Когда зацветёт вереск

Под знаком льва

Несколько месяцев спустя. Литтл-Уингинг.

Он стоит у окна своего кабинета и смотрит, как внизу, возле замковых стен Салазар проводит у пятикурсников очередное занятие дуэльного клуба. Смотрит и чувствует, как в груди что-то предательски сжимается.

Он там, внизу. Зар. Его Зар. Человек, ради которого можно свернуть горы. Ради которого стоит жить и хочется жить. И он будет жить, несмотря ни на что, любой ценой, какой бы высокой она ни оказалась. И нет ни малейших сомнений, ни тени страха перед тем, что он собирается сделать.

Только сердце болезненно ноет в груди.

— Ты совершаешь ошибку, — спокойный голос за спиной резонирует с этой ноющей болью, заставляя его поморщиться.

Он не оборачивается, но спиной чувствует упрек в голубых глазах.

— Посмотри на него, — он вновь находит среди учеников знакомую до последнего изгиба фигуру.

— Он великолепен, — голубоглазая девушка больше не сверлит спину укоризненным взглядом, теперь она стоит рядом, и он почти чувствует тонкий запах мяты, исходящий от ее волос.

— Да, — по губам скользит теплая улыбка. — Он великолепен. Он лучший из всех, кого я знал. Таких, как он, больше нет и никогда не будет. И он мой. А теперь скажи мне, Ровена, как я могу отказаться от него?

— Я не прошу тебя отказаться от него, — она качает головой. — Я прошу только не делать глупостей. Ты ведь можешь просто быть с ним.

— Сколько? — голос звучит чуть более резко, чем хотелось, он наконец смотрит ей в глаза. — Год? Два? Мне этого мало.

Ровена задумчиво щурится.

— А ты эгоист…

— Пусть, — он даже не пытается спорить. — Пусть так. Я не хочу и не могу расставаться с ним. И мне плевать, какой будет цена, если я смогу пробыть с ним даже один лишний день. Я готов заплатить.

— Да, — медленно произносит Ровена, все так же задумчиво глядя на него. — Ты готов. Только откуда ты знаешь, что платить придется именно тебе?

Гарри проснулся, судорожно хватая ртом воздух, и резко сел в постели. Несколько мгновений окружающая реальность казалась чужой, неправильной, но постепенно сознание адаптировалось, и он увидел знакомые с детства очертания своей комнаты.