Сломанная рация
Рыдая навзрыд, Фишер также не отлипал от друга - он отпускал всё, что нарастало в душе: страх, гнев, обиду. Всё, что разъедало его ещё минуту назад там, за кафельными плитами. А Джонсон принимал это - колкую смесь из боли и сострадания, проглатывая её, как горькую пилюлю.