Теодор Драйзер. «Сестра Керри»

Сияющий ночной цветок. Как было упомянуто о Керри.

Друэ не пришел в назначенный вечер. Получив письмо Керри, он на время оставил все мысли о ней и всецело отдался развлечениям, — в том духе, в каком он понимал это слово. В этот день он обедал в довольно известном ресторане «Ректор», занимавшем подвальное помещение на углу Кларк и Монро-стрит. После обеда Друэ отправился в бар «Фицджеральд и Мой» на Адамс-стрит, напротив монументального здания муниципалитета. Там он присел у роскошной стойки, проглотил рюмку чистого виски и, купив две сигары, закурил одну из них. Это, по представлению Друэ, входило в обиход жизни «высшего общества» — один из примеров того, какою, наверно, была эта жизнь в целом.

Друэ не был пьяницей и не был человеком денежным. Он только жаждал всего, что было лучшим в жизни, — в его представлении, разумеется, — и подобное времяпрепровождение казалось ему частицей этого лучшего. Ресторан «Ректор» со стенами и полом из полированного мрамора, весь залитый светом и уставленный серебром и фарфором, а главное, пользующийся репутацией излюбленного убежища артистов, казался ему наиболее подходящим уголком для преуспевающего человека. Друэ любил хорошо одеться, вкусно поесть, но больше всего он ценил хорошую компанию и знакомство с людьми, добившимися успеха в жизни. Обедая в этом ресторане, он испытывал удовольствие от мысли, что здесь часто бывает Джозеф Джефферсон, что Генри Дикси, другой знаменитый актер того времени, сидит за несколько столиков от него. Это удовольствие всегда можно было получить у «Ректора», где встречались политики, биржевые маклеры, актеры, а также известные всему городу богатые молодые шалопаи и где они пили и ели среди гула банальной болтовни.

«Вон сидит такой-то», — подобную фразу можно было нередко услышать из уст того или иного джентльмена, особенно из числа тех, кто еще не достиг (хотя и надеялся в свое время достигнуть) головокружительной высоты, позволяющей тратить деньги на обильный обед у «Ректора».

— Да неужели? — следовал обычный ответ.

— Ну, конечно! Разве вы не знаете? Он директор Большой оперы.

Когда это доносилось до ушей Друэ, он расправлял плечи и ел с еще большим аппетитом. Если ему и без того свойственно было некоторое тщеславие, подобные разговоры могли только усилить его; если он был честолюбив, они могли лишь еще больше разжечь его честолюбие. О, настанет день, когда и он сам будет швырять кредитки целыми пачками! Он и сейчас может обедать там, где обедают эти люди!