушай, я и так даю тебе все, что нужно. Я ведь покупаю все, что ты хочешь, сладенькая моя. Так?
— Просто я больше не могу быть с тобой.
— Блядь, да я вожусь с тобой как с королевой.
— Тебе на меня насрать.
— Мне на тебя насрать? Что ты имеешь в виду?
— Если бы ты действительно был ко мне неравнодушен, ты бы меня отпустил.
— Нет, так не пойдет. Думаешь, мы разбежимся, и все — дело с концом? Оно и понятно, такая проблядь, как ты, просто не представляет, сколько я вбухал бабок в наши отношения. Я с тобой не в игрушки играю. Я для тебя все делал, а тут ты взяла и решила порвать со мной. Так не пойдет!
Повисло неловкое молчание. Маэдзима подался вперед и погладил меня по щеке:
— Ты такая славная. Ничего не могу с собой поделать.
— Убери от меня свои руки!
— Вот только не надо снова нести эту херню. Ты, блядь, вообще соображаешь, с кем разговариваешь? — Без всякого предупреждения он с силой залепил мне пощечину.
— Я хочу разбежаться с тобой.
— Ебаная упрямая проблядь! — Маэдзима ударил меня с такой силой, что я полетела на стол и ударилась глазом об угол. У меня будто бы слезы хлынули из глаз, но, прижав ладонь к лицу, я поняла, что это кровь.
— Наши отношения давно закончились, — сказала я с отвращением.
— Врешь! Со мной так просто не порвешь, — на этот раз Маэдзима схватил меня за волосы и ударил головой об пол. В череп словно вогнали раскаленный железный прут.
-Пожалуйста, не надо... Прости меня... - запинаясь, произнесла я.
— Хочешь, чтобы я тебя простил? Тогда вставай на колени и умоляй меня о прощении!
Я уязвила гордость Маэдзимы, и теперь он был не в силах сдержать ярость. Он прижал ногой мою голову к полу. Боль в ней после предыдущего удара уже и так была невыносимой, и теперь, почувствовав дополнительное давление на мой пульсирующий огнем череп, я взорвалась от ненависти:
— Ты, блядь, хочешь, чтоб я у тебя прощения просила?! Давай, сука, бей меня сколько хочешь! Я не стану просить у тебя прощения ни за что на свете!
— Ладно. Давай. Как хочешь. Ты и так меня уже заебала — крыша едет. Делай, блядь, как знаешь.
Но Маэдзима знал, что я вернусь. Стечением времени ломка мучила меня все сильнее, и мне требовались все большие дозы амфетаминов. Я полностью зависела от Маэдзимы, и выхода у меня не было.
В другой раз, кажется, это было где-то в начале осени, Маэдзима поставил кассету с жестким порно и велел мне повторять все действия актрисы. Поначалу я смотрела на экран молча, но через некоторое время распростершаяся на экране женщина, удовлетворявшая себя с помощью вибратора, стала напоминать меня. Захотелось отвернуться.
— Эй, ты чего не смотришь?
— Это... я?
— Чего?
— Эта женщина. Это я.
— Сёко, ты что несешь?
— Выключи. Выключи это!
Тяжелое дыхание, доносившееся из динамиков телевизора, гудение холодильника — каждый звук превращался в мой голос.
— Выключи! — Я швырнула дистанционный пульт в телевизионный экран и зажала уши руками.
— Что с тобой? — в изумлении уставился на меня Маэдзима.— Это не ты.
— Нет, я.
— Малыш, тебя, кажется, отпускает. Дай-ка я тебе еще укольчик сделаю.
Я покачала головой. Меня била дрожь.
— Если не ширнешься, у тебя сорвет крышу.
Дело не ограничилось тем, что вместо порноактрисы я видела себя. Я решила, что зеркало на стене на самом деле является стеклом и из-за него кто-то подглядывает, как мы занимаемся сексом.
— Сёко, дай руку.
Я дико затрясла головой:
— Нет... Не хочу! Не хочу!
— Придется. Ты ведешь себя как сумасшедшая.
Теперь мне казалось, что по моей спине ползут какие-то жуки, а в ушах по-прежнему звучало тяжелое дыхание. В конце концов я пришла в такой ужас, что выставила вперед правую руку, и Маэдзима вколол мне дозу. Когда я снова повернулась к телевизору, то увидела лишь порноакртису, раздвинувшую ноги для своего партнера. Я вздохнула с облегчением, хлебнула воды и легла на кровать.
— Ну как? Отпустило?
— Да...
— Съешь что-нибудь? — Маэдзима взял со стола меню.
— Я бы съела лапшу рамэн.
— Точно. Я, пожалуй, тоже ее возьму. Ты закажешь? Я сняла трубку стоявшего у кровати телефона и
заказала две миски рамэн.
— Я уже сто лет не видел как ты ешь, — заметил Маэдзима.
— В последнее время у меня совсем нет аппетита. Забрав миски с рамэн, оставленные у дверей, я водрузила их на стол. От наркотиков язык очень чувствительно реагировал на горячее, поэтому пришлось дождаться, когда суп остынет, а лапша сделается дряблой. Только тогда я смогла есть. Затем я выкурила сигарету и полезла к Маэдзиме в ванну. Мы трахались всю ночь.
У меня зазвонил телефон.
— Алло?
— Привет, Сёко. Как поживаешь?
— Нормально. А у тебя как, Юки?
— У меня все отлично. Просто ты в последнее время вела себя как-то странно. Тебя уже сто лет никто не видел, да и голос какой-то грустный. Ты что, простыла?
— Нет, со мной все в порядке.
— У тебя что-то случилась? Ты сейчас можешь разговаривать?
— Да я же сказала, у меня все в порядке!
— Нет, ну раз у тебя и вправду все в порядке, тогда... Слушай, может, как-нибудь пересечемся вместе старой тусовкой? Все безумно хотят тебя увидеть. Без тебя вообще не прикольно, а с тобой ржачно.
— Спасибо.
Если бы я могла, я бы сразу поехала к Юки. Но в те дни я пребывала в таком состоянии, что не хотела никого видеть. Я больше не ощущала себя одной из них. Мне хотелось вернуться в то время, когда мы могли все вместе оттянуться, и я ненавидела себя за то, что не могла соскочить со «спидов».
Вскоре после этого ко мне на квартиру заехал Син:
— Поздравляю!
— С чем?
— Да ты что? Не верю, что ты забыла о собственном дне рождения.
Каждый день я проводила совершенно одинаково, в мечтах о дозе амфетамина, поэтому совершенно забыла о своем девятнадцатилетии. Син купил мне духи.
— Ты сам их выбирал?
— Конечно.
Я сняла крышечку и вдохнула аромат. Он был сладким, чувственным и... очень взрослым.
— Спасибо. Слушай, извини, я...
— Тcсс... Все в порядке.
Син знал, чем я занимаюсь. Но он думал, что я стала встречаться с другим, так как мне было одиноко, а потом, уже в процессе, подсела на наркотики. Он всегда из-за этого на меня сердился.
— Сёко, скажи мне правду. Должна быть причина, заставляющая тебя принимать наркотики.
Я вперила взгляд в пол и ничего не ответила.
— Зачем ты колешься? Ты что, не можешь со мной об этом поговорить?
— Прости меня, — только и могла вымолвить я. После этого он обычно произносил: «Пожалуйста,
завяжи с наркотиками. Хорошо?» — и обнимал меня. Я вела себя как эгоистка и втайне желала, чтобы он сердился на меня еще больше. Я мечтала, что в порыве страсти и ревности он решит, чтобы я стала только его женщиной и не принадлежала больше никому. Син всегда хорошо со мной обращался, но я никак до конца не могла понять, что творится у него в голове. Ну да, так или иначе, я была еще маленькой, и пришлось смириться с фактом, что мы с Сином всегда будем «на разных волнах». И все же я достаточно хорошо соображала, а потому сумела понять тайное послание, содержавшееся в этом подарке — изящном флакончике духов. Син хотел, чтобы я повзрослела, вот только у меня не хватало сил и решимости, и это больно меня ранило.
Нежно, ласково Син начал заниматься со мной любовью. Каждое прикосновение сводило меня с ума. Я начала стонать и упрашивать его двигаться быстрее. Неожиданно он остановился и посмотрел на меня:
— Сёко, ты что, под кайфом?
— Что?
— Я всегда могу сказать, когда ты под кайфом. Тогда ты ведешь себя совсем иначе.
От его слов мне сделалось гадко. Образа скромной милой девушки, которая радостно шла рука об руку с Сином, больше не существовало.
В ту ночь мне приснился дедушка. Сон был очень странным. Я не могла ясно различить лица деда, но была уверена, что это именно он. Старик стоял в голубоватом тумане на вершине горы, облаченный в белое кимоно, с печальным выражением на лице звал: «Сёко! Сёко!» — и манил меня рукой к себе. Проснувшись, я задумалась. Неужели деда настолько взволновало то, что я принимаю наркотики и сплю с женатым мужчиной, что он решил явиться мне во сне? Может, хотел мне сказать, что если я буду продолжать в том же духе, то присоединюсь к нему? Грудь сдавило, стало трудно дышать. «Прости меня, деда...» — прошептала я. Но мое сердце, разрывавшееся между Сином и Маэдзимой, разлетелось на множество осколков, и я не знала, смогу ли собрать их воедино.