Игры в догонялки.

Глава двадцать третья.

Дженни лежала тихо, вся напряжённая и готовая слушать рассказ мужчины. Но он молчал, а когда девушка повернулась к нему лицом – увидела потерянный взгляд. Глаза Шаха казались пустыми, стеклянными, но где-то глубоко-глубоко внутри этих глаз была какая-то искорка. Искорка надежды. На что?

— Всё началось очень давно.— Намджун прочистил горло.— Лет двадцать пять где-то назад. Нам было по десять лет. Мне и Хосоку. Другу, к которому я часто отправляю Лилу.— пояснил он, зачем-то сильнее сжимая руку на талии Джен.— У него тогда сестрёнка родилась. Маленькая такая, смешная. Даже тогда была красивее любого. младенца.— мужчина рассказывал всё с таким восхищением, что повода сомневаться в его любви не было.— Хомок тогда часто сидел с Йичжоу. А я вместе с ним. Нам нравилось играть с ней. Казалось бы, два пацана десяти лет. Что им нужно делать? В машинки играть, да на улице драться. А нам это не интересно было.

Дженни слушала внимательно. Она даже представить не могла, что Шах и этот Хосок знакомы так давно. Даже она со своей любимой Лией дружит всего пару лет, а тут аж с десяти. Нет, вероятно даже раньше. С самого начала школы?

— Нам в радость было играться с маленькой Йичжоу. Она росла на нагих глазах. Мама Хосока работала всегда после обеда, когда мы приходили к другу домой и сидели с малышкой. Даже первые шаги и первое слово лицезрели именно мы!— Намджун посмотрел в глаза Дженни, на несколько секунд реально зависая. Любуясь.— Когда Йичжоу исполнилось пятнадцать – мы начали встречаться. Даже не смотря на разницу в нашем возрасте. Я был очарован ею, меня не интересовали другие девушки. У меня даже стоял, сука, только на неё! А малышка была влюблена в меня до беспамятства. Она знала меня как своего оппу. Оппу, который с самого рождения с ней. Который нянчился с ней и знал «от» и «до». Она даже смущалась того, что в детстве я менял ей подгузник и купал.— Шах улыбнулся.

Он улыбался, а Дженни завороженно слушала, представляя какие-то моменты в голове. Так тепло почему-то стало на душе. Она даже не знала – почему.

— Эта малышка всегда была моей. И она знала это. И ничего не имела против. Ей нравилось принадлежать мне. Нравилось быть любимой мною. И, само собой, нравилось любить меня. Помню, как она расплакалась в свои пятнадцать, когда я отказался целовать её по-взрослому. С языком. У нас были поцелуи в губы, но они наскучили ей, а я боялся напугать, ведь она такая маленькая. Ей всего пятнадцать, а мне уже было двадцать пять. Йичжоу залилась горькими слезами и говорила, что все её подружки уже целовались с языком, а она нет. И стыдилась этого. Тогда мы впервые поцеловались с языком. Она была такой счастливой.