========== 0-1. Пролог ==========
Дверь снова звякнула, оповещая кассира и двух других работников магазинчика на окраине некого, не очень известного, скорее даже немного пустынного городка, о приходе покупателей. Девушка, стоявшая за кассой и пересчитывающая купюры, недовольно фыркнула. До закрытия оставалось совсем-совсем немного, буквально несколько минут, но в зале, где играла музыка из радио, эти несколько минут тянулись вечность. Мисс, заправляющая заведением, была не то чтобы строгой, но довольно перфекционистской натурой, посему на «работе» надо было «работать», а не «делать свои чёртовы конспекты, идиотина!» — как бы выразилась та женщина.
Впрочем, это было не так важно: мисс Ньюфелл часто бывала в отъездах, что было на руку любителям поотлынивать (Джордж, слушающий что-то в своих наушниках, и протирающий полку, был тому доказательством). Ну или поделать «чёртовы конспекты».
— С вас три доллара, сэр. — Лениво отозвалась Дафни и, подняв голову, невольно вздрогнула, откладывая пачку в кассу. Мужчина выглядел довольно необычно, даже немного пугающе, но для их городишки это было обычным явлением. Как и нераскрытые дела, ну, или парочка пропавших. Наверное как раз из-за того, что все уже привыкли к фрикам — ведь кто знает, скрывается за неординарной внешностью очередной убийца или простодушный студент, любящий покурить травку за гаражами. Да и время сейчас такое, где каждый выражается так, как хочет (немного подумав, даже тихони приплетаются к такому образу жизни, просто не сильно выделяются в толпе).
— Вот же фриков поразводилось, — потягиваясь пропел Джордж, стоило дверям снова закрыться — мужчина ушёл, постукивая палкой. — Каждый день как карнавал, а? Я ж прав! Кстати, Грю, как дела с Мелоди? Она уже подставляла тебе свою-…
— Помолчал бы лучше, козёл, — Грю сплюнул на пол, после сразу же размазывая плевок вместе с водой шваброй. Впрочем, через секунду он уже стоял облокотившись на неё. — Или ты хочешь рассказать нам что-то? — Дафни немного прыснула, подняла взгляд на парней, мельком все же поглядывая в рядом лежащие листочки. — Хей, Джордж, неужто ты не расскажешь нам как прошло твоё свидания с тряпкой? Или даже она тебе не даёт?
— Хей!
Казалось, Джордж готов был вырвать волосы на Грэгори и разукрасить его так, чтобы собственная мать пришла в ужас, а после приняла Христианство, в надежде, что оно вернёт ей сына и заберёт демона. Но он только поймал голову Грю подмышку и начал этой самой тряпкой, несмотря на то, что она была в прокисшем молоке и пыли, мутузить по ней.
— Ну ты и козёл, — просипел коротышка.
— Весь в тебя.
— Хорош уже, сколько там ещё до конца? — Дафни лениво откинулась на стуле.
— А может свалим раньше?
Подростки переглянулись — идея была заманчивой. Покупателей всё равно уже не будет. Грю хмыкнул, закинул швабру в подсобку и пошёл выливать ведро, Джордж отошёл в туалет: тряпку надо была как следует прополоскать, а Даф, завязав мешочки с мелочью и оставив список прибыли за день рядом, закрыла кассу на ключ и пошла выключать радио. Наверное, если бы хозяйка была сейчас не в очередной командировке, им бы всем либо влетело, либо они сами бы вылетели с работы.
— Ну, до скорого! — Выйдя за двери и махнув на прощание рукой, парни двинулись в противоположную сторону. Немного выждав, пока расстояние между
На улице сгущались сумерки. Холодный осенний ветер пронёсся по стоянке, раскидывая кучку опавших грязных листьев и растрёпывая волосы, на что хотелось раздраженно простонать «Чёрт побери».
Снова она одна…
И снова с каждым днём темнее.
Дафни вставляет в уши наушники и включает какую-то незаурядную песенку, разбавляющую серость весёлым прыгающим мотивчиком. По коже на спине стекает капелька холодного пота, хоть на улице совсем и не так страшно. Привычное здание, где можно было хоть на время забыться, в который раз остаётся позади, впереди же: тропинки и дороги, ведущие в не самые приятные районы.
Всё таки, несмотря на то, что в их городе действительно полно фриков, этот покупатель оставил после себя что-то другое. Не обычную усмешку, возникающую при придурковатом виде или разноцветных патлах, окрашенных в ядерные цвета, и даже не обычное ощущение мерзости, при макияже какой-то девчонки или прыщавом чувачке, похожим на мышь. Хотя, она помотала головой.
— Ладно, та маска действительно пугает, если подумать.
А ещё, как бы она старательно не увиливала от этой мысли, присоединяясь вечно в какие-либо кампании, порой даже не самые приятные, или занимая себя делом с головой, возвращаться домой… не хотелось. Не то чтобы там что-то ужасное, или родители как-то измываются, просто…
Её отец опять возьмёт бутылку в руки и уйдёт на верх, снова печатая какие-то тексты у себя. Между ними так всегда, после смерти матери — неловкое молчание, граничащее порой с тем, что они и вовсе друг друга не замечают, будто бы дома никого нет. Она иронично хмыкнула, ну да, а бутылки и бутерброды будут летать, мол, призраки тут живут. Но иногда он всё же напивался неприлично много, засыпая на полу рядом с облёванным диваном, а ещё иногда ей кажется, что в доме действительно она не живет: когда в последний раз она вытирала пыль, отрываясь от соц-сетей? Черт помнит. Благо, привычно открытое окно хоть как-то впускает свежий воздух, окончательно не давая потонуть в этом дерьме.
Шагает нарочито медленно, тянет за хвост время, в попытке оттолкнуть момент приближения к дому. Можно было бы вообще всю ночь провести на улице, или свалить к друзьям — да только, особо настоящих ещё не находилось, а те кто есть — давно дрыхнут. Будить не охота, потом ещё по шапке настучат и точно отправят восвояси. Да и неловко как никак.
Может быть, она бы действительно пошла быстрее, обходя серые дома и раствориться в прохладе осени, если бы он хоть раз спросил своим нормальным голосом «Где ты была?», а не просил бежать за бурбоном или прочей херью, от которой потом там, наверху, ему точно сносило крышу, стоило двери комнаты с скрипом закрыться, скрывая мужчину. Или хоть раз — хоть один, блять, раз, — им удалось поговорить как отец и дочь, а не как знакомые, жившие под одной крышей.
Просто хотелось, как в детстве, ебанного внимания и заботы.
А не вот это вот всё.
Единственный фонарь мерцал, в глазах от него тоже прыгали огни не меньше. То темнота, то снова грязно-жёлтый, похожий на мочу мимо проходящей шавки. Дафни остановилась пока он полностью не потух. На телефоне большими буквами светился давно пропущенный — от знакомой, наверняка по домашке, и время: большими белыми буквами 22:55. Она выключила его. Музыка тоже стихла, оставляя после себя осадок, что больше ничего прыгающего не заиграет, ну или просто спокойного, под такт погоды. Пошла дальше и, не зайдя за угол дома, снова остановилась, уже как вкопанная… заслышав крик, после которого ненадолго, совсем мизерная капля, услышала стук лезвия об землю. Тихий, не привлекающий внимания, но стоит его заслышать, как только и сосредоточен на этом. Дыхание на секунду перехватило.
Пересилив себя, сделала пару шагов вперёд, выглядывая из-за угла. На асфальте, пара метров, не больше, чуть левее, лежит женщина, у которой изо рта тянется тонкой ленточкой струйка крови, а глаза застывшие, фактически стеклянные, но до смерти напуганные. Она боится посмотреть что там у женщины дальше, но смотрит: под ней уже растеклась лужа, большая тёмная лужа.
— Помоги-…
Хрип женщины так же быстро смолкает, свистящее дыхание сменяется тишиной, а ничего железного рядом не сверкает. Показалось? Нет, она точно слышала, как что-то упало. А может, у женщины было что-то? Но ни цепочка, ни телефон обычно не стукались с таким звуком. Да и вообще… Взгляд зацепился за какую-то трубку из её живота и…
Кишки. Она точно не жилец. Надо… позвать на помощь. Но почему то тело не слушается: руки чертовски дрожат, а ноги подгибаются. Она никогда ещё не видела труп. Однажды Грю невзначай спросил их с Джорджем, когда накануне она посмотрели ужастик, а через день, как в фильме, в их смену полил ливень.
«Чтобы вы делали если бы увидели труп?»
Обычно, нормальные люди позвонили бы в полицию, сообщили, но… Может нормальные люди сначала хотят закричать, а потом их до дрожи пробирает чувство страха? Может, у них вспыхивает сранный адреналин или что-то такое? Что хочется… сбежать. И не возвращаться. Проще говоря, резкий отклик самосохранения, пробивающий иглой в самую острую точку сознания, да так, что всё другое настойчиво отключается.
Мозг настойчиво твердит: «соображай». Но соображать она не может. Из глаз чуть ли не ручьем текут горячие слёзы, обжигая щеки, а тело действительно бросает в край истерики от увиденного. А что бы вы сделали, увидев чертов труп? Ч.Т.О? Наверняка начали бы ныть и блевать от увиденного.
— Мамочки, — шепчет она одними губами, ступая назад.
Плеча касается большое, холодное что-то — скорее ладонь, над ухом проносится сиплое дыхание, а в нос ударяет запах гнили, мочи, и чего-то ещё. Такой резкий, подгоняющий слёзы. Но сердце уходит в пятки, веря, что если замрёт, то девушка действительно сольется со стеной.
— Прости, — печально и заторможенно произносят за спиной. Что? Прости? Какого… — но… мамочка не поможет. — Хриплый голос совсем рядом, щекотит шею, вызывая стадо мурашек. На губах застревает так и не сорвавшийся крик, ноги уже реально подкашиваются, внизу почему-то адски начинает гореть, а её подхватывают за талию.
Неужели, всё так и закончится? Нет… Нет… такого быть… не может.
— Нет! — Истерический вскрик, схожий с писком мыши. Адреналин похоже разыгрался не на шутку. Она отталкивает от себя кого-бы то ни было и бежит. Просто, блять, бежит из последних сил, смешивая в голове «нет» и «быстрее». Так просто сдохнуть, ничего не сделав? Катитесь к чёрту, Даф умоляет. Она бы и закричала, но голос куда-то пропал. В голове мелькает единственная мысль «от страха?». Как когда-то в школе.
Только вот… далеко не убежала. Толчок в спину и она уже камнем валяется на асфальте, царапая его руками, отползая от маньяка подальше. Он садится сверху, придавливая её. Всё. Это окончательный конец.
— Нет, пожалуйста, нет… — Так хочется чтобы слезли, убрали грязные руки. Так хочется, чтобы это всё оказалось кошмарным сном, чтобы она сейчас не сворачивала за углы на подозрительные крики и звуки, а спала мирным сном в комнате, не зная ничего этого. Ведь… умирать никто не хочет, да? Так хочется перевернуться и треснуть, сделать хоть что-то, но она не в силах. Слабачка.
— Тс-с, не шуми. — Ладонь накрывает рот, от вони, исходящей от неё, хочется блевать, а Даф кусает. Похоже, зря. — Сука! — Холодная сталь проходит где-то в спине, выше поясницы, может, даже в лёгкое. Шею сжимает рука. — Если не будешь кричать, я сделаю всё быстро… Я так… — Её невидящий взгляд упирается в руку, где поблёскивает в свете луны мамино кольцо, изо рта доносится последний стон. — …Вкусно. — Она чувствует, ещё живая, как маньяк носом упирается в плечо, где уже оттянул футболку, что-то вдыхает… Если он насильник, то, похоже, ей не повезло в тройне. Но вместо поцелуя или что они там делают, он впивается в неё зубами, сдирая под визг, выходящий изо рта вместе с кровью, кусок кожи. — Черт… — Рычит монстр, а она больше не чувствует. Последний удар в голову и…
Мамочка… Папочка… За что?..
***
США — страна возможностей.
США — страна больших цен.
США — страна крыс и бездельников.
Наседающих на плечи.
Или восседающих, фиг их пойми. В принципе, различается не особо.
Чувства, ещё недавно бывшие истерикой, где она даже забыла как дышать, сменились… Ничем. Конечно, они стали поменьше, но особо тоже не поменялось. Может, добавилась какая-то пустота на грани с тоской? И, конечно же, отвращением. Очень сильным отвращением, от которого тянет блевать, да только не чем.
Почему у неё в глазах вместо тёмных зайчиков заиграли белые было вообще фиолетово, хотя, возможно чуток обидно, ведь играть наперегонки с темнотой порой было единственным развлечением. А вот вопрос, почему она все ещё… жива? Оставляет после себя последствия. Вроде бы, её не видят, не слышат, не… чувствуют. Она-то прекрасно всё видит! И слышит. Например, то, что прямо сейчас, какой-то мудила, смутно знакомый, сидит и чавкает…
— О, боже, мерзость… — Вырвало бы, да только никак.
…Её органами. Копается внутри, как будто она какая-то индейка. Выскабливает грязными ногтями и снова кусает, обгладывая, будто бы она реально индейка. Или жаренная курица. От этого, кстати, блевать тянет ещё сильнее. Руки и нутро всё ещё предательски дрожит. Она слышит, как он хрустит её пальцами. Отворачивает голову, заслышав, как звенит мамино кольцо. Молча поджимает губы. Ничего не дать, ничего не взять. Может, подойти, вдруг получится подобрать? Ей ведь, походу, терять уже нечего. Но… всё ещё страшно.
— Неужели все после смерти становятся призраками? Тогда их тут должно было быть много? — Нервно проводя рукой по голове, отступая, кичится. Но здесь только они… втроём? Нет, Дафни, мертвая, это точно она. Она ведь? И… он? Мужчина, возможно, даже пацан за маской. Или… Дафни, которая она, то есть призрак, лишняя? Хотя, это ведь очевидно, ведь никого из них, призраков, нет. Что делать, никто не скажет и не укажет, не поможет. Может, стоит попрощаться хотя бы с отцом? Дергается, для чего? Успокоить себя, или его? Или как-то сказать, что всё, прости, папочка, остановка, приехали, тут выхожу я, больше не свидимся-увидимся! И уйти по-английски. Ерунда. Хотя, если подумать, последний раз взглянуть на отца и убедиться, что он хотя бы сегодня не будет… Не в её годовщину. Взгляд цепляется за кольцо… Вот же ж угодило.
Но далеко она не ушла, где-то метра четыре от психа и…
— Бля-ать.
Вас когда-нибудь выворачивали наизнанку? Вы чувствовали, как всё тело сводит от невыносимой боли? Или, может быть, как вас пронзает тысяча скальпелей? Желудок крутит особенно сильно, наверняка из-за…
— Нет, черт, нет, сукин ты сын, блять… Чтоб ты сдох! — Она подбегает к нему, всячески бьёт по спине, пытается дергать за волосы, материт и мечется, но ничего не происходит. Руки проходят сквозь голову, толстовку и плечи. Из неё все ёщё льётся рычание, визг и крики, а потом, перестав щуриться от обиды и злости, она видит… И замирает, будто пригвоздили на месте. Мёртвая Дафни — смесь крови, костей и органов. Замирает, а кто-то кричит, надрывно, беспомощно, срывая голос до хрипа. И эта кто-то не мёртвая женщина в паре сотен метров, не монстр, продолжающий жадно внюхиваться, а она.
Падает на колени, вцепляясь в собственные волосы. До одури, просто до одури, так… Не честно вышло. Не справедливо. Не понятно. Пустота и осознание как рычаг, за который можно дёрнуть и всё — человек пропал.
Склизкие и розовые, а ещё красные от крови. Противные и похожие на какую-то гусеницу, которую разорвало пополам. И что-то ещё.
Десять.
Трупы всегда-а замазывали на экранах говорящих коробок маленькими пикселями, даже если то было небольшой ранкой. Делали на месте происшествия выскочек, задавая провокационные вопросы.
Девять.
Когда-то, когда всё было хорошо, они говорили. Говорили, чтоб не шлялась ночью. Кажется, ей было тринадцать?
Восемь.
Вообще всё вышло реально до одури глупо. Но та-ак хотелось, чтобы это был кто-то другой, а не она. Забавно выйдет, маленькая дрянь не вернулась домой. Будет ли он ругаться? Будет ли полиции их маленького городка, полного фриков, какое-то дело? Или она исчезнет с этой страницы?
Семь.
Обычно доктора говорят дышите-не-дышите. Но почему же сейчас это не помогает? Почему дыхание все ещё сбивчивое, а по лицу как-будто текут призрачные сопли и слёзы. Дале-еко не розовые.
Шесть.
Есть ли семья у той женщины? И что скажут её родные? И как он будет убирать кровь с асфальта? Кто-то же да приметит.
Пять.
Впрочем, когда она выходила, сгущались и тучки, может быть дождь смоет…
Четыре.
Не помогает… Какое к черту спокойствие! Это же… Просто нереально.
Три…
«…Прости» — одна фраза. Просто одна фраза. И… А что дальше?
Два…
— …Не пл… — Что?..
До сознания доносятся еле слышимые обрывки фраз. Конечно, что можно услышать, если не слышишь себя? Дафни поднимает голову, маньяк всё ещё сидит, да только голова его повернута не куда-то там, а к ней. Видит? Быть не может. Серый как-то спокойно хмыкает, поднимаясь на ноги, подхватывает труп за руки и идёт к кустам, а то и дальше, видимо, пряча. Дафни идёт за ним, с опаской следуя не ближе трёх метров. Была бы воля или возможность, её бы вообще давно след простыл.
Но пока не дано.
Кусты она по привычке обходит, всё ещё вздрагивая, когда бедра не задевают веток, а как ветер испаряются. Живот жгёт, да и спину с руками тоже. Фантомная боль? Кто знает, но обглодали её не хило. Это он ещё с той тёткой не расправился. Может, месть такая? Нормально пожрать не дали, так пожру тебя? Ха-ха…
Сволочь.
Один.
Парень бросает её труп в какую-то яму, начинавшуюся неподалеку от леса, скрытую за деревьями и кучами листьев. Совсем неприметная, похожая чем-то на норку, хотя, может, животные потом растаскают… Волки там. Подумать только, как близко лес стоит к городу, и как быстро в него можно сбегать. Серый идёт обратно, видимо, прибирать за женщиной, которую…
Она еле-еле за ним поспевает, спотыкаясь с непривычки и всё ещё отходя. Хотя, отойдёт она вряд ли. Так уже было: сначала ты в истерике бьёшься, потом стараешься попасть ноткой в самоиронию, успокаивая себя, а потом тебя накрывает с новой силой. И так покругу, пока до тебя окончательно не достучится смирение.
Всхлипывает, дрожа, обхватывает плечи руками. Теперь время на то, чтобы поиграть с мыслями достаточно.
Вот только победитель уже известен.
Комментарий к 0-1. Пролог
в общем, хотел переделать, но кажется Дэни и Дафни совссеееем два разных перса. Поэтому что-то пошло немного не так (либо это я стал таким бесчувственным, хух)
========== 1-2. Слёзы и тьма ==========
Комментарий к 1-2. Слёзы и тьма
О чём думают люди, которые пишут про убийц в адекватном состоянии
и о чём думаю я, когда тоже с ними связываюсь... лично я об отсутствии своих мозгов и логики)
Что ты видишь певчая птичка на деревце?
Расскажи мне, парню в глубинке.
Я не знаю, как с тобой встретиться.
Да и нужно ли это нам?
Осторожно ступаю по льдинке,
Считаю минуты, снежинки…
Что он помнит о своём детстве? Да, в принципе, ничего особенного. Он вообще потерял счёт времени, даже сколько лет уже жив. Одно вспомнится наверняка — он знает метод, как уложить качка на лопатки. Нужна лишь хитрость, быстрота и… Нож. Нож явно не помешает. А ещё нужно, чтобы было по минимуму людей. В идеале — только двое: он и будущая… еда.
Давно пора привыкнуть называть людей так, но что-то, ещё не сломленное к чертям поехавшей психикой, дергает за вырезанную под корень совесть, фантомными иглами пронзая и заставляя чувствовать вину. Скорее, это даже как традиция, перед убийством просить прощение. А может, его собственная паранойя и вера в то, что попросив прощения за ним не будут гнаться призраки. Поймут? Пожалеют?.. А может… и вовсе что-то другое. Но потом он сразу себя отдергивает — «Тупица, призраков не существует». А так ли это?..
С рождения Джек не видел. В этом были как плюсы, так и минусы. Например, обоняние у него было намного лучше, чем у обычного человека. И порой это было чересчур злой шуткой: как сильно несло от спирта или блевотины в углу? Он знает. Всеми легкими. Порой казалось, что даже духи какой-то девицы мимо проходящей вот-вот выжгут ему их. Первое время ему думалось, что он подохнет, так и не привыкнув, но со временем смирился. Прошло. Отпустило. Свыкся. Со слухом было тоже самое: сначала от громкой музыки разрывалась голова, потом он слышал, как дети, решившие подшутить на слепым, крались сзади. Разворачивался, вглядывался в душу, или бросался, если им все-таки удавалось, с визгом въёдаясь когтями в мягкую плоть оставлял большие царапины. Думал, когда же отстанут?
Ещё Джек не понимал, что такое красный, и для чего он нужен. Мир цветов был ему чужд. Да и, признаться, не нужен вовсе. Тем более… Руки касаются, еле дотрагиваясь до выреза в маске, глаз все равно… нет. Что все эти ваши цвета по сравнению с тем, как остро можно ощутить перемены в воздухе, как можно услышать пение птиц, сверчков, окунуться и слиться с природой по голову. Стоит ли менять эти ощущения, въедающиеся в кожу мурашками, какими-то разноцветными картинками?
Нет.
Однозначно — нет.
Хотя, иногда он всё же грешил такими мыслями, хотелось хоть раз взглянуть на то, как всё выглядит, а не опираться на тактильные ощущения. Иногда он пытался в голове представить, как выглядит солнце, и на сколько высоко к небу вздымаются деревья. Как выглядят пернатые певцы. И что… застывает на лицах его жертв. Ужас… или радость?
Страх и отчаяние?
А как это выглядит?
Как выглядят человеческие глаза, полные боли, от которых у нормальных людей сжимаются сердца? Как они шагают, какие они внешне? (Себя он трогал и не особо понимал, как это всё работает: нос, вроде прямой; глазницы, немного сыроватые и липкие, будто в какой-то жидкости или жиже, а ещё явно без глазных яблок; по подбородку давно пошла какая-то щетина, местами он, в попытке сбривая, он оставлял там порезы, порой проводя по одному месту столько много раз, что их можно считать за шрамы; волосы где-то до плеч сальные и грязные, а кожа давно пропиталась потом и приютила оседающую пыль). Каково вообще иметь глаза? Но, забывал обо всём этом, стоило в голову ударить очень… очень дикому чувству, перекрывающему все инстинкты и мысли.
И его обычно звали Зверский Голод.
Когда он пробуждался, Джек не понимал, что творит. Он как бы контролировал себя, но нет. Разум затмевали мысли об одном и запахи. О, их было чертовски много. Особо отчетливо он помнит последний: орехи и металл. Пахло… действительно сумасбродно. Стоило ветерку подуть в его сторону, как этот запах снёс ему голову. А может, он просто давно не ел. Опять же — какой сегодня день? По запаху — осень. По ощущениям тоже. Холод (ещё больше окутывающий после последней трапезы), сырость, гниль. И кровь. Дурманящая, солоновато-сладкая кровь. А может, от жертвой перед кричащей человечкой — так он обзывал их, когда чувствовал, что это за люди, — несло духами. Чертовыми духами. Он бы все разбил, будь его воля.
В общем, вышло сегодня грязновато. Благо, скоро начавшийся дождь будет сопутствовать идеи замести следы.
И на скольких он ещё так наброситься, одурманенный запахом? Хотя, порой и такие случаи бывали.
Джек никогда не оставлял за собой следы так открыто. Он обычно вырубал людей и утаскивал в лес, после закапывая в землю или пряча где-нибудь подальше в лесу. А если ему вдруг хотелось с кем-то немного поболтать, он обычно поджидал идиотов, любящих побегать с утра по тропинкам, несмотря на запреты, и маленьких тварей, сбежавших из дома на заброшку… в четыре тысячи девятьсот тридцать пяти шагов от него. Да и резал он аккуратно, насколько это вообще возможно. Первое время…
А потом, когда желудок сводило колющей болью, он вгрызался, теряя остатки разума на грани: ЖРАТЬ и ПРОСТИ. Захлебывался кровью, жадно глотая, порой даже не разжевав, разрывал им плечи, шеи, рвал внутренности. Даже иногда кусал себя за пальцы в спешке и не замечал этого. Как он себя ещё не съел?
Тупо улыбается, хихикает, рычит. Бьёт дерево, до мяса раздирая костяшки руки.
заткнись
В лесу, где-то там, по ощущениям, он недалеко от места, которое может называть домом. Его «дом» — заброшка, вроде бы двухэтажка, комнат там немного, а времени их обследовать через край. Когда-то он считал шаги от дороги до города, сбивался, снова считал, в конечном итоге забросил это занятие, иногда возвращаясь к нему через… День? Месяц? Час? Или… год? Не знает. Но точно знает кое-что другое, если свернуть направо, сделать сто тридцать шагов и повернуть налево, а там ещё пятнадцать, он почувствует его. Затхлое помещение, обгаженное крысами и давно пропитавшееся дождевой водой. А ещё чужим калом. Когда-то там жил бомж.
До тех пор, пока не пришел он.
И не…
— Мне жаль… — Заученная фраза срывается на автомате. Порой лицемерно или бесчувственно. Но его действительно иногда гложет вина. Они ведь… Все ведь хотят жить? Хотя… может кто-то не хочет, но таких не так много. А даже если не хотят, значит боятся. В мире ведь так полно незавершенных дел!
Он переступает порог, держась за стену. Она холодная, бетонная и, возможно, покрыта кровью. Успокаивает. Сколько раз он уже так делал? Не отмывал руки, оставляя крошечные, еле заметные, может, только для него одного, отпечатки. Пол давно порос травой, сломленный под наростом этих маленьких пробившихся семян.
Вздрагивает, как будто за спиной кто-то есть. В душу пробирается то, что невозможно объяснить. Хотя, Джек горько хмыкает, если так подумать, то и души у него особо нет. Но, всё же, отгоняет мысли, снова считая шаги, валится на диван, утыкаясь подбородком в локти. Снова думает, швыряет снятую маску за спину и, переворачиваясь на бок, вжимается спиной в заднюю часть, чувствуя ободранную ткань.
А после подносит руку к носу, где, ещё не выветрившись и не стеревшись, пахнет кровь. Орехами. Может быть, миндалём. Еле заметно.
***
Она отстранённо смотрит перед собой. Дрожь ещё не отпустила, да и отпускала ли? В голове то пустота, то непонятная раздражённость, больше схожая со злостью. И разочарование. Больше в себе, чем в жизни. Некий осадок от того, что ты не смог побороть свою ничтожность. И от непонятности мыслей, в целом — ситуации.
У парня на диване серая нездоровая кожа, какая-то херь на лице и умиротворение. Наелся и дрыхнет, гад, как будто так и надо. Попробовать подойти она уже не попытается, злиться, кроме как на себя, не на чего. Ну, на него конечно можно, но, попробовав один раз и поняв, что как-то бесполезно, Дафни больше не хочет. Страшно.
В сердцах плюнула: «Чтоб ты сдох, тварина».
И сердце ушло в пятки, когда маньяк перевернулся. Благо, до сих пор сопя.
Вжимается в стену, и, забыв, что призрак, кувырком оказывается за ней. Так даже лучше, пока не жжёт и не крутит. В комнате полуоткрытые, полузакрытые шкафчики, у некоторых выбиты дверцы, а стол и подавно обломками склоняется к полу. Стёкла тоже побиты, за когда-то бывшим окном гоняется нарастающий ветер. Может, минут пятнадцать-десять и заморосит. А может, штормовое. Вместо холодильника — какой-то шкаф, похожий на мини бар, покрытый (сглатывает, нервно вертя головой по сторонам) кровью (?) и грязью.
Ветер снова задувает в комнату из разбитого стекла, отшвыривает дверцу одного шкафа. Сверкнула молния. Дафни на секунду теряется. Снова её захлопывают.
Типа, специально показал?
До осознания еле-еле доходит. Руки нервно, дрожа, она подносит к лицу, закрывая и чуть ли не царапая. Рот застревает в немом крике, а после, визжа, она вопит. Истерично, надрывно, моля, чтобы всё это прекратилось.
Нет.
Нет…
Нет!
нет… нет… нет… НЕТ… НЕТ… НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТ… пожалуйста, хватит…
В шкафчике лежит голова. Не очень приятная, местами с откушенными частями. Без глаза, без носа — там торчит какая-то кость, без ушей и с большей части просто сдёрнут скальп, открывая спереди вид на бывшее кровоточащее месиво каких-то тканей. Псевдомышц.
От него сильно несло спиртным… — хриплый голос где-то в сознании, пародирующий его.
А потом, кажется, её всё же тошнит. Немного. Водой, паром, конденсирующимся в её призрачное оболочке из-за холода. На это больше нет сил смотреть. Не было в самом начале, и не будет. К этому не привыкают обычные люди.
***
— Эй, Даф, ну ты там скоро?! — Они смеются, поглядывая друг на другу и снова собачась время от времени. Джорджи достаёт серьёзного Грю, а тот, поддаваясь провокациям, отвечает что-то тупое и всё идёт по кругу. Она улыбается. — Ты как черепашка, еле-еле ползёшь!
— Да ну? Мне то казалось, что я молния Маквин! — Отфыркивается, как бы издеваясь вскидывает брови вверх. — Неужели тебя давно не дергало? — Она тыкает в него расческой, и того бьёт током. Маленькая ведьма.
— Фу, Да-аф, я недавно передергивал!
— Гадость…
— С такой молнией они просрут все гонки, соррян подруга, но вам не по пути. — Грю свешивает голову с кровати, два маленьких хвостика, больше похожих на метёлки, касаются пола.
Они втроём заваливаются на большую кровать. К неё на колени запрыгивает пушистый кот, она начинает его гладить, как на автомате. Джордж всё ещё пытается шутить и несёт какую-то ересь. По телеку идёт очередной фильм, за который влом было отдавать бабки в кинотеатре. Идиллия, казалось бы.
Если не обращать внимания на крики снизу.
Грэгори стыдливо отводит глаза, шепча под нос: «опять». Они замолкают, делают звук тише. В любом случае, на улице болтаться не вариант — чертовски холодно и метель. У Даф обычно не бывают, разве что у крыльца или на заднем дворе, да и ей тоже стыдно за отца, а у Джорджа шуметь нельзя из-за мелких детей.
— Простите… — Он утыкается в колени. С двух сторон, на плечи, ложатся головы.
— Всё в порядке, бро. — Даф запускает руку в его волосы, ероша.
— Хей, чуваки, оно сожрала ту тёлку! Пиздец. — Джордж резко отворачивает голову от экрана, ошеломлённо смотря на лица друзей. — Ты чертов обманщик! Мы же хотели посмотреть что-то весёлое.
— Хах, неужели ты обделался? — Даф набрасывается на него с щекоткой. Грю приподнимает уголки губ в слабой улыбке.
Как дети.
Но они и есть дети, просто побольше.
За окном снег. Летят снежинки. Когда станет получше и метель поутихнет, можно будет слепить какую-нибудь крепость или снова свалить гулять. А пока…
— Я убью его, милый!.. — Шумит на фоне.
Почему-то кажется, что всё застывает… Или шумит так же, как телек. Даф непонимающе глядит на застывших парней. В голове эхом:
«Я убью…»
Несколько десятков, сотен раз. Одно слово, шарманкой зацикливающееся где-то в мозгах. И сон. Её тупо клонит в сон. Тело наливается свинцом, хотя недавно всё ещё было в порядке. Что такое? Чертовщина… Даф становится как-то неуютно и тревожно в сердце, но она лениво падает на одеяло, закрывая веки. Почему-то кажется, что так делать не стоит. Но… ребята ведь ничего не сделают?
Темнота становится странной. В голове как-то рьяно и обрывками звучит всё ещё та фраза, не давая сосредоточиться.
Кого?
Где?
Зачем?
Она всё ещё не понимает, что происходит. И кого кто убьёт.
Но, когда веки разлепляются, а её качает и мир, кажется, крутится, а может и комната — вокруг неё, где-то снизу почему-то отдаёт болью. Не совсем понятной, тянущейся иглой. Долго её будут так колоть? Да и кололи ли уже? Над плечом, в районе с шеей, рядом с ухом, слышится сиплое дыхание. Схожее с дыханием больного Джорджа.
Но… нет…
Когда темнота из глаз немного отходит, она держится за что-то… тканевое. Тёплое и сырое… А перед лицом…
Осознание как вспышка: «я убью его».
— Бу.
Монстр за синей маской.
========== 2-3. Не буди ==========
Комментарий к 2-3. Не буди
немного атмосферки: https://i.pinimg.com/564x/c2/34/ab/c234abb91270a193faef713e241b7da3.jpg
https://i.pinimg.com/236x/bb/3f/e8/bb3fe811a167ac0edf707798c011b613.jpg
https://i.pinimg.com/564x/24/87/b2/2487b222575c45c7b51558259a483612.jpg
https://i.pinimg.com/236x/f3/f8/f6/f3f8f688310d687ff9914b3814bc3304.jpg
https://i.pinimg.com/564x/44/59/27/4459278c907deb8c6c3709a8d230f18d.jpg
https://i.pinimg.com/564x/3f/8a/03/3f8a03f068bff97ba15d6b3fae2f86c5.jpg
https://i.pinimg.com/564x/4b/56/8f/4b568feb0737114f66d72892e5430042.jpg
Веди птичка, милая,
По дорожке.
Покрошу тебя я на пути
своём крошки…
Сердце замирает, нервы на пределе. Какой шаг дальше, можно лишь гадать.
Ощутим ли ужас настолько досконально, когда сердце бешено бьется, а в кровь выбрасывается великая доза адреналина, что аж трясет? Ну, тут можно поспорить: выебнуться и возомнить себя героем новеллы или же заткнуться, спрятаться и пытаться сообразить, пока мысли представляют шанс, быстро поступая в голову хаотичными потоками. Так Даф и сделала — заметалась глазами, схватилась за грудь, сжимая футболку и, фактически не дыша, уставилась перед собой, не ощущая за стенкой груди привычного гула, который давно бы разразил тишину стуком.
Ветер и дождь уже поутихли. Над ней никого не было. Облегчение? Не особо.
— Приснилось?.. — неслышимый никому, кроме неё, шёпот растворился в тишине.
Переведя взгляд на кухонный шкафчик, где должна лежать голова, Дафни отступилась, невольно прикрывая рот. Не рискнув проходить через стену, она прошла через проход. Все ещё было непривычно вот так вот…
Тихий полувыдох, полустон.
Монстр как лежал, так и лежит. Изредка от него доносится еле заметное сопение или храп. Спит он, если вглядеться, довольно напряженно, готовый в любой момент вот-вот сорваться, если кого-то почует. Даф утыкается спиной в стену, немного заходя в неё. По оболочке призрака проходит небольшая дрожь, почти не видимая кожа, — она чувствует, — покрывается мурашками.
Судорожный вздох, она отводит взгляд левее себя, подмечая неприметную, скрытую в полутьме и мраке, лесенку, ведущую, скорее всего, на второй этаж. И замирает. Восторженно или задумчиво, пока сама не определилась, может и вовсе от страха. Но любопытство берёт своё.
«Если призраки… могут проходить через стены, то и летать наверное?» — Но тут же отбрасывает эту мысль. Даже там, за стеной, всё ещё соблюдалось правило трёх метров. И застывает: » Может только по дистанции на земле в ширину? А если?..»
Но… ничего не делает, пялясь на спящего маньячину. Не должен услышать. Не должен увидеть. Для него её вовсе не существует…
нет
или стоит?..
А может…
не надо?
Глубокий вдох, шаг вперёд. Или назад? Или… Осторожно и тихо, на всякий. Маньяк шевелится, у Даф перехватывает дыхание, чувства обостряются, и ей кажется, что всё прошлое время им просто вкалывали снотворное, а может ей было настолько страшно, что мозг перешёл в режим самосохранение и подарил такое желанное спокойствие. Вроде бы не проснулся. Она даже не дышит (да призракам и не надо) и, подходя ещё ближе, очень медленно, останавливается в метре.
Пой птичка, милая, родная…
Стоило ногам оторваться от пола в прыжке, как тот скрипнул. Каннибал шевельнулся. Она застыла как статуя. Об-обратно?.. Так ведь опасно. Закрыла глаза.
«Лети… взлетай… черт, поднимайся!» — Сколько бы мыслей не проносилось и какое желание бы не было взлететь, ей не удавалось. Казалось, прошла вечность, пока она пыталась хоть как-то вспарить в воздухе, то вставая на носках, то тянясь к верху, но всё было бесполезно. Решившись, спонтанно прыгнула ещё раз, на этот раз выделяя сил побольше, половица опять скрипнула, предательски громче. На диване дернулись.
«Это конец номер два… нет… нет… нет! нет-нет-нет!..» — Каннибал насторожился, медленно поднялся, опираясь на руку, склонил голову на бок. Совсем рядом, в метре. Призраков же не должны ощущать, так какого чёрта этот пол и…
Он развернулся, сначала медленно голову, где его лицо стало отчетливо видно: тёмноватые, вроде каштановые, волосы, спадающие челкой на глаза. И… что-то капало по подбородку. Сиплое дыхание, совсем тихое, но слух очень резко улавливал его. И… такое чувство, будто… принюхивался?
Дафни осела на колени. Конец…
Существо подняло своё голову, стало видно, как по лицу что-то стекает, учитывая, что она пока не замечала, как он бьётся головой, это не могла быть кровь. Или могла? Взгляд пошёл вверх и… зацепился за глаза. Точнее — их отсутствие. Чёрный дыры, поглощающие без остатка. Такие пустые и страшные. В них можно потонуть, но только не от изумления, а от чувства, что сердце готово попрощаться и выйти с транспорта на ходу, не дожидаясь конечной остановки. Это было мерзко и отвратительно. Он был точно не человеком. Люди, особенно слепые, не едят других… Не ведут себя, как…
Пока проводишь в небеса…
Встал, прошёл мимо тихим незаметным шагом и остановился у прохода. Даф был страшно развернуть голову, но она всё же это сделала, ощущая, как переднюю часть туловища и лица начинает немного жечь. Внутри начало разливаться то самое чувство, когда тебя чуть не месит. Она подскочила, неловко, падая на колени, поползла за ним. Тоже остановилась у прохода на кухню, где недавно стоял он.
Маньяк уже бродил по комнате, держась за тумбочки, водя рукой рядом, изредка поворачивая голову к месту, где лежит останок трупа. Голова сбивает его с толку? Из-за нюха? Возможно. Даф смотрит, как, нащупав, походу то, что искал, он копается, шарит рукой и достаёт… зажигалку, бормоча при этом что-то под нос. Дергает пальцем, загорается огонёк, освещая чёрные подтёки на щеках и подбородке. Довольно хмыкает, и идёт наверх.
И подумать только, ещё недавно она сама пыталась посмотреть что там находится, а теперь…
Может, горы трупов?
***
Джеку в последние, как он понимает, пару часов как-то неестественно холодно. Даже сквозь привычную темноту, в которой он полуспит-полунедопонимает что происходит ощущает что-то другое. И, как не странно, тонким шлейфом, крутясь где-то под носом, но постоянно увиливая, крутится запах миндаля. Слабый-слабый.
Он слышал, как дверцы скрипели, как бушевало за окном долго-долго. Он слышал, как потоки разыгравшегося воздуха били по половицам и те тоже скрипели. Слышал, как делая большие паузы, мерно бьётся сердце. Въедается в голову гниль с бывшей кухни. Слышал, как совсем не громко стараются пищать мыши под полом, переговариваясь между собой.
И, в конце концов, ему надоело.
Слишком громко.
Джек медленно поднялся, теряя остатки того шлейфа, что был совсем рядом, принюхался… Нет, больше не пахнет. Паранойя? Возможно. Людей вокруг тоже нету, да и взяться им, собственно говоря, не от куда, только если они не решат заблудиться в лесу.
Да, Джиром? Из тебя вышел ужасный суп.
Стоит ли говорить, что он на всякий случай сделал заначку и теперь время от времени грызёт голову бывшего бедолаги. На верху вроде тоже что-то осталось, совсем немного.
Джек идёт к кухне, пытаясь сориентироваться после весёлых вспышек перед глазами, заставляющих голову идти кругом, хочет даже взяться рукой за неё, но не берётся. Несколько прикосновений, поворот, раз-два-три. Останавливается, нащупывает ручку и ищут зажигалку. Как ей пользоваться он давно знает: подальше от волос, поближе к рукам. Иначе сам превратиться в костёр.
На вверх — двадцать две низких ступеньки. Пахнет тут где как: в закрытых комнатах гниющими трупами, блевотиной и отходами, а в открытых, где чувствуется сквозняк и ветер — то стекла то ли открыты, то ли повыбиты — воздухом. Не очень свежим, так как из закрытых, где окна более менее целые, тянет к сквозняку всяким дерьмом.
Тридцать плотных шагов вперёд, семь-шесть направо. Большая комната, по ощущениям, или же детская. Хорошее место, где он разводит костёр, когда ему холодно. Пол тут бетонный, не покрытый досками, как на первом, так что он не боится сжечь дом. Снова принюхивается, проводит рукой — кажется, сажа, — и, кивая сам себе головой, встаёт. Двенадцать плотных шагов вперёд — там стоит бутылку с поджигающей хренью. Возвращается, немного поливает сухие ветки и угли, и, чиркая, поджигает. Считает до двух, отдергивается. Слух медленно колышет возгорающийся воздух и рядом через некоторое время разрастается тепло.
— Надо будет ещё набрать, — вздыхает, садясь по-турецки, а после и вовсе заваливаясь на бок. Прикрывает глаза. Он буквально в десяти сантиметрах. Зато не так холодно.
Въелся же мороз под кожу.
Как призрак.
***
Он окунулся с головой. Ушёл, как ни в чем не бывало, под воду. Дафни стояла на берегу, отводя взгляд к дальней части озера, где блестел, отражаясь, свет луны. Она и не знала, что у них есть такие красивые места. По крайней мере, за черту города с друзьями она никогда не заходила, а тут…
Он подорвался ни свет ни заря. Она, спросонья шугаясь и не понимая откуда берётся боль, взлетела и помчалась за ним. Они явно прошли больше пяти километров, при чём быстрым шагом. От которого, она уверена, будь жива вообще бы сама подохла или начала разворачиваться обратно, плетясь как улитка и еле шаркая ногами. Но, хоть в чём-то плюс, не в теле призрака.
Снова вынырнув из воды, он встал. Даф прикрыла глаза. Он же не тупой, чтобы мочить штаны и остальную одежду… Благо в темноте было не особо видно. Учитывая, в каких условиях он живёт, она не сомневалась, что ему не холодно. А если и холодно, то, скорее всего, маньяк не замечает.
Мотает головой, заходя дальше. Дафни невольно тоже ступает в воду. Она… не холодная, не тёплая, не горячая. Ни-ка-кая. По оболочке проходит странное чувство, аки мурашки. Действительно стрёмно.
Убийца уже явно на расстоянии больше трёх метров. Она отсутствующим взглядом теперь смотрит на его спину и голову, торчащие из воды. И не ощущает боли.
Боли… нет…
Метра три…
Всегда…
Нет…
Её нет…
Ч-что?
— Нет?.. — шепчет одними губами.
Поворачивается. В голове пусто. Смотрит на вещи, раскиданные на земле. Шаг назад, второй. Неприятно зудит внутри. Третий. Обратно. Ближе. Ещё ближе. Наклоняется к толстовке, тяня вперёд руку и…
Как током шарахает.
Боль от руки переносится в призрачное сознание.
***
— Пап, я дома!
Шумит с перебоями телевизор. Наверное, новости: «На улице X в семь вечера был обнаружен труп женщины, жестоко убитой. Местные власти утверждают, что её тело просто-напросто разорвали, а останки раскидали по урнам и близ стоящим кустам. Человек, обнаруживший труп, сказал, что обглоданную руку женщины ему принёс пёс…»
— Пап?
Сидящий напротив мужчина. Бутылка, наполовину пустая. И слёзы, стекающие по подбородку.
— А где мама?..
Он поворачивает голову. Из глаз, похожих отсутствием жизни на рыбьи, слёзы медленно сменяются чем-то чёрным. Сначала немного…
Шум телевизора уже в голове.
Потом линии, тянущиеся по его лицу, становятся больше. Жидкость не перестает течь, капая на руки и лёгкую кофту. Капли стекают вниз, впитываясь в ткань.
— П-пап?
Картинка двоится в глазах, руки дрожат. Помехи уже словно перед глазами. Она не понимает, что происходит. Как обычно.
— Мамочка дома?
Родное лицо сменяется чужим: до дрожи в коленках отвратительным, до омерзения страшным. Вместо глаз — две бездонные, чёрные дыры. Вместо привычное розовато-бледной кожи — серая. Вместо папы…
— Нет…
Её больше нет.
«…А другой свидетель утверждает, что такой случай в этом городе давно не первый…»
Комментарий к 2-3. Не буди
ладно, я понял что тупанул в первой главе, когда начал писать, как Джек ел её... можно было обойтись и одной частью тела, а не делать э-э-э... шведский стол
uwu
надеюсь, выходит ниче так
главы пока не оч большие, но надеюсь, наберусь опыта писать по объёмнее :3 и... придумывать нормальные названия к главам, хах
========== 3-4. На грани ==========
Комментарий к 3-4. На грани
*это типа когда сел писать фик или делать чет по хобби и прост со слезами такой говоришь:
Птичка-птичка невеличка
Падает на землю спичкой,
Разбивается об стенки
Из своих же мечт-надежд.
Она мечется между двух огней зла и ничего не может сделать. Да и выбора особо нет: как-то оттолкнуть, как-то помочь или молча отвернуться? Конечно же… третье. В голове каша.
Может, могла бы она трогать вещи, то, возможно, набрала скорую или толкнула маньяка, спрятала скальпель. Но вместо этого, видя, как в метрах двадцати проезжают машины, думает, чтобы хоть одна поскользнулась, соскочила с дороги и, перевернувшись, убила парня. Ха-ха. А потом, привязанная к материнскому кольцу, она бы стояла на этом самом месте, пока кто-нибудь его не подобрал.
Или бы они снова играли в кошки-мышки?
В прочем, не суть.
И его поведение опять было странным — подмечает Даф кривясь, слушая, как снова чавкает каннибал. Почему? Думаю, стоит тогда объяснить как же начался этот день. В общем…
***
Дафни сидела напротив пепелища на втором этаже, где-то рядом во всё тех же трёх метрах сидел он и точил нож. Да, не скальпель, нож. От скуки она дула на костёр, вздрагивая от каждого звука и недовольно морщась — кому вообще понравится такой звук? Лязгающего металла. Дула-дула, да додулась, невольно заметив как с трудом, на пару миллиметров, но сдвинулась горстка пепла. И в сердце поселилась надежда. Вдруг всё-таки она сможет как-то избавиться от его компании? Кольцо — раз его не удаётся взять — завернуть в какую-нибудь ткань и носить, а маньяка сдать полиции. Или, того лучше, спрятать от него все колющие и вредоносные предметы, оставляя на съедение лесным тварям.
— «Почувствуй себя в моей шкуре, сволочь!» — Ликовало всё внутри.
Но больше ничего особо не произошло, и весь лик сошел на нет, оставляя место досаде и смачным руганиям. А Даф не переставала пытаться, ведь это только начало. А, как известно, если уж начал, то, будь добр, доделай до конца.* Она продолжила и пепел под натиском воздуха от призрачной оболочки вновь покатился по веткам и углям.
А после он встал. И она раздосадованной поплелась вниз.
В здании они сегодня не остались. Домом называть это место у неё попросту не поворачивался язык. Тем более, если для кого-то это и был дом, то… Она посмотрела вперёд, на спокойного парня, который, невзирая на слепоту, ориентировался в пространстве лучше неё, обходя корешки и ветки (хотя парочка всё-таки задела его).
Позже они остановились у ската, с которого было видно слышно проезжающие грузовики и редкие машины. Тут каннибал замер на минут двадцать, прежде чем двинуться вперёд. Что он выслушивал или вынюхивал, Даф так и не поняла. Призракам, к сожалению или счастью, не давно слушать мысли. А если бы и было дано… что ж, можно только посочувствовать. Кто знает, какая херь у них в башке?
Они спустились очень близко к дороге. Убийца придерживался за деревья, которые нащупал, и осторожно ступал ногами по земле, как будто никогда здесь не был. Даф следовала следом, не боясь провалиться, и пыталась качнуть ветви, что выходило, мягко говоря, не очень. Впрочем, впереди у неё вечность (лучше бы её вовсе не было) и много времени, которое она попытается сократить к минимуму.
Последующие два часа, — но это не точно (она считала и сбивалась), — они шли очень медленно. Он обходил деревья, останавливался, принюхивался, снова шагал вперёд. Обходил, принюхивался, вперёд. Обходил…
— «Сдохни… Сдохни… Сдохни…» — А ветки всё качались.
И он чувствовал, как по пятам его преследует холод.
— Сдохни…
Она замерла. Он повернулся. Мир остановился. Время перестало кружиться. Воздух замер, температура резко упала вниз (куда больше?), а её-псевдодыхание-которое-вовсе-не-используется и того спёрло. Монстр наклонил голову к плечу. За маской, пусть и скошенный на бок, особо не было видно, что он там строит на своей роже. Губы были сжаты в тонкую полоску. А выше? Хмурится? Видит? Чувствует?
Нет?
Или… Да?
Или нет?
Или…
Убьёт, если да?
Да быть не может.
Или всё-таки?
— Показалось?.. — Донёсся хриплый шепот до затуманенного сознания. Дафни немного опешила.
Что?..
***
Наверное, ему всё-таки показалось. «Охни…»
И зачем ему охать? Или что там имел ввиду воздух? Нет, Джек не страдал шизофренией, если голод к энной не относится. Он не слышал посторонних голосов в голове, не чувствовал страха в одиночестве — то ли уже стало привычным, то ли ему реально было это родным. Но всё-таки но присутствует. И последнее время ему кажется, что он действительно сходит с ума.
Запахи всегда сводили его разум к чему-то дикому, животному. Но этот, последний… Джек машет головой. Раздраженно морщит нос. Сам, блять, охни. Хотя, нет, не охай. Он заставит тебя это сделать не по своей воле (как же бесит).
И, как же удачно, он вдруг чует среди незнакомого запаха новой территории, как отчетливо пахнет кровью. Шаг за шагом, чуть ли не срываясь на бег, он ускоряется. Может быть, оттуда донеслось? Врезается в деревья, недовольно бьется руками об ветви, останавливается. Вот оно. Метров десять. Божественно. Но…
Джеки, ты уверен что ты этого хочешь?
Хочет ли он? Колеблется всего мгновение.
Или хочет этого другое существо, живущее внутри и вот-вот готовое развести пожар?
Стоит ли это того?
Он делал так чертовски много раз, какого хрена его вообще должно это волновать?
Или всё-таки должно?
Это ведь… неправильно.
Уверен?
А он точно не страдает шизофренией?
Шаг, второй. Как же неаккуратно выходит. Срывается на бег. Только гул машин и тихое хныканье. Они одни. Всё должно пройти хорошо. Хорошо…
— Что, кто это? — Высокий тембр, словно лезвием, режет по ушам.
Джек?
— Прости меня… — Адресовано это человеку спереди или остаткам совести — он не разбирает.
— Хей, чувак?! Ты ч-чё?
Заткнись… Заткнись. Заткни свою пасть.
Как же громко. Визгливо.
— Прости… — Удар наугад. Нож куда-то воткнулся. Джек быстро отдергивает руку, и нож выскальзывает. Чувствует тепло на руках. Запах металла, характерный для крови. Снова удар, второй, третий. Человек хрипит, извивается, слабо бьёт в ответ, булькает горлом. Он истерически смеётся над происходящим, пусть и тихо.
Блять, что ж такое-то?!
Агрессивно бьёт ещё раз, кажется, в голову. Что-то хрустит. И человек, — какой-то пацан скорее всего (хоть и голос для него высоковат, словно детский), — окончательно смолкает.
А после…
Он в конец теряет контроль над собой.
И набивает желудок до тех пор, пока его не позывает выблевать часть совсем рядом.
Вкусно? Нет, в этот раз отвратительно.
***
— Меня зовут Дафни Муэрте, я из Северной Каролины, Дарем. Приятно познакомиться. — Она молча проходит в середину класса и садится у стены. Учительница простодушно улыбается, поправляет очки на носу одним ловким движением и, глядя на молчаливый класс, произносит:
— Надеюсь, вы поладите, ребята. Начинаем урок. — Мел противно скрипит, крошится на пол. Она чувствует, как несколько взглядов, совсем разных, устремляются к парте у стены, к ней. Мерно тикают чуть выше часы. Тик-так.
Тик…
Наверное у неё скоро он тоже начнется.
Так.
Таким образом.
— Я Джордж! — Шепчет с боку парень в наушниках, слащаво улыбаясь. Подмигивает и отворачивается к доске. Дафни хмурит брови, хмыкает и… расслабляется. На парту летит небольшой клочок бумаги.
«а вон тот угрюмый черт у окна на первой парте — Грю Кемпбелл. прогуляемся?»
Закатывает глаза. Да, конечно, может быть, до выхода из класса. Заводить новые знакомства сейчас ой как не хотелось. Хотя, она секунду думает. Вспоминает… и…
«Приятно познакомиться ;)» — Кидает бумажку в ответ.
Забудь…
В прошлой школе ей удалось под конец заработать репутацию призрачного изгоя, которого нигде не ждут, нигде не замечают, но стоит только захотеть поиздеваться, так на примете она и ещё парочка слабаков, что не могут или не хотят дать отпор.
Тихий вздох. Пальцы невольно сжимают края кофты. Она вздрагивает, заслышав шепот позади. Какая-то девчонка, прикусив ноготок, смотрит на неё, а после радостно щебечет, стараясь потише:
— Хей-хей! А почему из большого города вы переехали в какую-то дыру?
Она секунду смотрит на светящийся телефон на парте, отводит взгляд к доске — учитель все ещё что-то пишет. И быстро выдает:
— Давай на перемене?
Девчонка недоуменно сводит брови, раздосадованно откидывается обратно на стул и кивает.
Щелкает ручка, унося окончательно из класса в собственный мир.
Тик-так.
***
Он медленно поднимается, тяжело дыша и вытирая лицо рукавом кофты, если не размазывает то, что уже запеклось на нём в виде следов больших капель (от которых так…) — хрен узнаешь. Запах крови впился в нос крючком и отпускать не будет до тех пор, пока Джек не промоёт всю эту херь в ближайшем водоёме. Также неспеша крутится вокруг себя. Не может же быть, чтобы он да и потерялся? Или…
— Ты ничтожество, Джек. — Горько усмехается, немного рыкая. Лезет пальцами в нос, пытаясь отковырять оттуда запекшуюся кровь или перебить запах землёй, но вместо этого — чуть не лишает себя обоняния. Грязные пальцы заносят только пыль и всякую пакость, а ногти (или уже когти) царапают стенки. Сам не ведая что творит, плетётся куда-то вперёд. Благо, гул машин отдаляется. Держится за голову, чувствуя, как опять хлещет по рукам ветка, сгибается, ударяясь последний раз об пластик. Скользит. Как под ногами скользит у него трава.
В голове одновременно и пустота, и рой мыслей. Их столь много, что он попросту заглушает внутренний голос, вообще будто бы отключаясь из мира, унося всякие бредни подальше в верхушку мозга. Бредёт и бормочет что-то под нос, ёжась от слабого ветра. По спине стекает капля пота. А потом, откуда-то изнутри, его пробивает дрожь.
И он бьёт деревья голыми руками, сбивая в кровь костяшки. Хватается за волосы. Снова блюет, оседая на колени.
Дафни, испуганно отскочив, мысленно его проклинает. За такое, казалось бы, долго время, что она провела с ним, он был ещё более-менее спокойным. Тоже дерганным, но редко. А теперь… Совсем не зная, что творится в его черепушке и сколько времени (маньяками же не за неделю-две становятся?!), да и в целом, что за чертовщина происходит, думает, хаотично соображая…
Нервы давно уже перелетели своё предел, оставляя после себя какие-то лоскутки и оборвыши ниток.
тик
Он… точно ведёт себя странно? Или это его обычное поведение?
