Чудовище Карнохельма

Глава 28

До самой ночи я помогала. Убирала с другими женщинами мусор, таскала еловые ветки, чтобы прикрыть дыры, готовила на площади еду, чтобы накормить тех, кто остался без крова. В этот день погибло двое ильхов, около десяти оказались ранены. Дом на скале, который я видела с парапета, был полностью разрушен. Еще несколько — остыли от дыхания хёггов. Мост зиял внушительной дырой. Когда солнце погасло, люди зажгли факелы и чаши с хёгговым огнем и продолжили наводить порядок. Я видела Рагнвальда, который наравне со всеми таскал тяжелые бревна и камни. Одна Трин фыркнула и помогать не стала, сказав, что вёльды — воины, а не служанки. Я встретилась с девой взглядом и увидела в глубине красивых глаз вопрос. А еще — насмешку и злость. Извиняться за ловушку Трин точно не собиралась. Лишь сожалела, что капкан не сработал. К ночи люди потекли на площадь. Я тоже пошла, всматриваясь в осунувшиеся лица. Тронула за руку знакомую деву из Башни. — Куда все идут? Зачем? — Так жребий, — горестно прошептала та. — Вестница объявит, кого заберет Билтвейд. Время пришло. На площади уже собралась толпа. Воины — с хмурыми лицами, старики — с мрачными, девы — с испуганными. Я осторожно пробилась ближе, пытаясь понять, что происходит. Люди молчали. Не было ни музыки, ни ударов по щитам. В центре площади горели факелы, освещая круг. Внутри сидела Гунхильд. Вёльда не шевелилась, и ее глаза были закрыты. Казалось, она просто уснула. Вперед вышел старый конухм, осмотрел замерших людей. — Все здесь? — негромко произнес он, и карнохельмцы вразнобой кивнули. — Тогда не будем тянуть… Ноша Билтвейда тяжела. Это наша вина и наша кара. Смерть в бою для воинов — почетна, всех их ждет за чертой вечный пир. Сражение — удел воинов. Их доля — биться за свою землю, свой город, свою семью. А доля дев — хранить дом, в который ильхам можно вернуться после битвы, согревать своим теплом, растить детей… И потому отдавать добровольно своих дев на смерть — позор и горе. И я, конухм Карнохельма, осознаю и признаю вину старейшин. Но у нас нет выбора. — Старик обвел жителей блеклым взглядом. — Мы будем помнить эту жертву. Мы будем беречь память о ней. И в Роще Плачущих Ветвей появится новое дерево. Мы будем нести к нему дары, повязывать на ветви ленты и говорить с деревом, как говорили с девой. Потому что после Билтвейда наступит время спокойствия. Кто-то в толпе всхлипнул. Я нахмурилась. Да как же это? Конухм махнул рукой вёльде, выходя из круга. — Гунхильд, скажи нам, кого на этот раз заберет Билтвейд. Прислужница, с которой я пришла, вздрогнула. Я увидела среди лиц Тофу, она сжимала кулаки, словно готовилась снова броситься в бой. Но, как и остальные, лишь молча смотрела на вёльду. И по сгорбленной спине Тофу я догадалась, как именно погибла ее дочь. Она была одной из тех, кого отдали Билтвейду. Гунхильд потрясла свой грязный мешок. Раскрыла его и высыпала содержимое на землю. Множество тонких белесых птичьих костей. Здесь были десятки черепов, грудных пластин, ног и крыльев. И каждая косточка оказалась любовно очищена и отшлифована. Гунхильд встала на колени перед горой костей и принялась их перебирать, что-то нашептывая. Она запускала руку в свою жуткую коллекцию, вытаскивала крыло или череп, прикладывала ко лбу и губам, трогала языком, нюхала и снова шептала. Ветер трепал седые распущенные космы Гунхильд и серые перья на ее плаще. Мне стало не по себе. Словно что-то древнее и беспощадное дышало рядом, смотрело из-за плеча. Я подняла голову — в небе кружили совы. Сильная рука сжала мое плечо. — Что ты здесь делаешь? — прошипел Рагнвальд. — Я думал, ты в башне! Уходи отсюда! Я открыла рот, но ответить не успела. Гунхильд вскочила, безумные глаза уставились в толпу. Воины, стоящие впереди, попятились. — Я услышала волю незримого мира! Духи птиц выбрали дев для Билтвейда! — звонко крикнула вёльда. Крутанулась, взметнув плащ, и указала в толпу: — Трин, духи выбрали тебя! Выйди вперед и прими свою судьбу! По толпе прокатился рокот, кто-то вздыхал с облегчением, кто-то с сожалением. Но первых было больше — Трин была чужой в Карнохельме. Девушка как-то заторможено шагнула к Гунхильд. И впервые я увидела на лице гордой красавицы смятение и страх. Я смотрела на ее лицо с широко распахнутыми повлажневшими глазами и не ощущала того злорадства, которое должна была ощутить. Только жалость. — Ты принимаешь свою судьбу, вёльда Трин? Ты готова пожертвовать собой ради Карнохельма? — Я принимаю, — сипло произнесла дева. — Тогда сними свой плащ и отдай свой меч. — Нет! — Трин вцепилась в рукоять. — Оставьте мне оружие! Я воин и буду сражаться перед смертью! — Билтвейд — это не битва, Трин, — сухо обрубила Гунхильд. — Ты знаешь это. Билтвейд — это добровольный дар. Молодая вёльда с такой силой стиснула пальцы на оплетке меча, что я услышала хруст. Красивое лицо стало бледным, словно горная вершина. Я осторожно глянула на Рагнвальда. Его глаза казались стылой пустошью. — Я спрашиваю еще раз, — в ужасающей тишине произнесла Гунхильд. — Принимаешь ли ты свою судьбу, Трин? — Принимаю, — сквозь зубы процедила дева. Сдернула с плеч пернатый плащ, сняла пояс с мечом. И положила на землю. Старуха довольно кивнула, облизала птичий череп. И снова уставилась в толпу. Люди замерли. — Духи назвали вторую деву для Билтвейда! Энни из чужих земель! Что? Я моргнула, не понимая. — Нет! — Рагнвальд закрыл меня собой. — Твои духи ошиблись, вестница! Энни не принадлежит Карнохельму и не обязана платить дань! — Не принадлежит? — насмешливо отозвалась старуха. — Разве она не пила жертвенное вино? Разве не ей ты протянул руку, когда стал риаром? И разве не назвал своей лирин перед людьми и духами? По всем законам она стала частью Карнохельма. А перед Билтвейдом все равны — и прислужницы, и торговки, и вёльды, и дочери конухма, и девы риара! Билтвейд — для всех! Ты знаешь закон, Рагнвальд-хёгг! Ильх тяжело втянул воздух. Рядом с ним резко похолодало, я ощущал ветра, что стелились у ног Рагнвальда и трогали его руки. Словно сама ледяная стихия просилась на волю. — Я не отдам ее, — с тихой угрозой сказал риар. — Но ты готов отдать свою подругу, ту, с кем учился сражаться, — насмешки в голосе Гунхильд стало больше. — Чем чужачка лучше? Трин прищурилась, с ненавистью глядя на меня. — Духи выбрали, риар. Разве вместо твоей лирин должна умереть другая дева? Я растерянно оглянулась. Со всех сторон на меня смотрели темные глаза жителей Карнохельма. С укором и ожиданием. Тофу заплакала, прижав к обширной груди натруженные руки. Карнохельм ждал. Была ли я частью Карнохельма? Или лишь чужачкой? В таком вопросе не бывает полумер. Нельзя быть своей лишь наполовину. Только целиком. Нельзя делить только радость. Я сделала выбор, когда отказалась уходить с Гудретом. Я выбрала Карнохельм — чтобы это не значило. — Я принимаю свою судьбу, — сказала я. — Я готова отдать свою жизнь на благо Карнохельма. Рагнвальд рядом прижал ладонь к груди. В его глазах я видела потрясение — не ожидал. А потом он опустил голову и закрыл глаза. Всего на миг, но этот жест болью отозвался в моем сердце. Я коснулась его руки и прошла вперед, встала возле Трин. Та глянула хмуро и отвернулась. Гунхильд бросила птичий череп в мешок. — Время у вас до рассвета. Каждая может провести ночь с тем или теми, с кем захочет. Ни один ильх в Карнохельме не откажет избраннице Билтвейда. Я даже не успела осознать сказанное, как Трин выкрикнула: — Я выбираю риара Карнохельма! Рагнвальд перевел на нее темный взгляд. — У меня есть лирин! — рявкнул он. — И что же? — зло улыбнулась Трин. — Когда это останавливало риаров? Риар — для всех, это тоже закон! Или ты откажешь избраннице Билтвейда? Откажешь мне, Альд? На рассвете я умру за твой город, а ночь со мной — слишком большая жертва для тебя? — Пекло проклятое! — Рагнвальд устало потер лоб. — Трин, что ты делаешь? — Это мой выбор! Ну так что, риар? Это хочешь нарушить закон и отказаться? — Нет, — через силу выдавал Рагнвальд. Я обхватила озябшие плечи. Взгляд упал на высокую фигуру слева. — Я выбираю Кимлета, — тихо произнесла я. Рагнвальд дернул головой и посмотрел на меня. От его взгляда захотелось спрятаться. Но я отвернулась и пошла прочь. В голове было пусто, в теле разлилась противная слабость. Я даже не понимала, куда иду. Пока меня не догнал ильх. Кимлет тронул за руку. — Пойдем со мной, избранница Билтвейда. Я молча двинулась за побратимом Бенгта, не спрашивая, куда он ведет меня. К моему удивлению, мы миновали дома и пошли вдоль мшистого склона. По камням текли тонкие струйки проснувшихся водопадов, словно скалы плакали. Мы шли и шли, оставив позади освещенные улицы. Теперь путь среди камней освещал лишь факел в руках ильха. — Ты ведешь меня в лес? — слегка испугалась я, увидев деревья. — Это роща, а не лес, дева, — с легкой насмешкой ответил Кимлет. Он воткнул факел в железное кольцо на скале и поманил меня к стволам. Я поежилась, но подошла. — Это ясень, — Кимлет задумчиво погладил кору. — Я сам посадил каждое дерево в этой роще. Ты знаешь, что водным хёггам откликается не только стихия, но и деревья? Потому наши хёггкары такие быстрые и легкие… А еще мы верим, что в деревьях живет часть ушедшей души и воспоминания. В этой роще почти четыре десятка деревьев. Эти уже взрослые, я посадил их первыми. А вот эти саженцы — прошлой весной. — Он указал на тонкие прутики в стороне. Я осмотрелась, начиная понимать. На ветках ветер играл цветными лентами. Словно девушка махала на прощание рукой… — Это Плачущая Роща? Роща избранниц Билтвейда? — Да. Я помню каждое имя. Вот это юная Вилда, а там — Бруна. Тонкая и светлая Анхильд, кряжистая и упрямая — Ида. Я помню каждую деву, которую мы отдали в жертву. Их помнит весь город. Я сжала кулаки. Кимлет гладил кору, и в этом движении было столько печали, что я удивилась. Я и не подозревала мягкости в этом ильхе, стоило вспомнить цепи на черном корабле. — Зачем ты привел меня сюда? Если решил, что я хочу выбрать место для «моего» дерева, ты ошибся! Мне наплевать, где будет расти ясень с именем «Энни»! Кимлет убрал руку от дерева и усмехнулся, снова становясь собой — жёстким и молчаливым а-тэмом. — Я привел тебя, чтобы показать: Карнохельм помнит жертву своих дев. — Только самим девам до этого нет дела! — грубо оборвала я. — Из незримого мира не видно этой рощи, Кимлет-хёгг! Ильх хмыкнул. — Кажется, я начинаю понимать, почему Рагнвальд надел на тебя венец, чужачка. Твой нрав такой же огненный, как и волосы. — Он сделал это, не подумав, — буркнула я. — Да уж, не сомневаюсь! В здравом уме Рагнвальд точно не совершил бы такого! Видать, здорово ты его допекла в ту ночь! — Кимлет снова рассмеялся, но тут же помрачнел. — Все дело в проклятии Карнохельма. Несколько лет назад Бенгт тоже обзавелся лирин. И ее избрал Билтвейд. За две зимы до этого жертвой стала моя Анхильд. Поэтому Рагнвальд не хотел привязываться ни к одной к деве. Он не хотел терять. Даже Трин он ничего не обещал, хоть та и ждала. Поэтому я так удивился, когда он надел на тебя венец. Не знаю, что теперь будет… Я прислонилась к стволу, размышляя. Выходит, если бы не мой гневный упрек, то я не стала бы лирин перед всем городом. И соответственно — не могла бы быть избранницей Билтвейда. Значит, и здесь Рагнвальд обо мне заботился. Только я этого не поняла. — Что произойдет на рассвете? Что со мной сделают? Кимлет помолчал. Его глаза в свете факела казались глубокой водой. Светлые, глубокие и хранящие слишком много страшных тайн. — Ты узнаешь в свое время. Зачем омрачать оставшиеся минуты? Пойдем со мной. Я покажу тебе свое озеро. Тебе понравится… — Не думаю, — я нахмурилась. — Прости, но я не собираюсь с тобой… ну в общем… Не собираюсь. Я просто хотела уйти с площади. Ильх стоял неподвижно, рассматривая меня. — В последнюю ночь можно не бояться, Энни, — мягко сказал он. — Тебя никто не осудит. Даже… он. В последнюю ночь деве можно все. Брать, что хочет — еду, украшения, мужчин… Она может зайти в любой дом, к любому ильху. Зачем омрачать последнюю ночь тяжелыми мыслями, если можно наполнить ее любовью? Кимлет взял мою руку, мягко погладил запястье. — Те, кто связан с водным хёггом — иные, Энни, — он снова погладил, неотрывно глядя мне в глаза. — Мы знаем толк в ласках. На фьордах девам говорят: «Хочешь познать наслаждение — найди ильха, который носит кольцо водного хёгга». Я покажу тебе свой грот с горячим источником, воды из него вытекают прямо в изумрудное озеро. Его цвет напоминает твои глаза… Тебе понравится, Энни. И ты мне… нравишься. Не бойся меня. — Я не боюсь, Кимлет. Но… Он также мягко привлек меня к себе, положив руку на талию. Рваный свет факела освещал лицо мужчины. Этот ильх старше Рагнвальда. Опытнее. Возможно — он более нежен и умел. Но внутри меня ничего не дрожало от его взгляда и прикосновения. Проклятый риар меня заморозил и сделал невосприимчивой к обаянию чужих мужчин! Чтоб ему там икалось нещадно, прямо во время того самого с Трин! В глазах Кимлета возникло понимание. — Ты хотела бы быть не со мной. Но выбор сделан. Я постараюсь, чтобы ты потеряла счет времени. Поверь мне. Я вздохнула. — Я просто не хотела уходить с площади одна. Значит, все, что угодно, для избранницы Билтвейда? Все, кроме жизни. Что ж, я бы не отказалась от кофе с шоколадным пончиком. Но в Карнохельме нет ни того, ни другого. Так что я, пожалуй, пойду. Сделала шаг, но ильх удержал за руку. И я ойкнула, воочию увидев морскую стихию в его глазах. В радужках водного хёгга билось море. Еще миг назад — спокойное и ласковое, оно потемнело, обещая буйство стихии. Бушевали волны, пенились, взлетали в небо и опадали на песок. Я видела шторм, словно смотрела в круглые окна черного хёггкара. Это удивляло и завораживало. Но и только. — Кимлет, переселенки из-за Тумана не слышат Зов, — негромко пояснила я. — Ты зря стараешься. Ильх удивленно рассмеялся. — Верно, ужасно быть мужем такой девы. Не каждый ильх на это согласится! — Он склонил голову. — Тогда, может, ты пойдешь со мной без Зова? Это будет… интересно… — Жаль, что не утолю твою любознательность. Но нет, — я обошла застывшего ильха. — Я буду тебе очень благодарна, если ты меня проводишь. В этой темноте легко заблудиться. Я оглянулась на своего спутника. Шторм в его глазах продолжал бушевать, даже скулы побледнели, но Кимлет молча склонил голову и пошел рядом. Он умел успокаивать море внутри себя. Когда роща осталась позади и показалась башня риара, я запнулась. — Значит, я могу просить все, что пожелаю? Тогда отведи меня туда, где меня никто не найдет. Никто. Даже риар. Кимлет снова молча кивнул.