Последнее желание Ойкавы

2.

Ойкава был слаб и немощен... но всё ещё красив. Всегда был таким. На пике сил или в слабом состоянии он всегда был красивым, даже если Ивайзуми не говорил ему этого.

Он остановился у двери, колебаясь, стоит ли входить, потому что Ойкава сидел на своей кровати, сгорбившись, задержав взгляд на окне. Он был более тощим и бледным, чем когда он в первый раз увидел его в таком состоянии.

Они были в колледже. Ойкава уехал домой на лето, а Ивайзуми остался в Токио на летнюю практику, когда получил звонок от Маттсуна, который тем летом тоже вернулся в Мияги. Ойкава потерял сознание, и его отвезли в больницу.

Он сел на первый же автобус до Мияги, и застал Ойкаву сидящим на койке, ухмыляющегося и с издёвкой говорящего, что он как-то слишком сильно переживает.

Он медленно открыл дверь, но Ойкава не шелохнулся, слишком погруженный в размышления, чтобы заметить вошедшего. Он не говорил ни слова, просто наблюдая.

Сейчас Ойкава выглядел меньше, и Ивайзуми был почти уверен, что если они встанут рядом, то больной окажется ниже. На голове у того был полный беспорядок, что заставляло сердце Ивайзуми сжиматься, потому что он знал, что Ойкава невероятно заботился о своих волосах – даже в плохие дни он не мог перед выходом не убедиться, что они выглядят идеально. Его руки были сухими, бледными, костлявыми... Впрочем, как и он весь сам. Но между этими пальцами виделась слегка помявшаяся записка.

Его сердце сделало кувырок, мозг прекратил работу, а страх, что он едва не потерял его, внезапно стал таким реальным.

Он раскрыл рот, чтобы позвать его и привлечь внимание. Но вместо ожидаемого "эй, Дерьмокава" внезапно выскочило:

— Я люблю тебя.

Удивлённый вздох. Карие глаза шокировано смотрели на него.

— Ива-чан? — прозвучало из сухих потрескавшихся губ. Спустя два больших шага Ивайзуми ухватился за руку Ойкавы и прижал парня к груди в крепком и неловком объятии.

Он вдохнул. Смесь антисептиков и множества лекарств смешались со сладким запахом самого Ойкавы. Он набрал полные лёгкие пьянящего аромата, и когда понял, что ближе некуда, почувствовал, как к нему прильнули.

Руки обвили спину медленно и слабо, а лицо зарылось в сгиб шеи. Когда он почувствовал влагу на своём плече, то понял, что Ойкава плачет. Запаниковав, он отстранился.

— Что такое? Где-то болит?

Ойкава замотал головой, пряча лицо за руками, пока слёзы вперемешку с соплями стекали по лицу, рисуя неприятную, но удивительно милую картину.

— Я просто... — он подавился. — Я просто думал ты никогда... — пара глубоких болезненных вдохов. — Я просто очень люблю тебя.

Ивайзуми смотрел на него... просто смотрел, и видел его всего. И раздражающе идеальные растрёпанные волосы, и противно-милое зарёванное лицо, и эти глаза, блестящие от слёз, которые просто не останавливались. И, боже, как он мог не замечать этого?

Ойкава Тоору был красивым. И любовь к нему не могла предполагать и мысли о том, что он не был.

Той ночью, когда он поцеловал Ойкаву, он и близко не был настолько пьян, чтобы списать всё на алкоголь. Ему не на что было списывать, кроме как на то, что всегда хотелось знать, каково это: целовать Ойкаву.

— Ива-чан... я умираю, — прорыдал Ойкава. — Нечестно... с твоей стороны.

— Что именно?

— Это. То, что ты делаешь. Это... жестоко.

— О чём ты? Мы буквально были вместе всю нашу жизнь. Ничего бы не изменилось.

— Всё бы изменилось, — резко сказал Ойкава, надрывая голос, и Ивайзуми думал, насколько сильную боль причиняет ему разговор. Наверняка, огромную. — Я бы не хотел уходить, и ты бы не хотел этого.

Ивайзуми вытаращился на него, открыл рот, чтобы сказать, что Ойкава несёт чушь, но в то же время он понимал, что он прав. Признание в любви никак бы не изменило то, что Ойкава был смертельно болен, но...

— Тогда мы сделаем всё до того, как ты уйдёшь, — сказал он. — Даже если ты скажешь мне, что мы не можем сделать это, мы найдём способ.

Он говорил это, но на задворках сознания всё ещё скрёбся страх. Но этот страх потерять Ойкаву был ничем по сравнению со страхом не сделать с ним всех тех вещей, что он хотел бы. Выбор был вполне очевидным.

— Я не хочу причинять тебе боль.

— Да твою мать, я сказал, что люблю тебя, — прошипел Ивайзуми, теряя терпение. — Просто... позволь мне, окей?

Он не знал, когда Ойкава перестал плакать. Тогда ли, когда он выдал самую яркую улыбку, что Ивайзуми видел за последнее время. Или тогда, когда Ойкава кивнул. Или, возможно, когда он притянул шатена обратно к себе и нашёл его губы.

Всё, что осталось, – осознание того, что в тот конкретный момент всё было замечательно – будто всё стало на свои места.

от автора:
мх , глава маленькой получилось , всего лишь 749  слов. пожалуйста , ставьте звезды🥺👐🏻🧚🏻‍♀️ любите пейринг ойкава/иваизуми?)