Чужие страдания могут быть привлекательными

Глава 1

Вид ее слез доставляет неимоверное удовольствие. Видеть, как течет ее тушь, как она растирает ее по коже лица и смотрит на него заплаканными глазами доставляет удовольствие.

Он ощущает собственное превосходство, пока она стоит перед ним на ободранных, ярко-красных коленях, явно не приносящих ничего, кроме жгучего дискомфорта, и плачет.

Он грубо поднимает ее голову за подбородок, смотрит сверху вниз, с наслаждением отмечая, как по ее губам струятся сопли и слезы — все вперемешку.

Это можно назвать триумфом, поскольку он в первый раз за все это время довел ее до истерики. Личная победа и вознаграждение за нее, покорно стоящее на коленях. Этого он добивался. И теперь, имея над ней полную власть, он может делать с ней все, что захочет, вплоть до убийства. Он может забить ее до смерти, вскрыть ее чудное горло сектумсемпрой*, вспороть живот абсолютно маггловским способом — всадить в нее нож по самую рукоятку, как давно хотелось, убить ее грязно, замарать руки в ее мерзкой крови, заставить ее захлебываться ею и дробить ее кости, пока она (связанная) скованная по рукам и ногам смотрит в ясное, безоблачное небо пронзительной серостью своих опустошенных глаз. И он бы вырвал их из глазниц, оставляя себе как трофей, вспомнив былые времена, к которым он так не желал возвращаться. Но именно это вызвало бы чувство ностальгии и забилось бы в животе, заставляя желать этого снова и снова. Он знает, что она позволит ему это сделать. Он знает, что она позволит ему издеваться над собой столько, сколько он захочет; до тех пор, пока ему самому не надоест этот цирк. Вот только он вовсе не спешит. Потому что спешить некуда.

Злость и гнев — его вечные спутники — сейчас отходят на второй план, давая волю пустому «хочу», которое значительно отличается от обычного. Морально истерзанная жертва и персональный истязатель, что может быть привлекательнее этого?

Он толкает ее ладонью в грудь почти больно и почти со всей силы, заставляя упасть спиной назад, опираясь на локти. Она не пытается сопротивляться, лишь подставляется. Он мог бы заставить ее есть землю или начинить ее плоть личинками, которые бы вываливались из ушей и изо рта, пока она бы вопила как ненормальная, пытаясь стряхнуть их с себя. Но. На ее лице нет испуга, но и иррационального любопытства тоже не наблюдается, оно выражает целое ничего. Поразительно. Долгожданное равнодушие греет его темную душу, упивающуюся чужими страданиями и болью.