Если звёзды зажигают...

Друг

В палате с высокими белыми стенами пахло стерильностью и травами. Гарри был знаком этот запах, ещё со времён школы, которые сейчас казались нереальными и очень далекими. Раньше, точно так же пахло в школьном больничном крыле, куда по иронии судьбы парень попадал с завидной регулярностью. Но сейчас всё было иначе, возможно, потому что в Хогвартсе всегда было шумно, радостно, и не проходило пары часов, чтобы кто-то не врывался в палату, с пакетом шоколадных лягушек для больного. А быть может потому, что после войны никто не возвращается прежним и невозможно встретить мир таким же.
Во время битвы с Волан-де-Мортом, Гарри получил серьезные травмы, и пусть война закончилась всеобщей победой, что-то окончательно надломилось у него внутри. Он пролежал в коме несколько недель, и сквозь густой белый кисель, который не давал ему выплыть на поверхность, изредка слышал голоса из прошлой жизни. Мужские и женские. Озабоченные и спокойные. Смысл слов оставался неясен, сливаясь в одно стеганое одеяло без конца и края. Но среди всего калейдоскопа голосов был один, который помогал удерживаться на плаву, не терять связь с реальностью. Голос, заставляющий бороться за жизнь. Иногда он был резок:

- Не смей умирать, Поттер, слышишь? Не смей! Иначе, клянусь Мерлином, я тебя воскрешу и убью собственноручно! Не после всего, через что мы все прошли! Не после того, как я десятки раз спасал твою тощую задницу! Прояви хотя-бы раз свое упрямство, не для того, чтобы влипнуть в неприятности!

Иногда он был ласков:

- Гарри, - мягкий и глубокий, как прикосновение любящей руки. - Гарри, прошу…

Но однажды произошло то, что подцепило Гарри на невидимый крюк и вытащило сквозь глухую пелену забвения на холодную, стерильную поверхность реальности. Всего одна фраза, которая стала якорем.

- Ты нужен мне, Поттер, и поверь, эти слова от Северуса Снейпа не слышала ни одна живая душа.

Глаза Гарри распахнулись, и он долго пытался сфокусировать взгляд. Даже минимальный уровень освещения больно резал глаза, и Гарри понадобилось время, чтобы привыкнуть к приглушенному свету палаты.
В горле будто перекатывалось раздробленное стекло и говорить не было никакой возможности. После нескольких неудачных попыток, Гарри удалось скосить глаза на вечернего гостя. У подножия кровати, низко склонившись к его руке, сидел Северус Снейп. Его образ слегка двоился и плыл, но Гарри с отчетливой уверенностью чувствовал теплое прикосновение к своей руке.
Будто что-то почувствовав Снейп резко поднял голову и две пары глаз - бездонно зелёная и кричаще черная - встретились.
Казалось, Снейп не верил своим глазам. Он протянул тонкую белую руку, желая коснуться щеки Гарри, но резко передумав, отдернул ее. Этот странный порыв, совсем не типичный для Снейпа; этот Снейп, который не вписывался в понимание мира Гарри; это все было до ужаса странным, и больше смахивало на коматозный бред.
Снейп тогда не произнес ни слова, но его покрасневшие глаза, поддернутые дымкой печали, с тенями хронического недосыпания сказали намного больше, чем любые слова.
Профессор как-то сразу подобрался, скрылся за маской безразличия и лишь сухо кивнул - то ли своим мыслям, то ли приветствуя Гарри.
Прежде чем провалиться в целительный сон, Гарри успел услышать что-то похожее на "поправляйтесь". Но, возможно, ему это приснилось.
В следующий раз он пришел в себя через пару дней. Осмотревшись, Гарри понял, что он находится все в той же палате, в полном одиночестве. Тело ощущалось странно - ватное, без прежней силы и энергии, а голова звенела тысячей вопросов. На тумбочке расположилась гора разных вкусностей, к которым были прикреплены открытки друзей, пара книг (наверняка притащила Гермиона) и даже небольшой букет полевых цветов. Почему-то Гарри был уверен, что среди всего этого обилия знаков внимания и поддержки не было ни одного от Снейпа.
Гарри столько всего нужно было обсудить с профессором, что голова начинала болеть и кружиться от обилия мыслей. Сердце учащенно пританцовывало в груди, иногда пропуская удары, только при одной мысли о встрече, но минуты ожидания превратились в часы, потом в дни, и в конечном итоге - в недели.