Перевернутый рай

Сожженная

никому или некому — вот
в чем разница.
не сложилось ни дружбы,
ни псевдо-любви.
знаешь, бесит, когда с
тобой просто играются.
так что лучше, пожалуйста,

отвали

Flashback

Сквозь тонкие стены университетского общежития я слышу, как громко ударяются тела о простыни. Они поют мне симфонию измены. Изломано, изрезано доверие. Оно стекает кровавыми потёками по стенам души. И как я оказалась в этой глуши? Т-ш, не спеши, не сжимай виски, нет, не так сильно побелевшими пальцами, прекрати ногтями кожи касаться.

Как. Можно. Было. Так. Облажаться?

Дыши ровно, открой глаза, не поддавайся. Не паникуй. Это лишнее. Ненужное.
Давай, сохрани такт дыхания под звуки падающей одежды. Под падающие звезды надежды. Той самой, которая умирает последней. Но во мне она сдохла первой. Слабой оказалась стервой.

Смотри в зеркало напротив, о Боже, как же противно. От самой себя, надутой идиотки, и сейчас, прямо сейчас, легче съесть капроновые колготки, нежели выйти из маленькой ванны навстречу губительной реальности. Отшвырнув все давящие снасти, отодрав с кожей защитный кокон. На кой-вообще нужен он? Если в нём сотни трещин? Ещё одна из ряда жалких женщин.

Прискорбно. В этой роли мне неудобно.

Я всё ещё слышу тяжелое дыхание, рваное, шуршание смятой простыни и тихое шептание. Истерика застряла где-то в желудке. Нет, девочка, ты в порядке. Сердце слева бьется, разгоняет кровь по венам, руки не дрожат, ноги не подгибаются, глаза сухие.

В порядке.

Душно. Почти до потери пульса. Интересно, это осознание играет со мной в игру или рубашка действительно давит на шею? Пальцы не сгибаются, а мне не улыбается умереть от самовнушения. Самоудушения. Пуговицы слетают с белой ткани, пачка сигарет на тумбочке у сортира так и манит.

Бело-синий коробок отравы.
И почему-то не вижу другой отрады.
Как раз, то, что нужно. Нежно и бережно. Раньше? Раньше я бы никогда не взяла в руки эту дрянь, капля которой убивает коня. Скривилась от одного упоминания, аромата женских сильных духов с запечатленным стойким душком никотина.

Необратима, говорят, эта пагубная привычка необратима, но я уже обречена. Обломана. Не собрана. Потеряна, не найдена. Ирония. Она улыбается в тридцать два зуба, ликуя, макая меня с головой в осколки моего «рая».