Слабо?

Глава 32. Внутри

После разговора с Джиеном Юнги вышел за дверь, пытаясь обработать в голове собранную информацию, упавшую на него метеоритным дождём. Всё казалось бы сходилось, но ничего не сходилось. Мысли были похожи на белый шум, давящий на нервную систему.

— Я хочу его видеть, — подбежал в коридоре к своему альфе Пак младший.

— Малыш...

— Это мой отец, ты слышишь? — омега полез к двери. — Я его увижу.

— Прости, малыш, — Мин схватил его и потащил к выходу.

— Отпусти меня! — вырывался Чимин в слезах. — Я поговорю с ним! Отпусти!

— Хватит! — отпустил его альфа только во дворе, выйдя на свежий воздух. — Ты не увидишь его.

— Это мой отец, Юнги, мой! Зачем ты его там держишь? Зачем? Ты не слышал его? Он не виноват, он...

— Вот поэтому я тебе не говорил, что он жив! — нервно провёл рукой по лицу Мин, повышая голос, пожалев о том, что рассказал Паку младшему правду, пожалев о том, что взял его с собой.

— Отпусти его. Отпусти сейчас же, — требовал Чимин. — А если бы тебя так держал твой ребёнок? А если бы мой отец тебя так держал?

— Не сравнивай меня с твоим отцом! Никогда меня ни с кем не сравнивай! И не лезь в то, что тебя не касается. Не лезь.

— Меня не касается? Да это всё меня напрямую и касается! Я обвинял его в смерти мамы, я считал, что... — омега спустился на землю, захлёбываясь в эмоциях, нахлынувших разом. — Юнги... почему всё это происходит?

— Малыш, — Мин сел рядом и обнял его, целуя в голову, — прости, прости. Я не хотел тебе говорить, не хотел, чтобы ты его видел, не хотел, чтобы ты вновь страдал. Прости. Я вновь заставляю тебя проходить через это.

— Юнги, зачем ты оставил его в живых? — бил его Пак по груди. — Мы бы этого всего не знали... не знали... Всё было бы хорошо, как раньше... Я бы просто ненавидел его, я бы...

— Тише, малыш, тише, — прижал его альфа. — Уйдём отсюда, хорошо?

Чимин кивал, прячась в груди Мина, прячась от нахлынувших чувств, эмоций, которые он не знал, куда деть. Юнги посадил его в машину и обнимал, но омега не понимал, что испытывать. Прошлые страдания, пережитые в юности, казались проще. Он ненавидел своего отца, своего брата, Мин Чанеля. Он утопал в страданиях, зная, что они виноваты, что они просто ужасные люди. Отец убил его маму, отец забрал его счастье, отец был виновником. Но сейчас, услышав его страдающий, стонущий в скорби голос, увидев его даже сквозь экран в том виде, в котором он был, услышав историю, пробивающуюся сквозь него, услышав позабытое «мой нежный цветочек», которое он так любил, все зажитые раны начали болеть. Буря чувств давила на мозг. Виноват ли сам Чимин, оказавшись там в тот день, спровоцировав всё сам, спровоцировав Чанеля, спровоцировав раньше любимого отца, их, взрослых? Виноват ли он сам в том, что мама покончила жизнь самоубийством? Виноват ли в том, что из-за него страдал Юнги, уехав в Китай? Виноват ли в том, что из-за него, ребёнка, вышедшего во время течки просто в ресторан, чтобы купить себе ужин, два любящих друг друга человека, не способные быть вместе всю жизнь, были разлучены? Виноват ли в том, что вообще появился на этот свет? Мысли, казалось бы абсурдные, возникали в голове невольно, словно камешки, падающие на лобовое стекло машины, едущей по трассе.