Смерть заберет с собой осень

Глава 1

«Смирение – это та стадия, которая у меня быстрее всего наступает»
Heavy R.

— Не смотри так на меня! — шутливо отозвался он, подпирая голову рукой. — Мне даже добавить нечего!
— Асахи, — предупреждающе шикнула на него жена.
Тот только пожал плечами, продолжая буравить меня своими темными, точно ночь, глазами, и от этого взгляда мне сделалось неуютно. Мне в принципе было некомфортно сидеть с Асахи под одной крышей, есть его еду и слушать про его успехи на работе, но и проигнорировать его предложение приехать было нельзя, ведь наша с ним мать отчаянно верила, что мы невероятно дружные братья, готовые постоять друг за друга горой. Так—то оно, конечно, так, но из нас двоих именно Асахи настоящий боец, способный преодолеть любую преграду и спасти всех из безвыходного положения, что вгоняло в тоску, потому что все лавры всегда доставались именно ему, и на фоне брата я ничем не выделялся. Это меня и злило. Я не хотел видеть в нем конкурента, но по-другому завоевать родительское признание и уважение не выходило. Да что уж там, до сих пор так и не вышло.
— Слушай, может, ты переночуешь у нас? — вновь встряла в разговор его жена. Она задумчиво глядела в окно, в пульсирующую черноту ночи, где вовсю разбушевалась метель. — Сплошные аномалии, ужа-а-ас!
— Да уж, даже в прогнозе не обещали такой метели. — Асахи шумно выдохнул, заглядывая в свой смартфон. — Лишь бы пути не перекрыли до города.
— Да еще и пальто у тебя совсем холодное для такой погоды, — обратилась она ко мне, поджимая пухлые губы. — Еще заболеешь, что в твоем... — Она неуверенно сморщила хорошенькое личико, внимательно следя за моей реакцией, потому что боялась ненароком обидеть, что было весьма мило с ее стороны. — В твоем положении не очень разумно, вот.
— Угу-угу, — согласился с ней брат, все еще читая что-то в телефоне. — Ну так что? Комнату предоставим, родителям напишу, они только рады будут! — Асахи наконец отложил телефон. — К тому же мы с тобой так долго не виделись, я ведь не смог приехать, когда... — он тоже замялся, виновато переводя взгляд с меня на пустую тарелку из-под карри. — В общем, ты меня понял.
Я уж думал, они никогда не замолчат. Несмотря на то, что их было всего двое, складывалось стойкое ощущение, будто я сидел в переполненном зале, окруженный со всех сторон толпой.
Быть может, особого желания идти в метель к станции у меня и не было, но я чувствовал, что провести еще несколько часов в их обществе я бы не смог. Мне срочно требовались тишина и покой.
— Простите, но у меня еще много дел для университета, поэтому я все же поеду.
Брат не выглядел ни расстроенным, ни удивленным. Вероятно, он догадывался, что я отвечу именно так, а потому его следующие слова меня нисколько не удивили:
— Что ж, следующий поезд будет через двадцать минут, тебя проводить до станции?
— Не стоит, — я лишь тряхнул головой, поднимаясь со своего места.
Толстый серый кот с пятнами белой шерсти на лапках недовольно сполз с моих колен. Он посмотрел на меня, как на ничтожество, и резко дернув хвостом, вальяжно ушел куда-то вглубь дома. Вскоре до моего слуха донесся скрежет когтей по кошачьему лотку, а после кот громко завыл и мяукал до тех пор, пока жена моего брата не окликнула его.
— Умница, Момо! — она выкрикнула это настолько резко, что я чуть пошатнулся, завязывая шнурки своих ботинок. — Ой, прости, — хихикнула она, прикрывая рот ладошкой, когда заметила мою реакцию. — Просто иначе он устроит нам целое представление.
— Ничего, — дернул плечами я, доставая из гардероба свое пальто.
— Может, ты все же передумаешь и останешься? — Она решила завязать мне шарф, поэтому я был вынужден смотреть на нее с близкого расстояния.
С чересчур близкого.
Безусловно она была красивой.
Хотя представления о красоте в последнее время у меня были размытыми, а вкусы у нас с братом кардинально различались практически во всех аспектах наших жизней, но его жена — Мэй, — была воплощением идеала. Нет, не так. Она была настолько красива, что наверняка в школе имела небывалую популярность, но красота эта была простой и приторной: немного смазливая и гиперболизированная. Гиперболизированная в том плане, что таких считали эталоном современной красоты, но не было в них толком ничего особенного. Обычная, но при этом нет. Непонятная мне переменная, которая стала небольшой частью моей жизни, и я еще толком не понимал, как мне стоило к ней относиться.
— Ладно, — она заметила, как я смущенно поджал губы. — Надеюсь, ты еще заглянешь к нам.
— Угу, — буркнул я.
— Без шуток. — Асахи протянул руку для рукопожатия. — Мы тебе всегда рады.
Вложил свою бледную ладонь в его, но вместо того, чтобы быстренько попрощаться, он с силой притянул меня к себе в жалкой попытке обнять. Несколько раз похлопав меня по спине, отчего я обреченно выдохнул, он все же отпустил меня.
— Годы идут, а ты не меняешься, братишка, — Асахи потрепал меня по голове, пытаясь подавить смешок. — Ладно-ладно, не будем больше задерживать, а то еще опоздаешь.
После прогретого дома улица напомнила мне камеру пыток или холодильник. Не хотел себя сравнивать ни с заключенным, ни с замороженной курицей, но иначе не выходило. Хлопья снега вместе с грубыми ледяными порывами ветра хлестали меня по той части лица, что осталась не спрятанной в шарфе. Линзы очков быстро запотели от моего горячего дыхания, а руки больно закололо от холода, поэтому шел я буквально наобум, примерно прикидывая по памяти, как я двигался от станции к их дому.
Вокруг не было ни души. Асахи с женой жили в пригороде, и этот район считался невероятно хорошим для жизни семейных пар. С каждым годом он все больше разрастался, притягивая к себе молодые семьи, а потому в такую темень все сидели либо дома, либо на работе — третьего не дано.
В окнах горел свет, и в них двигались размытые силуэты людей, а меня пробрала ужасающая тоска и страх. Еще толком не понимал, что из этого конкретно и почему: не смогу стать лучше брата? Не обзаведусь собственной семьей? Разочарую родителей? Заставлю маму плакать?
Нет, с последним пунктом я уже оплошал. Из-за меня она выплакала столько слез, что вполне можно было бы затопить весь Токио.
Станция оказалась ближе, чем я думал. Когда шел к брату, то казалось, что дорога заняла целую вечность, а теперь — пару минут. По левую руку был комбини. Я чуть поморщился, не совсем понимая, почему остановился напротив его дверей, но решившись поддаться искушению, вошел в теплый магазинчик.
— Добро пожаловать! — с широкой улыбкой поклонилась молоденькая девушка примерно одного со мной возраста.
Вместо того, чтобы произнести что-то внятное, я кивнул ей в ответ, стараясь как можно быстрее скрыться за полками с продуктами. Совершенно не понимал, что мне было нужно, а потому взял то, что первым попалось под руку: упаковку чипсов, журнал с какой-то поп-группой и... пиво.
За все свои двадцать лет я ни разу не пил ничего алкогольного, и я действительно не знал, почему моя рука потянулась к ярким баночкам. Взял сразу три. Показалось, что это наилучший вариант, хотя умом осознавал, что пить в одиночестве где-то далеко от дома в метель было бы безрассудно и опасно. Наверное, именно эти два фактора меня и подбили.
— Спасибо за покупку! — все с такой же широкой улыбкой произнесла девушка на кассе, пока я собирал свои немногочисленные покупки в рюкзак. — Приходите еще!
Закинув его на плечо, я поспешил выйти из магазина. До поезда оставалось минут десять. На платформе было пусто, и только белоснежный снег укрыл все вокруг одеялом. Сел на заснеженную скамейку, вскрывая первую банку пива, и задумчиво смотрел на то, как снежинки крутились в ослепительном холодном свете фонарей. Если красоту жены брата я оценить по достоинству не мог, то это — вполне.
Мы с родителями жили в Токио, а потому снега практически и не видели. Он выпадал от силы пару раз за весь сезон и таял настолько стремительно, что вместо того, чтобы слепить снеговиков, легче было попрыгать по лужам, но это... Это было потрясающе.
Не удержался, достал телефон и сделал на него несколько незамысловатых снимков. Просто на память. Или для того, чтобы запечатлеть хоть что-то красивое напоследок, если, конечно, конец настигнет чуть раньше положенного. В моем случае это было возможно.
Не заметил, как осушил первую банку и приступил ко второй. Пиво казалось безвкусным, точно я пил воду. Пустую спрятал во внешнем кармане рюкзака, попутно доставая из его недр тот самый журнал. Пробежался по нему глазами, быстрыми и мелкими глотками отхлебывая из жестяной банки, казавшейся на таком холоде раскаленной. Статьи были глупыми и сухими, и из интересного нашел для себя только бестолковый тест с ответами по типу «да» и «нет». Выяснилось, что из всех членов группы, что была на обложке, мне бы подошел патлатый участник с широким ртом и пухлыми губами. Он был главным в танцах и любил осень. От этого совпадения я даже не смог удержаться и усмехнулся, чувствуя в груди жгучее разливающееся тепло.
Поезд, похожий на огромного металлического монстра с желтыми светящимися глазами, затрубил о своем прибытии. Он стремительно приближался, а потому я заставил себя подняться несмотря на то, что тело ныло и хотелось вот так вот просидеть до самого утра. Ну или момента, пока работники станции сами меня не прогонят.
Подошел к краю платформы, смотря на новенькие рельсы. Сердце забилось настолько быстро, что его стук отдавался в ушах, перерастая в жуткую пульсирующую головную боль. От того, чтобы все стало ровно, меня отделял всего шаг. Шаг навстречу неустанно приближающемуся будущему, от которого было невозможно сбежать, сколько бы я ни пытался — уже перестал, как только осознал, что в жизни не существует чудес, а у всего имеется срок годности. Просто так вышло, что мне повезло чуть меньше. Заводской брак. Механизм с поломанными шестеренками, не подлежащими замене. Вот только сочувствующие взгляды родных нисколько мне не помогали, а делали только хуже, словно они тоже признавали мою негодность. Я просто хотел быть им равным, а не выглядеть в их глазах слабым и обреченным ребенком, но все упорно продолжали виновато отводить взгляд и понижать голос, когда разговор касался моего недуга.
Искренне надеялся, что выпитое пиво поможет мне решиться, но страх начинал сковывать меня похлеще корки льда, а поезд тем временем с ревом приближался, освещая своими фарами всю станцию.
Раз. Два. Три.
Я глубоко вздохнул и зажмурился. Все должно было произойти очень быстро и, как я наделся, не слишком болезненно. Секунда ада, а затем вечное умиротворение. Или после смерти боль ощущается настолько же остро, насколько и при жизни? А что там — по ту сторону? Часть меня хотела, чтобы впереди ждала пустота, но иногда мне казалось, что должно быть весело летать по миру бесплотным призраком и наблюдать за течением жизни своих знакомых. На манер наблюдателя в компьютерных играх, когда тебя убивают, а до момента респауна еще куча времени. Своеобразное бесконечное ток-шоу.
— Подожди-ка! — Кто-то вцепился в мое плечо, с силой дергая на себя.
Поезд пронесся мимо, снося меня резким порывом ветра. Меня затошнило, стоило мне подумать, что сейчас я мог бы стать кровавой лепешкой, которую пришлось бы отскабливать от рельс и лобового стекла. А еще от мыслей о перепуганном машинисте, который очень долго винил бы себя в непреднамеренном убийстве, потому что тормоза не успели бы сработать. Вместе с ним в голову лезли злые и уставшие люди, которые не смогли бы попасть домой, потому что полицейские перекрыли бы станцию полностью.
Да, мой поступок был бы весьма эгоистичным. Не такого конца я желал.
Наверное.
В следующий раз стоит подумать о других, чтобы мой уход никого не потревожил: спрыгнуть с моста или крыши, например.
В окне увидел свое мутное отражение и человека, который стоял за моей спиной. Его рука все еще лежала на моем плече, и в какой-то момент я был уверен, что это — работник станции. Мысленно я уже начал заготавливать речь, чтобы придумать оправдание своему поступку, а в качестве доказательства показал бы ему две пустые пивные банки: «Я просто задремал после долгой учебы и выпитого, прошу извинить за доставленные неудобства».
Но стоило мне обернуться, как я увидел перед собой молодого парня. Чуть старше меня, с ледяным, немного пугающим отчужденным взглядом. Я смотрел в его светло-серые глаза доли секунд, а сердце тревожно сжалось, и все мое естество, точно перепуганный щенок, протяжно заскулило, пытаясь спрятаться где-то глубоко внутри.
— Я тебя не съем, — выдохнул он. — Если не попросишь.
Двери вагона открылись, и наружу посыпались люди. Они не обращали на нас никакого внимания, торопливо двигаясь в сторону своих теплых домов. Я же нервно сглотнул и, чуть пошатываясь, зашел в вагон. Незнакомец с силой надавил на мое плечо, заставляя усесться рядом. От необъяснимого страха перед ним я беспрекословно повиновался, не совсем понимая, что ему от меня было нужно: хотел отчитать или был каким-то хулиганом, который хотел меня обокрасть?
— Куда едешь? — Он сел рядом, упираясь локтями в колени. Светлые, практически белые волосы, стянутые на затылке в хвост, падали ему на лицо.
— В Синагаву, — неразборчиво пробормотал я.
Незнакомец не ответил. Только внимательно рассматривал меня своим прожигающим взглядом, и от этого мне сделалось настолько нехорошо, что глаза неприятно защипало, а спина вся взмокла, из-за чего рубашка противно облепила кожу, и та зачесалась.
— Выглядишь, как жертва изнасилования, — подытожил он.
— Мгм, — я сглотнул, неуверенно пожимая плечами. Старался смотреть вперед, на свое отражение в окне напротив. Выглядел я жалко. — Вам нужны мои деньги?
Он какое-то время еще пристально наблюдал за мной, точно полагал, что я шучу, а затем расхохотался. Несколько пассажиров подняли на нас головы и как-то неодобрительно вздохнули, явно посчитав, что мы какие-то невоспитанные подростки. Щеки мои начали покрываться красными пятнами, и от стыда я был готов провалиться сквозь землю.
— У меня совсем немного налички осталось, так что брать особого нечего.
— Зачем мне твои бумажки? — Он провел ладонью по лицу, убирая с него волосы.
— А зачем вы сели со мной и заговорили?
— Я, конечно, уже понял, что умом ты не блещешь, но ты должен догадаться. — Парень вскинул подбородок, глядя на меня, как на неразумного ребенка, который перепутал простейшие знаменатели.
— Нет, не понимаю, о чем вы. — Я решил, что особой разницы между ним и работником станции не было, и свою ложь я мог использовать и здесь.
Но вместо того, чтобы начать вытягивать из меня правду и задавать море неудобных вопросов, он откинулся на спинку сидения и, закинув ногу на ногу, громко фыркнул. Покачал головой точно так же, как минуту назад это делали другие пассажиры и отвернулся. В его руках появилась книга, и казалось, что он совершенно потерял ко мне интерес.
Тогда я решил, что это — мой шанс сбежать.
Чуть сгорбившись и сжимая ладонью край рукава своего пальто, я вскочил с места, разворачиваясь в сторону прохода в соседний вагон. Успел сделать только шаг, прежде чем он схватил меня за руку и бесцеремонно усадил на место. От бушующих мыслей пошла кругом голова, а парень умудрялся держать меня и одновременно читать свою паршивую книжку.
— Что вам нужно? — шепотом выдавил я, не зная куда себя деть.
— Вместе выйдем в Синагаве, составлю тебе компанию, — не отлепляя взгляда от строчек, пробормотал он.
Я с трудом подавил сдавленный всхлип. Все казалось чем-то нереальным. Может, меня все же никто не останавливал, и это был мой персональный ад, который заключался в том, что я как бы продолжал жить, а на самом деле превратился в месиво из раздавленных кишок?
— Не понимаю, что вам от меня нужно? — Я уже не знал, о чем и думать, а потому бормотал первое, что приходило на ум. — Я закричу и... и вызову полицию... Вы явно не в себе!
Парень перевернул свою книгу обложкой кверху и положил ее на колено так, чтобы она не закрылась. В уголках его губ притаилась тень ухмылки, но я был уверен, что ничего хорошего в этом во всем не было. Ему определенно что-то было нужно, и я молил всех богов только о том, чтобы убил он меня как можно безболезненнее.
— Не в себе тот, кто хочет прыгнуть под поезд, — он нагнулся прямо к моему уху и шепот его зазвучал до того проникновенно, что я вздрогнул и настороженно сжался. — Так что просто побудь хорошим мальчиком и посиди смирно. Если бы я хотел тебе навредить, то не стал бы оттаскивать от поезда.
Спустя какое-то время объявили мою станцию. За это время я твердо решил, что он — ненормальный, и что от него было необходимо избавиться как можно скорее. Мне нужно было сказать работникам станции или полицейским, что он меня преследует, чтобы привлечь к себе их внимание.
Поезд плавно начал останавливаться. Большинство пассажиров поднялись вслед за нами, и как только двери вагона разъехались, нас с этим парнем вынесло на станцию людским потоком, который тащил нас вперед, точно бушующая волна в море, мечтающая выплюнуть двух надоедливых рыбешек на сушу.
Мы остановились около автомата с напитками. Незнакомец терпеливо ждал, пока я соберусь с мыслями и решу наконец, куда идти. Он явно не думал от меня отставать. В это время я притворился, что захотел газировки и медленно, нарочно растягивая время, нажимал на кнопки и закидывал монетки в автомат, высматривая хоть кого-нибудь, кто смог бы мне помочь.
— Не слишком ли много для тебя одного? — Парень облокотился о край автомата, скрестив руки на груди. — А то из ушей еще польется.
— А? — Он вытащил меня из забытья, заставляя вспомнить, что я еще не спасся. — Угощать не буду.
— Будто бы я просил, — насмешливо фыркнул он. — Где твой дом?
Банка содовой со стуком упала в отсек выдачи. Я просунул туда руку и нервно вцепился в нее пальцами, оставляя на металлической поверхности неглубокие вмятины. Пускай все его вопросы были простыми, и при обычных обстоятельствах я бы и глазом не повел, но в данной ситуации все это походило на несмешную комедию или пародию на фильм ужасов.
— Не смотри на меня так, словно я тебя придушу за углом, — удрученно простонал он. — Просто хочу удостовериться, что ты не решишь спрыгнуть с моста по пути к своей несомненно очаровательной комнатке.
— Вам-то какое дело? — Я двинулся в сторону того выхода, который был ближе всего к моему дому. — Если захочу, то могу это сделать и завтра, и послезавтра, и через неделю. Да что уж там, хоть сегодня ночью!
Вместо ответа он тяжело вздохнул. Его уставший взгляд был прикован к чему-то впереди и стоило мне за ним проследить, как внутри меня все взорвалось от волнения: там стояло двое полицейских, и теперь это уж точно был мой шанс.
Я ускорил шаг. Мой сталкер — тоже. Как только расстояние между нами и полицейскими сократилось, я сорвался на бег, стремительно подлетая к ним, чем заставил их удивленно вскинуть брови и насторожиться.
— С вами все хорошо? — учтиво спросил тот, что был повыше.
— Да, то есть, нет. — Слова не хотели вылезать из глотки. — Этот парень, — я развернулся и ткнул прямо в своего незнакомца, который лениво подходил к нам, засунув руки в карманы своей черной толстовки. — Он преследует меня.
— Преследует? — несколько неуверенно уточнил второй, разглядывая его с ног до головы. — Если это шутка...
— Нет! — я всхлипнул. — Он пристал ко мне на другой станции и все продолжает ходить следом... Вдруг он хочет мне навредить?
Второй поджал губы, явно не до конца веря моим словам, но все же он сделал шаг к нему и властным тоном произнес, чем заставил нескольких прохожих удивленно обернуться в нашу сторону:
— Господин, пройдемте с нами.
— В этом нет нужды, офицер. — Парень встал прямо перед ним. Он был невероятно спокоен, чем напомнил мне охотника, который видит в людях вокруг бестолковую дичь.
Повеяло холодом. То ли от порыва ветра, то ли от страха, который парализовал меня, пока я немигающим взглядом всматривался в его серые глаза. С каждой секундой они казались все глубже, точно топкое болото, и острыми, словно одним только взглядом он был способен перерезать нам всем глотки.
Офицер отшатнулся. Лицо его на краткий миг стало совершенно пустым, но уже через миг он учтиво улыбнулся, кланяясь мне:
— Хорошего вам вечера!
После этого он похлопал своего коллегу по плечу, и они поспешно удалились, оставив нас наедине. Я не мог заставить себя пошевелиться. Внутри будто все оборвалось. Настолько опустошенным и обреченным я себя не чувствовал даже в момент, когда хотел прыгнуть под поезд: тогда-то я контролировал ситуацию, а теперь точно очутился посреди дикого океана, где всем заправлял он.
— Чего встал-то? Пошли, — как ни в чем не бывало произнес парень.
— Как... — Ноги меня едва держали. — Как вы... Почему...
— Меньше вопросов, больше телодвижений, — он надменно закатил глаза, но как только понял, что его колкость не достигла цели, то схватил меня за ворот пальто и потянул в сторону выхода. — Какой же упрямец.
Найти в себе силы сопротивляться было не просто. Все мои мысли были заняты лишь тем, что каким-то неведомым мне образом он заставил этих двух полицейских уйти, словно я никогда не заговаривал с ними и уж тем более не просил о помощи. Это было странно, пугающе и непонятно. Все же больше начинал склоняться к тому, что если уж меня не переехал поезд, то наверняка я просто заснул, сидя на скамейке. Другого разумного объяснения я не видел.
Люди на улице с восторгом смотрели на сугробы. Группка детей с веселыми криками подбрасывали пригоршни снега в воздух, пока их родители пытались запечатлеть все это на камеру, заодно с неуверенной радостью обсуждая эту аномалию: из-за того, что снег был не частым гостем в столице, могли возникнуть проблемы с транспортом, а это могло значить лишь большую давку по утрам и возможные опоздания на работу. Ни то, ни другое никого не устраивало, поэтому большинство взрослых относились к снегопаду с некоторым пренебрежением и даже отвращением.
В попытке спрятаться от мокрого ветра, я приподнял плечи, чтобы шарф еще больше закрывал мое лицо; открытыми у меня оставались только глаза и лоб.
— Вы — всего лишь плод моего воображения, я прав? — дрожащим голосом пробормотал я, обращаясь больше в пустоту, нежели к незнакомцу, который вышагивал рядом. — Никогда бы не подумал, что от двух банок пива могут быть такие красочные галлюцинации.
— Я настоящий. — Он выдохнул облачко пара, бегло осматривая улицу и жмурясь от света фар проезжавших мимо нас машин.
Верить ему я не хотел, хотя отрицать сам факт его существования было почти невозможно. Эти две противоречивые мысли сплелись в моей голове воедино, и пока ни одна из них не могла одолеть другую, чтобы я пришел к какому-нибудь умозаключению.
Жил я совсем недалеко от станции в элитном жилом комплексе, а потому старался идти как можно быстрее, вслушиваясь в размеренный хруст снега под ногами. Пытался представить, что сделает этот парень: оставит меня и скроется или загипнотизирует охранника также, как и полицейского, чтобы пройти следом? Совершенно не понимал, к чему все шло, да и знать, если честно, не хотел. Каждой клеточкой своего тела я чувствовал неимоверную усталость, а в груди пульсировала боль, точно меня хватали раскаленными щипцами. Пока еще не сильная. Скорее, привычная, и я надеялся, что она не перерастет в нечто большее, потому что я уже успел полностью распланировать целую неделю, и отбрасывать все свои планы ради похода к врачу было бы несправедливо и обидно.
— Тогда как вас зовут? — Краем глаза я пристально наблюдал за ним.
— Хм-м-м, — парень дотронулся кончиками пальцев до уголка своих губ, не отрывая взгляда от рекламы компании по вывозу мусора на ближайшем столбе. — У меня нет имени.
Я не смог удержаться и злобно прыснул:
— Тогда вы не можете быть настоящим.
— Почему же? — Он продолжал смотреть куда угодно, но только не на меня, словно я был пустым местом. — Я умею ходить, говорить и думать. Как утверждал Декарт, если ты, конечно, знаешь кто это: «Я мыслю, следовательно, я существую».
— Декарт лишь философ, а не все философские изречения — истина.
— Ну, разумеется. Познать природу бытия и нашего существования невозможно.
Он грустно улыбнулся, поворачиваясь ко мне. Вместе мы выглядели невероятно нелепо: я пытался скрыться и утонуть в своей тонкой одежде, а он же шел так, словно вокруг царила не яростная метель, а светило теплое летнее солнце, ласкавшее кожу. Было в этом парне без имени что-то настораживающее и противоестественное, но я не мог понять, что именно.
— Тогда скажи мне, — он закусил нижнюю губу, — кто из всех философов тебе ближе?
— Зачем?
На самом деле я пытался оттянуть время, чтобы перебрать их в своей голове и вспомнить, к кому что относилось, потому что курс философии остался в предыдущем семестре. Почему-то ужасно не хотелось ударить в грязь лицом. Чисто из принципа.
— Просто удовлетвори мой интерес.
В голове всплыл только один человек, который буквально требовал, чтобы из всего длинного списка я выбрал именно его, потому что мы были похожи: оба считали, что человеческое существование абсурдно, и вместе с тем каждодневно ощущали дыхание смерти в затылок, что и заставляло прокручивать назойливые и порой огорчающие меня мысли из раза в раз, точно заевшую пластинку:
— Камю.
Мы свернули с главной дороги. Я просто хотел проверить, что он начнет делать, когда шумный поток людей останется где-то позади. Я все еще не верил, что он просто взял ответственность за мою жизнь на тот краткий отрезок времени, что мы шли от станции к моему дому. Мы все углублялись в узкие и порой темные закоулки, где он с легкостью мог бы ударить меня по голове и сбежать, но незнакомец продолжал обдумывать мой ответ, смотря только вперед.
Холодный белый свет от ближайшего фонаря скользнул по его бледному лицу, придавая ему еще большую неестественность. Парень усмехнулся и, склонив голову набок, прошептал:
— Какая ирония.
Я смутился и не нашел в себе силы возразить. В этом он был несомненно прав.
— Камю, если я не ошибаюсь, был против самоубийства, потому что это наиболее легкий вариант из всех.
— Да, — я с трудом разлепил губы. Голос мой звучал сипло и немного надломлено. — Это больше похоже на смирение, где нет бунта.
— «Таким образом, я извлекаю из абсурда три следствия — мой бунт, мою свободу и мою страсть. Посредством одной только работы ума я обращаю в правило жизни то, что было приглашением к смерти, и отвергаю самоубийство», — процитировал он его, и отчего-то меня передернуло, словно кто-то закинул мне за воротник льдинку.
Миновав еще один узкий проулок, мы вышли ко второму входу в мой жилой комплекс: высотка«ひ»-образной формы возвышалась на фоне всех остальных домов в округе, и только офисные здания вдалеке могли бы с ней посоревноваться; всю территорию окружал высокий забор, из-за которого выглядывали пестрые деревья, чьи листья еще не успели опасть, а потому они эстетично контрастировали с шапками снега. С этой стороны был вход через парк, но никто, кроме жильцов, не мог сюда пройти. Я наделся, что и этот странный парень наконец отстанет.
— Мы пришли, — я и не пытался скрыть раздражение в голосе. — Теперь вы оставите меня в покое?
Он задумчиво всматривался в брусчатую дорожку, ведущую к самой многоэтажке, и взгляд его сделался до того печальным, что он будто бы сошел с полотна Верне: уставший и скованный, как и Мазепа, он мчался туда, куда я не мог попасть, все дальше и дальше, за грань человеческого понимания, гонимый чем-то извне. Эта мысль остро проблеснула в моем сознании, прежде чем мы успели расстаться, и от подобного сравнения мне сделалось дурно.
— Еще увидимся, — парень устало прикрыл глаза. Его губы тронула слабая улыбка.
Он нагнулся ко мне, точно хотел что-то сказать, выдать тайну, а затем сделал два шага назад и растворился в снежном вихре, рассыпавшись на множество искрящихся снежинок, уносимых ветром куда-то меж проводов, натянутых над головой.