Он играл на моих нервах печальную мелодию так проникновенно, что я готов был сдаться в любой момент. Он, всю жизнь боровшийся лишь за свободу своей воли. Он говорил со мной музыкой его жизни и моего конца. Он играл так, что моё и без того истерзанное сердце начинало кровоточить, а хрупкий хрусталь моей души звенел в унисон.