Антон залился краской и не знал, куда деваться. Наконец вернулась учительница:
— Куда же тебя посадить? Сядь-ка пока в конце с Семеном.
— Еще чего! — хмыкнул толстяк и поставил рюкзак на соседний стул, а Антону пришлось сесть еще дальше, за самую последнюю парту. Рядом с ним из-под стола торчали рулоны с какими-то плакатами.
— Вот и хорошо, — сказала учительница. — Начнем урок. Тема: традиции русской и мировой литературы в рассказе Паустовского «Кот-ворюга».
Толстяк обернулся и поглядел на новенького. Взгляд его не сулил ничего хорошего.
Уже на четвертом уроке в тетради Антона обнаружился растекавшийся амебой желтоватый плевок.
После занятий он специально задержался подольше, чтобы не идти домой вместе со всеми. Он поставил рюкзак в коридоре на подоконник и перебирал учебники.
— Привет! — сказал кто-то над самым ухом.
Антон обернулся и увидел девочку в зеленом свитере с вышитым на нем жирафом. На уроках она сидела за второй партой, и несколько раз он ловил на себе ее взгляд.
— Привет! — Антон залился краской.
— Врезал бы ты ему.
— Кому?
— Семену.
Антон не ответил и принялся складывать книги в сумку.
— А ты за рекой живешь? В том деревянном доме?
— Ну да.
— Там, наверное, очень страшно… да еще через лес приходится ходить. Я бы не смогла.
— Да нет, все нормально, а что такого с лесом?
Девочка замялась, а потом, улыбнувшись, ответила:
— Ничего. А меня, кстати, Полиной зовут.
Следующая неделя стала для Антона настоящим кошмаром. «Ой, извини!» — говорил Семен, толкая его на лестнице, да так, что и шею недолго было сломать, или: «Я случайно!» — опрокидывая на него стакан с компотом в столовой. И так каждый день. Антон ни на секунду не смел расслабиться из-за потока «случайностей». И с ужасом понимал, что это лишь начало и что дальше будет только хуже, если он ничего не предпримет, но сделать ничего не мог. Он ходил по школе, опустив глаза в пол, и считал минуты до конца уроков. Лишь иногда, поймав на себе взгляд Полины, он задыхался от стыда и готов был врезать обидчику, но ничего, как назло, не происходило. Потом запал иссякал, и все продолжалось по-старому.
