CCJ

Часть 1

Ему пришлось, ладно? Няня отпрашивается по семейным обстоятельствам ранним утром, садик закрывается на карантин, а в сообщениях Чимин сквозь буквы слышит недовольство голоса директора. Ребенка приходится взять с собой, как бы альфа ни пытался найти хоть какой-то достойный вариант и не тащить малыша в офис, где на них уже взгляды кидают странные и говорят, не скрывая, что Юнги совершенно не в духе и лучше бы Чимину сидеть тихо, не высовываясь.      Чимин, правда, работает у омеги в приемной и варианта «не попадаться на глаза» у него нет.      Он сажает ребенка за стол, вручает ему пирожное и сладкий чай, чтоб не плакал, как последние двадцать минут, и думает, какому Богу стоит помолиться, когда дверь кабинета директора открывается, являя альфе бледное лицо, украшенное черными тенями под глазами. Кажется, Юнги стоит выспаться, а потом уже говорить грубым, глубоким голосом:      — Пак, сходи в отдел кадров, там... — и замолкает на полуслове, смотря на поедающего ванильный кекс ребенка, перепачканного кремом, успокоившего слезы лишь пару мгновений назад. — Кто это здесь у нас?      — Мистер Мин, простите, — говорит Чимин неловко, собирая разбросанные документы, неубранные вчера в запаре. Взгляд омеги не выглядит злым, скорее усталым и немного нежным, а в уголках глаз прячутся милые смешинки, альфой ранее незамеченные. — Завтра с ним посидит няня, а я займусь работой. Готов получить выговор!      Юнги славится строгостью и увольнениями за малейший проступок. Чимин сам ежедневно видит, как тот кричит на подчиненных, а те голову в плечи вжимают и что-то тихо отвечают. Альфа на своей шкуре испытывает холодность директора всякий раз, когда со стаканчиком кофе и готовым планом на день задерживается на несколько минут. Юнги выглядит маленьким и хрупким, но голос его всегда звучит властно.      Но сейчас омега смотрит на сына Чимина, сминая рукава пиджака пальцами, кусая губы нервно, и взгляд тупит, пока альфа складывает документы в ровные стопки, понимая, как руки трясутся.      — Я не знал, что у тебя есть ребенок, Пак, — сипит Юнги, забирая смятые бумаги из подрагивающих пальцев альфы.      И уходит сам в отдел кадров, прикрывая дверь непривычно тихо.      Наступает самый спокойный рабочий день Чимина: никто его не трогает, Юнги говорит хриплым шепотом, а поручения просит выполнять, произнося «пожалуйста» и «спасибо», как прежде никогда не делал. Когда ребенок в первый раз зевает, омега предлагает уложить малыша спать в собственном кабинете и садится рядом на диван, укладывая маленькую голову на колени. Юнги листает бумаги отрешенно, а Чимину остается смотреть, округлив глаза и не находя ответов.      Они приходят сами:      — Я чувствую себя немного виноватым из-за того, что заваливал тебя работой и оставлял до ночи больше остальных, — говорит Юнги, поправляя плед на плечах ребенка. — Ты у него один?      — Его папа не очень охотно с нами общается. Сбежал к новому мужу, ничего необычного или трагичного, — Чимин позволяет себе дотронуться до чужой теплой ладони, с силой сжать тонкие пальцы и в глаза заглянуть, читая в них странную смесь вины и солнечной благодарности. Альфа не понимает, что в черноте зрачков забыло второе. — Не страшно, мистер Мин, я же на работе, а не в парке аттракционов.      Юнги поджимает губы и тушит взгляд о кафельный пол. Ребенок спит на его коленях, пачкая слюной дорогую черную ткань брюк, но это явно последнее, что сейчас волнует омегу. Он чеканит:      — Я был несправедливо предвзят. Прости.      Альфа прощает, а диалог повисает между ними на долгие дни, в которые с сегодня не меняется ничего: Чимин водит ребенка в офис, к нему любовью проникается весь персонал, даже старший брюзжащий уборщик и Юнги. Но Юнги особенно, Чимин наблюдает незнакомую нежность в те редкие свободные секунды омеги, что он коротает в приемной теперь, а не в кабинете с плотно закрытыми окнами и дверью.      И ничего, кроме скорости сердцебиения альфы, не меняется, когда Чимин обнаруживает у стола директора, играющего на полу с его сыном. Юнги светится весь, из сумки с блеском в глазах вынимает кусок плюша и, помедлив секунду, вручает его вмиг разразившемуся восторгом малышу. Чимину приходится незаметно ударить себя по щеке, проверить, не спит ли он.      Не спит. Точно не спит: сладость в открывшемся по-новому запахе омеге кажется осязаемой.      — Юнги купил тебе, эм... Что это? — имя звучит на губах сладко, Чимин приседает, ровняясь с ребенком по росту, а тот не отвечает, прижимает к себе игрушку только сильнее, вызывая улыбку. В руках — непонятное нечто из ниток, торчащих в разные стороны, и буйства всех возможных цветов.      — Черепаха. Плюшевая черепаха, — подсказывает омега, восклицая недовольно, но смешливо. Чимин смотрит на него долго, улыбаясь глупо. — Не смотри на меня так! Ее никто не брал, она откровенно страшненькая, но в вашей семье будет любимой, я знал.      Уже любимая: ребенок эту ужасную черепаху держит крепко, даже отцу посмотреть не дает, а альфа все не может понять, где маленький хвост или хотя бы глаза.      У Чимина больно щемит в груди, а омега уже задорно смеется, когда малыш игрушкой прямо в лицо ему тычет, издавая звуки, совершенно непохожие на что-то черепашье. Прелестная картина: взрослый деловой омега сидит на полу офиса в костюме, перепачканном фломастерами и карандашами, пока ребенок его галстук слюнявит, на колени забираясь, черепаху с собой захватить не забывая.      В кабинете шумно, смех звенит эхом в полупустом помещении, отражаясь от стен и альфьего сердца, в нем же пульсом беглым отдаваясь. Юнги красивый, когда улыбка расцветает на его лице, а строгость покидает черты. Все красивые, когда счастливые.      Кажется, ребенок Чимина совершенно обожает Юнги. Возможно, омега полностью без ума от пухлощекого малыша. Альфа совсем не видит в этом проблемы.

___________________________________________________________________________

если придумаете ребенку имя, я смогу со спокойной душой написать бонус!

люблю)