Отец в халате сидел в моей гостиной и писал.
По тому, как он взглянул на меня при моем появлении, я понял, что мне предстоит серьез- ный разговор. Однако я поздоровался с ним так, как будто ничего не прочел у него в глазах.
– Когда вы приехали, батюшка?
– Вчера вечером.
– Вы остановились, как и всегда, у меня?
– Да.
– Мне очень жаль, что я не мог вас встретить.
Я ждал сейчас же после этих слов нравоучения, которое читал на холодном, лице отца, но он
ничего не ответил, запечатал письмо и велел Жозефу отправить его на почту. Когда мы остались одни, отец встал и сказал, прислонившись к камину: – Нам предстоит, милый Арман, очень серьезный разговор.
– Я слушаю вас, батюшка.
– Ты мне обещаешь быть откровенным?
– Как всегда.
– Правда ли, что ты живешь с Маргаритой Готье? – Да.
– Ты знаешь, кто эта женщина?
– Кокотка.
– Из-за нее ты не приехал погостить к нам с сестрой?
– Да, батюшка.
– Ты очень любишь эту женщину?
– Вы сами видите, батюшка, раз я мог не исполнить своей священной обязанности, в чем я
теперь прошу у вас смиренно прощения.
Отец, по-видимому, не ждал от меня таких категорических ответов, он подумал немного и
сказал:
– Надеюсь, ты понимаешь, что нельзя всю жизнь так жить.
– Я боюсь этого, батюшка, но не согласен с этим.
– Но вы должны были подумать, – продолжал отец более сухим тоном, – что я этого не до-
пущу.
– Я полагал, что, пока не делаю ничего такого, что может бросить тень на ваше имя и фа-
мильную честь, могу жить так, как живу, и это меня немного успокаивало.
Страсть закаляет. Я был готов на какую угодно борьбу, даже с отцом, лишь бы сохранить
Маргариту.
– Ну, теперь, пора положить этому конец.
– Почему, батюшка?
– Потому, что ваше теперешнее поведение оскорбляет фамильную честь, которой вы доро-
жите, по вашим словам.
– Я не понимаю ваших слов.
– Я объяснюсь. Я ничего не имею против того, что у вас есть любовница и что вы ей платите.
Всякий порядочный человек обязан оплачивать любовь подобной женщины, но вы забываете для нее все святые чувства, вы допускаете, чтобы слухи о вашей распутной жизни доходили до моего дома и бросали тень на честное имя, которое я вам дал. Этого не должно быть, и этого я не допу- щу.
– Позвольте вам заметить, батюшка, что те, кто вам дал подобные сведения на мой счет, са- ми плохо осведомлены. Я – любовник мадемуазель Готье, живу с ней, – и в этом нет ничего предосудительного. Я не даю мадемуазель Готье имени, которое я получил от вас, трачу на нее столько, сколько позволяют мои средства, я не сделал ни одного долга и, наконец, не попадал ни разу в такое положение, которое могло бы дать отцу право сказать своему сыну то, что вы мне го- ворите.
– Отец всегда имеет право указать своему сыну, что он стоит на дурной дороге. Вы еще не сделали ничего дурного, но вы можете сделать.
– Батюшка!
– Сударь, я лучше вас знаю жизнь. Чистые чувства бывают только у безупречно чистых женщин. Всякая Манон может создать Де Грие, а времена и нравы переменились. Мы не должны повторять старых ошибок. Я требую, чтобы вы бросили вашу любовницу.
– Мне очень жаль, что я не могу вас послушаться, батюшка, это невозможно.
– Я вас заставлю.
– К несчастью, батюшка, не существует больше островов святой Маргариты, куда можно
было ссылать куртизанок, а если бы такой остров существовал, я бы поехал туда за мадемуазель Готье, если бы вам удалось ее туда сослать. Ничего не поделаешь: может быть, я и не прав, но я могу быть счастлив только с этой женщиной.
– Послушайте, Арман, откройте глаза, ведь перед вами отец, который вас всегда любил и желал счастья. Неужели вы можете жить как с женой с женщиной, которая принадлежала всем?
– Ну так что ж, батюшка? Теперь она никому больше не будет принадлежать, теперь она ме- ня любит, ее переродила любовь ко мне и моя любовь к ней. Да, это обращение свершилось.
– Неужели вы думаете, что обращение куртизанок – задача порядочного человека?
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Дама с Камелиями
Исторические романыИстория любви парижской куртизанки Маргариты Готье и молодого француза Армана Дюваля. Юный романтик Арман впервые увидел роскошную Маргариту в театре и влюбился без памяти. Пылкий юноша сразу же кинул свое сердце к ногам куртизанки, уговаривая ее от...