Сказание о принце мертвой розы

Пролог. Под статуй принца капли крови

- А что это за статуя?
Юный садовник поднял глаза на прекрасного молодого человека из черного мрамора, казалось, он вот вот улыбнется или напротив, закатит глаза. Служанка удивленно посмотрела на блондина, но вскоре улыбнулась:
- Совсем забыла,что ты тут не так уж и давно, и не знаешьэту историю. Ладно, не бросай работу, ая пока поведаю тебе о нашем принце.
-О Шамси?
- Нет, его старшем брате.
- Но он же...
- Не перебивай меня, юнец! Иначе никакой истории.
Голубоглазый парнишкапокорно замолчал и женщина быстросменила гнев на милость:
- Так вот. Когда-то, много лет назад, было у нашего короля два сына, старший, Каян и младший Шамси. И если он был сыном своего отца, то старший брат более мира любил свою мать и помешался с горя, когда та умерла, сведя счеты с жизнью, в результате, он обвинил короля в убийстве, а после и вовсе сбежал в лес, уж не знаю, что там с ним произошло, но результат один, юный принц погиб. А эту статую король поставилв его честь. Все же король Вельем весьма добр, вон, даже такого пленника как ты вместо смерти оставил работать садовником. А теперь довольно прохлаждаться, убери тут все сорняки, я проверю скоро!
Последние слова служанка проворчала нарочито грозно и удалилась в сторону замка, Лэнс проводил ее взглядом, тяжело вздохнул и вернулся к не самой простой работе. Поясница ныла, впрочем, как и спина со сгоревшей на, жарковатом солнце, кожей. Все таки довольно проблемно быть блондином в далеко не холодной стране. Его кожа намного чувствительнее к губительному жару, нежели у местных, более смуглых и в общей массе темноволосых. Про то, что тяжело обменять статус принца на работу простым садовником, хоть и в королевском саду, стоит вообще молчать. Впрочем, ему не привыкать к лишениям, мать свою он почти не помнит, потом война, плен и в конечном итоге эта работа, можно даже посочувствовать принцу-статуе, тому хоть было по кому горевать. Самому же Лэнсу с младых ногтей твердили, что его матушка не лучший человек, темная колдунья, опасная для мира, не более.

Возле статуи росли розы, и под их ветвями убирать было до ужаса сложно, они вечно оцарапывали нежные руки бывшего принца, которые, невзирая на тяжелые условия работы, были такими же красивыми и совсем без мозолей, иногда, когда было совсем грустно и одиноко, юноша начинал петь, вот и сейчас он затянул длинную колыбельную:
- Ночью звезды, смотри, сынок
Светят нам как цветы
И среди дальних дорог
Путь подскажут они
Если будет тебе горячо
Или лед разольется в груди
Ты положи цветы на плечо
О них свои слезы утри.
И станут цветы красивей
От тебя научатся смеху
Они среди дальних полей
Начнут танцевать нам на потеху.
Лэнс умел колдовать, не так хорошо как мать, но даже его сил хватало, чтобы убрать с рук царапины, только сейчас он случайно начал передавать свою энергию розам и ему показалось, что те были даже рады. Они словно тянулись к нему ближе, пили из закрывающихся ранок кровь и его силу, наверное, стоило испугаться и отскочить, но парень почему-то даже не подумал о подобном варианте, он лишь погладил большим пальцем лепестки самого крупного цветка и усмехнулся:
- Красивые вы, но как собеседники не очень, хотя и слушать умеете.
Наверное, Лэнс сидел бы тут долго, но уже вскоре его окликнули, а когда он не отозвался, по плечу больно ударил кнут, и так поврежденная солнцем кожа лопнула, и бардовые розы окропила кровь, смешанная со слезами, что брызнули невольно из глаз юнца.
Он убежал работать, боясь, что получит сильнее, не зная, что его крик разбудил кое-кого под статуей, но сейчас у блондина были беды страшнее темной магии или давно погибшего принца. По крайней мере так думал сам Лэнс. Если бы плети могли, они бы сами остановили свой полет над плечами и спиной ни в чем не повинного юноши, но увы, они остаются лишь предметом, которым умелый палач добрых полчаса обрабатывал юную нежную кожу. Наверное, на его месте многие бы спрашивали, за что же мне это, но Лэнс четко знал ответ, это ему за сам факт его существования. Да, король Вельем не приговорил его к казни, «всего лишь» назначил садовником в своем дворце и лично назначал наказание за каждую, даже малейшую провинность, потому что так и не смог простить. Ведь в день, когда они захватили столицу принц уже поверженной страны не встал на колени. Тогда его долго истязали, используя как плеть, так и кнут вместе с раскаленным клеймом, но он лишь опустил голову, роняя на землю слезы боли и закусывая губу, сквозь которую прорывался скулеж. Но на колени так и не встал, пока не потерял сознание. Вот за это Вельем и не смог простить Лэнса.
Наконец экзекуция окончена и парня отвязали от столба, он, в очередной раз игнорируя правила, не поклонился монарху, а молча ушел прочь, за что и получил вдогонку удар длинным кнутом, который свалил подростка с ног. Лэнс тихо пискнул, в очередной раз заплакав, поднялся на ноги и медленно практически уполз в свой закуток. В отличии от других слуг, он не жил в общих бараках, а был вынужден спать на холодной земле, на ночь полностью обнажаясь, дабы не марать свою единственную одежду, ее он стирал сам в одном из ручьев, впрочем, мылся там же, ибо в купальни, даже для слуг, ходу ему никак не было. Упав в свой уголок на живот, бывший принц с трудом разделся и, тихо поскуливая, отключился. Пришел в себя он уже ночью, спина болела все так же сильно, но не смотря на это он поднялся на ноги и тайными тропами зашел в сад. Розы у статуи даже не думали закрывать свои лепестки, не взирая на поздний час, так что он осторожно сел, прижимаясь к кустам и вдохнул пьянящий аромат. Ему так хотелось поделится своим горем хоть с кем-то. Но даже так говорить с цветами казалось не лучшим решением, так что Лэнс прикрыл глаза и тихо запел:
– Если в мире моем стихнут шаги
Значит жизнь у черты
И прошу за мною ты не беги
Я разрушу мосты
Мне больно и горько, упал алтарь,
Его я не смог поднять
Впервые в жизни мне так жаль,
Что некого обнять.
– Ты всегда можешь обнять меня.
Донесся насмешливый голос из-за кустов и парень вскочил на ноги, тут же застонав от боли в спине. На его глазах статуя, что лишь недавно была выполнена из камня, ожила, приобрела вполне себе человеческий окрас и кажется, вот-вот собиралась сойти с пьедестала.
– Кажется, я все же сошел с ума.
До подозрительного спокойно сообщил Лэнс и отошел от роз и их гостя на несколько шагов назад.
– Весь мир сошел с ума, если ты еще не понял.
Все так же насмешливо откликнулся, Каян, да? И почему-то именно этот тон убедил садовника, это не глюк, вполне реальный человек.
– Ты принц?
– Угадал. Может еще и расскажешь, что тут произошло за эти три года с момента моей смерти?
– Долго рассказывать...
– А у нас времени много, целая ночь, можно сказать. – А работать завтра вместо меня добрые духи будут что ли? – скептически уточнил Лэнс, складывая руки на груди и слабо зашипев от очередного импульса боли.
– Ладно, сжалюсь над пострадавшим, просто расскажи мне, что тут было за эти три года вкратце. Хотя бы основные моменты, ну пожалуйста.
До этого момента Лэнс был уверен, что мимика статуи не позволяет ей принять жалобное выражение лица, но в этот момент его уверенность пошатнулась. Терпеливо вздохнув, юноша принялся за короткий рассказ:
– Ну смотри, два года назад началась война между нашими государствами, как ты понял я пленник твоего отца, а еще принц...Сейчас наследным принцем все считают Шамси и про тебя лишний раз не вспоминают. Ну что еще? Король проводит реформы, которые загоняют бедных в кабалу и лишает рабов последнего шанса на освобождение.
Лэнс выложил все как на духу, не ощущая, что статуя наложила на него простейшие чары для развязывания языка, вот и не мог парень перестать говорить на тему, что откровенно интересовала собеседника. Но вот действие чар закончилось и блондин помотал головой, не понимая, какого демона он все разболтал? Статуя лишь неоднозначно хмыкнула и покачала головой:
– Ладно, иди спать, ты тут вечно с самого рассвета возишься, да? А на небе уже звезды бледнеют, скоро птицы проснутся.
Лэнс хотел было что-то сказать, но на плечи навалилась тяжким одеялом усталость, а учитывая, что раны на спине никто даже не думал лечить, стало совсем плохо. Только сейчас он понял, что статуя, все это время, для поддержания в себе подобия жизни использовала не свою энергию, а его, от этой мысли парень нахмурился и хотел уже высказать, своему собеседнику, но обнаружил, что статуя приняла первозданный облик, так что Лэнс лишь пригрозил ей кулаком и отправился в свой угол. Его не покидала мысль, о таком необычном способе общения, хотя и не особо прельщало быть батарейкой для чужой, к тому же, явно темной магии. В их мире далеко не все видели разницу, между темной и светлой магией, глупцы. Они считают, что светлое это то что лечит и спасает, а темное наоборот. Как бы они удивились узнав, что самые сильные лечебные заклинания являются порождениями темной магии и многие из них берут силу у далеко не добрых и светлых богов. Взять тех же краснокожих с берега Нил, они покланяются солнцу и сжигают в его честь рабов. Но их вера считается светлой, чистой, ибо они верят в загробную счастливую жизнь для этих жертв. Лэнс усмехнулся в последний раз и осторожно лег в холодную пыль, увы, другого ложа у него нет и не предвидится, разве что если он согласится греть постели некоторым господам, но нет, шлюхой быть ради теплой кровати парень откровенно не готов. Лучше уж спать на холодной земле. Одежда покоится в чистом уголке, нельзя ее портить, а сам парень уже через минуту спит, сопя словно маленький ребенок в свой же кулачок и забавно хмуря от холода брови.
– Подъем! Либо ты встаешь сам, либо тебя поднимаю я и тогда вчерашняя порка цветочками покажется!
Лэнс подскочил с земли и тут же со стоном полным боли опустился на колени, за ночь раны хоть немного начали регенерировать, но часть ночи он не спал, это раз, из него качали магию, это два, вчерашние солнечные ожоги еще не прошли, это три. Настолько плохо ему было не каждый день, даже не каждую десятницу. Но раз в лунный месяц как минимум он получал и ожоги и порку, из-за чего потом с трудом вставал. Игнорируя похотливый взгляд надсмотрщика, Лэнс оделся в старую, мятую, протертую одежду, ее ему выдавали раз в сезон, то есть примерно раз в четыре полных цикла луны, так что он чисто физически не мог держать одежды в идеальном порядке. Да и стирать приходилось в речной воде, без мыльного корня. Из-за этого ему вечно казалось, что одежда и он сам на много километров воняют потом, было противно от самого себя. Он то привык к ваннам с солью моря и маслами, но уже два года как был вынужден влачить жалкое существования. Одевшись, Лэнс поправил длинные, на удивление и не смотря на тяжелую жизнь, мягкие волосы, которые ему оставили по прихоти короля, и вышел из своего угла, на улице разгорался рассвет и ему пора вернутся к работе.