Не всегда следует верить своим глазам. Он решил, что её больше нет.
Сначала это показалось спасением, но через мгновение обернулось кошмаром. А затем - мечтой... Мечтой о любви. Он полагал, что это чувство погубит его, но любовь умеет и спасать.
***********
Лунный свет
***********
Внезапно его смех оборвался... Туман рассеялся, и очертания окружающих предметов проступили с ужасающей четкостью. Так же ясны и прозрачны стали мысли... И мысли эти были беспощадны. Архидьякон вдруг понял, что он натворил. Погубил ту единственную, которую любил в целом свете. Любил нежно, страстно, безнадежно, но считал свою страсть преступлением. Безумный! Пытаясь искупить свою вину, он уничтожил свою любовь, еë, себя... Как теперь жить, смотреть на небо, молиться,
дышать воздухом. Ведь повсюду она, ее взгляд - гневный, осуждающий... Повсюду - боль, жгучая, неизлечимая, страшная боль. Никакое покаяние не спасет, никакие страдания не оплатят того, что он сделал. Остался, пожалуй, лишь один смертный грех, которого он еще не совершил. Но он положит конец его страданиям. Терять нечего - свою душу он погубил уже давно и безвозвратно.
Клод посмотрел вниз. Господи, как страшно. Но - быстро. И всё. Эта боль - ничто по сравнению с болью в сердце. Ад, куда он попадет - ничто в сравнении с тем, что он испытывает
теперь. Он всегда боялся смерти, но в этот миг ему было все равно.
Священник вздохнул - почти с облегчением. Решение было принято. Он не надеялся на прощение, но его пересохшие губы всё-таки шептали привычные слова молитвы:
"Pater noster, qui es in caelis..."¹
Он уже не смотрел вниз. Взор его был
прикован к небу. Бездна ослепительной сини - прекрасная, недоступная, вечная.
"Sanctificetur nomen tuum, adveniat regnum tuum..."²
Как ни странно, на душе было пронзительно легко. По его впалым щекам катились слезы, но он их не замечал. Перестало щемить сердце, не дрожали руки... Это выход, единственный выход!
Хорошо... Как хорошо.
"Et dimitte nobis debita nostra..."³
Ещё немного, и страданиям придёт конец... "Amen..."⁴
- Нет!!! Не смей!
Фролло невольно отшатнулся от края. Его исстрадавшийся разум не мог принять этого, поверить было невозможно, но это был ЕЁ голос... Священник медленно обернулся. То была она. Поступавшие растрепавшиеся тёмные волосы, огромные испуганные глаза,
хорошо знакомое ему изумрудное платье с блëстками. Несколько секунд архидьякон молча смотрел на неё, тоже застывшую, как изваяние... А затем страшная слабость охватила его, и мир погрузился во тьму. Последняя мысль Клода была обращена к Богу:
"Спасибо тебе, Господи, что ты спас еë... Спасибо..."
