Не любовь.
Конечно это не она.
Когда люди любят, они счастливы.
Когда люди любят, они не ненавидят друг друга.
Когда ты любишь, ты вовсе не хочешь всадить ему пулю прямо между фиалковых глаз, которые смотрят так нахально.
Может, Дазай и не знал, что такое любить.
Но это явно не то, что он испытывал к Достоевскому.
Не может любовь быть болезненным комом в груди, который давит на ребра.
Не может любовь быть желанием запереть и не выпускать.
Если у них любовь, то Осаму разочаруется в жизни и пойдет вешаться не раздумывая.
Любовь просто обязана быть приторно сладкой. Она сладкая, а Дазай словно диабетик. Так и должно быть. У них не любовь.
У Осаму зависимость. Это точно.
Федор не знает, что это. Новое щемящее чувство в груди, которое появилось после первой встречи с Дазаем Осаму. Достоевский четко запомнил насмешливые коньячные глаза, тонкие пальцы, лёгкую картавость.
Когда они первый раз поцеловались, Федор почувствовал, как участилось сердцебиение. Губы Дазая холодные, как у мертвеца. Дазай ранен и измотан битвой. Но целовать дазаевские губы с привкусом пыли и пепла приятно.
Когда заключили мирный договор, Федор и сам не понял, как у них это произошло. Просто они уже сидят на тесной кухне Достоевского и курят. Окно закрыто, и от дыма слезятся глаза.
Дазай тянется к его губам и целует. Никотин, до крови прокушенная губа, чуть прикрытые глаза. Осаму целуется лениво, вязко и кисло.
Когда шатен отстраняется, между губами двух эсперов натягивается тонкая ниточка слюны.
-Ты не так плохо целуешься. - едко усмехается Дазай и поднимается, дабы открыть окно.
Достоевский на это ничего не отвечает, находясь в прострации. Холодный воздух проникает на душную кухню, и по коже пробегают мурашки. Федор передёргивает плечами и касается подушечками пальцев до прокушенной губы.
Нет, у них точно не любовь, ведь влюбленные так не целуются.
Они должны целоваться нежно и приторно, словно передавая друг другу свое тепло.
У Дазая и Достоевского не так.
У них холодно, вязко и больно.
Дазай тихо смеется и проводит лезвием по венам. Федор сидит рядом и курит, смотря в окно. Его запястья исполосаны.
Потому что он не хотел, чтобы Дазай вредил сам себе. Это странное желание заботиться возникло у Федора месяц назад, после того, как Осаму остался у русского на ночь.
Теперь Федор не знал.
Ничего не понятно.
Разве это желание позаботься и укрыть от бед не называют любовью?
Когда Дазай приходит в квартиру пьяный в стельку и с гордостью сообщает с кем переспал, Федор не хочет запереть его, убить или сломать пару ребер для воспитания.
Не хочет.
Если это любовь, то она вовсе не приторная.
Она пахнет сигаретами и бинтами.
Федор чуть дергается от боли, которая прошивает руку. Осаму водит лезием по чужому запястью и улыбается.
Он ведь счастлив, да?
Дазай наматывает на чужие руки бинты. Резать вены Достоевскому было странно. Словно Федор капитулировал и признал победу за Дазаем.
Дазай не любит. Дазай хочет обладать этим картинно-симпотичным мальчиком с белой кожей и фиалковыми глазами. Потому что это весело, когда ты обладаешь кем-то, кто никогда не доставался и не достанется другим.
Такая покорность Демона почти возбуждает.
Вот что с людьми делает любовь.
А Осаму не любит. Он просто желает заполучить. Это как кубок за первое место.
Дазай трахается с кем попало, пьет, курит и режет вены своему Демону. Тот терпит и лишь выкуривает сигареты.
Дазаю только двадцать три, а он мертв внутри и у него сгнившей душа, которая скатывалась все глубже в бездну тьмы и безысходности. Но Федор упорно тянул вверх.
Дурак. Ради чего?
Ведь у них совсем не любовь, глупая дурашка.
У них желание заполучить и зависимость.
Но Достоевский никогда не узнает правды. Просто будет курить, целовать и все больше поддаваться своей зависимости.
Ведь любовь - это что-то приторное и сладкое.
