Уставшие глаза бармена бегали по темной столешнице. Пятна алкогольных напитков тщательно вытирались сухой тканью. Раз за разом раздавалось лязганье бокалов об барную стойку, а в нос ударил яркий запах яблочного сидра с ноткой одуванчиков.
С дальних столиков уже несколько раз кричали свой заказ, однако Красноволосый бармен даже не думал вслушиваться. Его пустой взгляд был направлен на руку держащую уже посыревшую от количества жидкости в ней тряпку. Он смотрел на руку спрятанную под черной перчаткой и думал о чем то важном для себя.
Его руки всегда были тёплыми. Кожаные перчатки сохраняли жар внутри, отчего даже кончики его пальцев оставались горячими.
Казалось что этот человек сам по себе источал тепло, несмотря на свой отстраненный характер. Его огненные, как жаркий ритуальный костер волосы вились по очертанию его спокойного и решительного лица. Рядом с ним можно было почувствовать себя в безопасности, его особенная забота располагала к себе людей.
Хотя глубокий и чем-то грустный взгляд его выдавал. Пустые, потерявшие какой либо блеск глаза отражали в себе обрывки навязчивых воспоминаний. Он смотрел на руки и не понимал себя, зачем ему сожалеть о чем-либо? Его совесть чиста, ведь он сам объяснял себе ни раз что был прав, а это самое главное. Руки в перчатках сжали тряпку. Брови еле заметно хмурились, а в глазах блестнуло чувство раскаяния. От воспоминаний голова шла кругом, где то с левой стороны заныло в грудной клетке, медленный стук пульсировал в ушах.
Тряпка полетела под барную стойку. Громкие постукивания каблуков об деревянный паркет эхом донеслись до самых укромных уголков таверны.
Скрип. Резкий хлопок дверью.
Мужчина опёрся рукой о стену.
Пытаясь восстановить дыхание, тяжёлая голова прислонилась к деревянной поверхности. Под закрытыми веками глаз плыли абстрактные узоры, а сознание будто камнем тянуло вниз.
Мысли звучали эхом в голове. Одни и те же картинки мелькали в сознании.
Кровь...Дождь....Люди...И....
Красные волосы падали с плеч. Неподвижное тело неконтролируемо дрожало, искало поддержки и силы не закричать от боли. С уголка глаза и до самого кончика носа покатилась слеза.
Словно стёклышко она упала вниз и разбилась о черную обувь. За ней поспешила ещё одна. И ещё. Щеки горели красным цветом. Влажные соленые дорожки жгли кожу.
Дилюк медленно спускался на пол. На щеках одна за другой блестели его опасения "слабости". Жадно глотая большими порциями кислород, из его рта вырывался гортанный кашель. Боль в области груди отзывалась ещё сильнее когда у него в голове пронеслись остатки воспоминаний о брате.
Было до жути больно прокручивать у себя в голове образ маленького смуглого мальчика с фиолетово-голубыми глазками. Мальчик-солнышко, частичка Дилюка... Только таким вспоминал он Кейю. Он любил его всем сердцем, называл братом и ел за одним столом. Эти воспоминания для Дилюка были особенно болезненные... Сожаления и обида смешались в одно единое чувство и выходило через тихие слезы.
Он никогда не сможет простить.
