Мое детство началось с разрушения меня. С разрушения моего мира. А вы знаете какого иметь собственный мир? Нет. Вы ведь не больны. Как я. Это было удивительное время, удивительное место, полное, живое место, не такое, как этот жуткий мир. Не такое, понимаете? У меня был друг, мой одногодка. Нам вместе всегда было весело. Мы с ним дружили с малых лет. Вместе ходили и в садик, и в школу. К сожалению, у него не было родителей. Он жил с бабушкой. Она была совсем старенькой, не справлялась с ним, хотя как не справлялась, ей до него, больно то, не было дела. Она пропадала все время на работе. Пенсии не хватало. Поэтому мой друг, кстати, я совсем забыл вам сказать, звать его Ваня. Так вот, этот Ванька постоянно был у меня дома. Кроме меня, у него друзей не было. И вот, после школы, мы прибегали ко мне домой, а дома моя мама, она готовила обычно что-нибудь вкусное. Придем мы, наедимся, уроки сделаем и идем в футбол играть. Вот бы вам показать один из таких дней! Было бы еще лучше, если бы вы попали в тот день, когда мама готовила блинчики. Вы бы объелись! Ох и соскучился же я по блинчикам.
Классе в третьем Ванька пропал. Он тогда еще ко мне не пошел, сказал, что дела. Искали мы потом его всем районом. Долго искали. Три дня. Целых три дня, представляете. Хотя это не мы его нашли, а он сам нашелся. Пришел ко мне домой. Сам. Тут я так обрадовался, стал его обнимать, рассказывать, как мы все его искали, а его все не было и не было. А он улыбался. Эх, он такой хороший человек, каких на всей планете не сыщешь. Говорит, когда шел по делам, увидел девушку, слепую, на улице, решил помочь. Она даже не знала где ее дом. Говорит, потерялась. Искали ее дом целый день. Нашли уже ближе к ночи. Так она его уговорила у нее переночевать, мол, поздно уже. Переночевал он, значит, встал, сутра пораньше, пошел домой. По пути за ним какой-то тип увязался, кое-как убежал от него. Кто знает, чего ему от него надо было. Когда он пришел домой, бабушка его была на работе. Вот он и решил в школу не идти. Когда бабушка приехала домой, то так обрадовалась, что Ванька нашелся, что разрешила ему второй день в школу не ходить. Поэтому он мне только сегодня сказал, что нашелся.
С тех пор мы с ним вообще не расставались, вплоть до 17 лет.
Потом, как-то приходит ко мне мама и говорит: «Эх, сына, сына. Все так же, да?». Я стоял, как окаменевший и не понимал, что происходит. А она продолжала: «Когда же ты оправишься? Мы все по тебе скучаем. Ждем, надеемся, что ты придешь домой, как раньше, а я тебе блины нажарю. Эх...» Тут словно мне мозг обратно в голову положили, боль была такая, будто молотом мне по голове ударили. Спасибо тебе, Эйген Блейлер. Если б не ты, так ничего никто бы и не понял. Кто знает, был бы я тогда жив вообще? Сочли бы меня неизлечимо больным, да усыпили бы. А тут... Дали дожить до 17. Я осознал, что нахожусь не в своей комнате, как секунду назад, а в непонятной пустой комнате, с голыми, белыми стенами. Открыв глаза, я увидел, что сижу в кресле. Передо мной были удивленные и в то же время печальные глаза мамы. -Мам?
