Механически Живой

Глава 5. Выживший

Самый страшный враг человека - это он сам. Наравне с раной и болезнью в могилу могут свести упрямство и гордость. Вот только в отличие от первых, последние могут и воскресить. Так вот, он категорически запретил себе умирать. Словно в его силах было посылать импульсы, вынуждающие набухшее болью и напрочь отказывающееся сердце биться дальше.

Ему казалось - это насилие над собственным телом. Но всякий раз, когда затуманивался рассудок, он выталкивал на передний план Её образ. Вспоминал, как искрились ее глаза от смеха, какой мягкой и ароматной была ее кожа, как переливались на солнце ее янтарные волосы, какими сладкими и настойчивыми были у неё губы. Он обнимал её и, казалось, его объятия могли защитить её от всего зла этого мира. Он ей обещал. И что же? Какая-то смерть его остановит?!

Волевыми усилием мысли он разгонял кровь по организму, заставляя её отчаянно пульсировать в венах и артериях, тормоша само сердце. Он не знал, долго ли длилась его гонка со смертью и на кого какие сделаны ставки.

Просто в какой-то момент все тело содрогнулось от новой волны уже не его боли. Это боль вообще не могла быть чьей-то. Слишком нечеловеческая. Люди, которым в пытках загоняли иглы под ногти, сдирали кожу миллиметр за миллиметр, отрубали палец один за другим или рвали суставы на расползающемся в разные стороны аппарате, могли прекратить эту боль, выдав то, чего от них неистово требовали мучители, или умерев. А у него такого выбора не было. Он чувствовал все. Каждый нерв, каждый сосуд, каждый орган. Горело все. В аду, наверно, горят именно так.

Спустя время вся боль собралась в один полыхающий шар, забившийся где-то в области лопатки, словно намеревался проломить позвоночник и вылететь наружу, разорвав и спалив всю плоть.

А потом все кончилось. Он вдохнул полной грудью, и ничего больше у него не болело. Щурясь на полуденном солнце, он поднялся с песка и улыбнулся лишь одним уголком губ.

Ее любимая улыбка.

Но свет, загоревшийся глазах вернувшегося к жизни островитянина потух, когда радость сменилась осознанием того, что находился он на Альфе, что это больше не его дом. ПОГ превратил этот затерянный рай в разоренное кладбище.

Он содрогнулся от мысли, что остался один. На необитаемом острове. Окружённый трупами своих друзей. В полупьяном бреду будучи совершенно трезвым он бродил между останками, различая в лицах, над которыми птицы-падальщики устроили поминальное пиршество, черты своих друзей, девушек, которых он отверг, взрослых, в своей извечной надоедливой заботе растивших его, как своего ребёнка.