(Не)братья

Все равны, и мы один легион. Посмотри, это не ад - это дом.

 

Папины девочки, папины мальчики
Не натанцуются танцами, парами.
Не нацелуются, не навлюбляются.

На крепкой шее цепь – золото дураков. В залитом светом сотен свечей торжественном зале особняка Мраксов кружит Панси Паркинсон в танце. Где-то недалеко Драко танцует с Дафной, Люциус с Нарциссой вальсируют краем глаза, с гордостью посматривая на «своих сыновей», что совсем выросли.

- Вы позволите? – услышал Гарри знакомым голосом.

За спиной возник Теодор Нотт, с вежливой улыбкой по всем правилам этикета, и Гарри чуть склонив голову, передал ему руку Панси и исчез в разноцветном море танцующих.

Рождественский Бал в Мракс-мэноре. Раздавая кивки и вежливые полуулыбки, Гарри прошел к столу с закусками и взял бокал белого вина. Крэббы, Нотты, Гойлы, Паркинсоны, Лестрейнджи, Эйвери, Яксли, Монтегю и многие другие, из разных городов и даже стран. Сторонники Темного Лорда, которых он собрал здесь для того, чтобы отпраздновать с ними свою полную Победу.

Говорят, что грешнику можно простить все грехи, кроме гордыни. Здесь просто парад неизлечимых грешников. Роскошь, шелк, лоск, классическая музыка. Деньги. Говорят, за внешним блеском сложно рассмотреть мрак души. Гарри сложно обмануть, он укротитель змей со стажем. Но наличие всегда лучше, чем отсутствие. Все эти люди – Пожиратели Смерти, отъявленные мрази, а они их дети. Их будущее.

Их зеркало. Из века в век.

Все их дела, их планы, их мечты, их любови всей жизни, мнения о происходящем – никому не важны, ведь они лишь винтики системы. Они потомство, средство. Ресурс. Залог величия Рода. Страховка бессмертия всеанглийского буржуазного строя. Крестраж.

Подтверждений этому было и так достаточно, но они с Драко выхватили час назад ещё одно, признавшись родителям о своих отношениях. От криков Нарциссы едва не полопались все вазы в мэноре, они до сих пор колотятся в ушные перепонки Поттера. О том, что он «больной извращенец, совративший моего сына» он знал давно, но высказывание о «грязной чумной болезни, а не любви» побудило его возразить, за что его Люциус высек плетьми в одной из темниц, приговаривая «никогда, никогда этого не будет, помяни моё слово, ублюдок». Пришлось менять костюм.