Солдат|Армин Арлерт/ОЖП (ЗАМОРОЖЕН)

1 часть

Армин всегда казался мне забавным. За ним было очень интересно наблюдать исподтишка, а потом хитро улыбаться, когда он ловил мой взгляд, вздрагивал и смешно краснел. А когда мы всей компанией играли в прятки, он постоянно не мог сдержать смеха от волнения и тихонько хихикал в своём убежище, поэтому рассекретить его было проще пареной репы — достаточно просто внимательно прислушаться. Так было всегда. Наверное, именно поэтому я так сильно привыкла к его мягкому и доброму характеру, и для меня становились настоящей неожиданностью ситуации, когда он вдруг начинал спорить со мной или обижался на меня за что-то. А было, за что. Мне даже сейчас многие говорят, что я частенько не слежу за словами и поступками и сама не замечаю, как обижаю ими близких людей. Но тогда я не понимала этого. Я просто снова улыбалась, глядя на его забавно насупившееся лицо, и спешила извиниться за свои слова. Неприятно ведь, когда на тебя кто-то обижается. А уж если это Армин, то тем более.

Но не до шуток мне стало в тот момент, когда мой тихий и скромный лучший друг принял решение идти в армию. «Служить во благо человечества, посвятить свою жизнь борьбе с титанами и возрождению людского рода». Эти пафосные слова — выдержка из нашей солдатской присяги, которую я две ночи подряд зубрила до тех пор, пока меня не начало тошнить. Ведь что ни говори, а когда все твои друзья решают рискнуть своими жизнями, чтобы помочь человечеству выбраться из выгребной ямы, в которую его столкнули титаны, в одиночку оставаться в стороне — просто глупо. Да я и не считала себя трусихой никогда, поэтому тоже понадеялась на авось и написала это злосчастное заявление на поступление в сто четвёртый курсантский набор. Терять всё равно было уже нечего... Но я и представить себе не могла, что Армин тоже решится на это! Конечно, я не стала препятствовать ему и слёзно просить не подвергать себя такому риску, такое для меня было просто непозволительно, — я лишь спросила, точно ли он уверен в своём решении. Один раз спросила. И один раз Армин твёрдо дал мне понять, что останется непреклонен; и мне, глядя на его нахмуренные брови и крепко сжатые губы, пришлось уступить. Но уступить — не значит сдаться. Поэтому сейчас остаётся только жмуриться от палящего прямо в глаза солнца, передёргивать плечами, на которых висит новенькая кожаная куртка, и испепелять недовольным взглядом шкафообразного лысого мужчину, поливающего грязью моего лучшего друга. Впрочем, дальше яростных гляделок я зайти всё равно не смогу. Дисциплина, чтоб её.