ГЛАВА 4

2 1 0
                                    

- Впустишь? – спросил у напуганной моим визитом девушки.
- Зачем ты пришёл? – отвечает Эмма.
- Сам не знаю, - честно отвечаю глядя прямо в глаза, - захотелось спрятаться от всех и побыть немного одному. - на лице девушки читалось недопонимание и я добавил, - Раньше я искал покоя в твоём муже, только он мог вернуть мое душевное равновесие.
Эти слова подействовали на неё как шифр от замка. Эмма отошла в сторонку, молча приглашая меня внутрь. Прохожу. По старинке снимаю обувь. Она достаёт для меня тапочки и, также молча, уходит в другую комнату, оставляя меня одного.
Тишина. То, зачем я пришёл в этот дом. 
Прохожу в гостиную, смотрю по сторонам, пытаясь угадать что-то из старого прошлого. Эта квартира была нашей братской берлогой холостяков. Сейчас в ней все абсолютно по - другому. Тёплая, уютная, тихая атмосфера обволакивает. Проникает в меня вместе с воздухом, которым я дышу. Подхожу к дивану и плюхаюсь на него. Закрываю глаза и стараюсь хотя бы ненадолго ни о чем не думать.
В тот момент, когда голова опустошается, я, словно в трансе, сижу и чувствую себя оболочкой без души; человеком без чувств и чистых эмоций; человеком беспомощным и никому не нужным. Разума касается странный шум. Тонкий детский голосок, точнее плач. Открываю глаза пытаясь понять.

«Я, правда, слышу детский плач?»
Звук повторяется, а за ним нежный голос Эммы, что ласково успокаивает младенца.
Встаю и, словно заворожённый, иду на голоса. Дохожу до спальни, но стою возле приоткрытой двери. Эмма играет с малышом, который лежит на кровати, переменно, то плачет, то умолкает на голос матери. 
Бесцеремонно и без спроса вхожу в комнату. Как загипнотизированный подхожу к кровати. Ребёнок, заметив меня, любопытно разглядывает. На его лице застывает полу улыбка, затем и вовсе малыш улыбается и начинает как-то по- детски агу-кая, общаться именно со мной. Эмма поворачивается и удивлённо говорит:
- Обычно он плачет при виде посторонних людей.
Опускаюсь на колени, словно мальчик, лежавший на кровати - моя Медина. Я готов заплакать. Я не застал брата живым, но смог увидеть чудо, оставшееся после него. Хочу взять его на руки, и в тоже время боюсь навредить. Тянусь к нему и не решаюсь коснуться. Малыш продолжает изучать меня и весело о чём-то говорит.
- Хочешь взять? - спрашивает Эмма.
- Можно? - спрашиваю в ответ.
- Конечно. Садись на кровать, я подам его тебе.
Забираюсь на постель, устраиваюсь поудобнее. Она кладёт ребёнка мне на грудь. Малыш, как ни в чем не бывало, продолжает свои веселые рассказы, а затем, успокоившись, кладёт палец в рот и замолкает. Смотрю на него, чувствую, как маленькое сердечко бьется внутри, согревая меня, вселяя надежду на то, что эта жизнь ещё чего-то стоит. Смотрю на Эмму - девушка, наблюдая за нами, просто улыбается. В уголках глаз застыли слезы, но она часто моргает, стараясь их отогнать.
- Как назвала?
- Алан, - отвечает, прочистив горло. - Так хотел Адам.
Хочу много чего сказать, но все слова застывают в горле, когда Алан сладко зевает и закрывает глазки, собираясь спать. Из груди вырывается глухой смех. Впервые в жизни держу ребёнка на руках, и он засыпает.
- Я возьму? - Эмма тянет руки к малышу. - Уложу его и будем пить с тобой чай.

- А по крепче нет ничего? - шучу я, наблюдая за тем, как она заботливо забирает у меня малыша и кладёт его в детскую кроватку.
- Адам не пил, я тоже, - отвечает она, - поэтому только чай.
- Адам не пил? Мы об одном человеке сейчас говорим? Ты шутишь? - встаю, поправляю за собой вмятину на кровати и иду к выходу.
Проходя мимо девушки, вижу тень грусти на её лице, но она быстро прячется за волосами. Может не я один такой, полный мыслей и пустой в душе? Стоит ли пытаться с ней говорить и разгрузить немного эту светлую голову?
- Не хочешь поговорить? - выбираю вариант «спросить» чем «гадать».
- Можешь поставить чайник? - спрашивает она, а я понимаю намёк на то, чтобы я ушёл из комнаты.
Ну ладно. Она вернёт своё душевное равновесие, а я пока подумаю - как подобраться к ней ближе. Конечно, мне не стоит особо сближаться тут с кем либо. Пройдёт немного времени, и я уеду в Москву. В ещё более запутанную жизнь: к новым заботам,  к «жене», о которой я пока даже думать боюсь.
Пока я тут. Хороню сам себя. Словно в идиотском кино про психа. Надо свыкнуться, смириться, набраться сил идти дальше. Единственная цель - это выжить, не сойти с ума, и найти убийцу брата. Остальное меня не волнует сейчас. 
Эмма заходит на кухню ровно в тот момент, когда я сажусь за стол. Все, что нужно для чая я уже достал, пришлось пошарить по шкафам, конечно. Она стала разливать чай. Поблагодарив, взял свой стакан, а девушка села напротив. Мы долго молчали, наверное, минут десять, прежде чем я четко понял - пора уходить. Пусть мне хорошо здесь, по правде я действительно нашёл что искал - покой. Но своим присутствием я заставляю волноваться невинного человека. Она ведь не обязана меня понимать, так ведь?
- Ты хотел поговорить? - произносит спокойно.
- Да, - отвечаю, но какое-то время думаю, стоит спрашивать или нет, и все же спрашиваю, - вы с малышом нуждаетесь в чём-либо? - конечно не совсем то, что надо мне, но тоже важная тема. - Квартира оформлена на тебя, надеюсь?
- Адам перед... смертью, - её голос срывается, на доли секунды задерживает дыхание, закрывает изящными пальцами глаза, - обо всем позаботился. Конечно, его мачеха пыталась оспорить завещание, но буквально месяц назад все закончилось. Я выиграла суд.
- Да уж, Мадина та ещё стерва, знаю-знаю. Адам оставил завещание? Получается, он чувствовал, что... - я не могу сказать это вслух. Все ещё не примирился с тем, что кузена больше нет.
- Он ведь болел, ты разве не знал?
- Я не... «не Руслан. Я Рустам, который последние пять лет просидел в тюрьме. Это дико звучит, но я тут сам себя хороню ради того, чтобы найти убийцу брата. И о том, что происходило эти пять лет, понятия не имею, и спросить не у кого. Никому сказать не могу, никому доверять не могу. Я рассчитывал, что Адам мне поможет, но и его больше нет. Ты единственная, кому бы рассказал, клянусь. Но это опасно, мои тайны могут затянуть любого на дно», - смотрю на неё, а слова колят кончик языка. Я меньше двух недель на свободе, но уже готов сдаться и остановиться. Я не приучен лгать, и лишь дважды крупно солгал за всю жизнь. В первый раз, когда брал на себя вину брата, во второй - забирая себе его жизнь. - не знал. - заканчиваю разговор. - Мне пора. И так задержался.
 

Любви вопрекиМесто, где живут истории. Откройте их для себя