мой и только мой.

.

— Давай, зайчик, попрыгай.

Развернуть к себе, схватить под бедра и в два чётких движения усадить на парту.
Действия отточенные, заученные путем многократных повторов. Получается почти идеально.
Жертва, обескураженная происходящим, только и может, что хлопать ресницами, в непонятках открывать и, не выдав ни звука, закрывать рот.
Решаю не ждать пока опомнится и попытается дать отпор, перехватываю его запястья, прижимая к прохладному столу.
Наваливаюсь сверху, и, схватив за подбородок, развязно целую, руками пробираясь под полы идеально выглаженной рубашки.

Не сопротивляется, сам подставляясь под настойчивые касания.
Ненасытный зайчонок.
Тело подо мной горит, полыхает похотью.
Чужие руки мгновенно оказываются в моих волосах, оттягивая и сминая.
В ответ сильно шлепаю Тошеньку по бедру.
— Осторожней, зайчонок, моя доброта не вечна.
Выдыхаю прямо в его ухо, прикусывая мочку.
Дышит, как загнанный зверь, потираясь об меня пахом. Член стоит, а глаза, слегка замутненные дымкой, яростно мечутся по моему лицу.
Детка возбуждена и совершенно не знает куда себя деть. Видеть его таким — чистое, несправнимое ни с чем удовольствие.
Мой. Только мой.
Глажу везде, поцелуями опускаясь все ниже и ниже.
Кладу руки на ширинку, и, надавливая, спускаю молнию.
— Ром… Рома-а-…
Стонет, пытаясь собрать мысли в кучу и высказать свое недовольство происходящим.
, явно не его недовольство сейчас упиралось мне в ладонь. Обхватив его член, я вновь приблизился к мордашке своего зайчонка.
— Давай, малыш, скажи, что тебе не нравится, — наклоняюсь достаточно близко, чтобы пройтись языком по ушной раковине, эрогенная зона, не так ли, зайчонок? — Если будешь достаточно убедительным, я прекращу.
Насмехаюсь, зная, что не успокоится, пока не дойдёт до разрядки. А уж в этом я готов помочь добровольно. Всё-таки две недели не виделись, пока он с семьёй уезжал в гости к друзьям родителей.
— Ром. Ромочка. Давай потерпим до дома.
Сплевываю на руку. И, снова стиснув ладонью горячую плоть, пару раз провожу по ней вверх-вниз.
Тело громко охает, валится на спину и продолжает глухо стонать, прикрывая рот.
— Зачем ждать, зайчонок? По-моему, сейчас есть отличная возможность приятно провести время.
Следующий урок физ-ра, так что терять особо нечего. Нормативы мы сдали ещё на прошлой неделе, несмотря на внешнюю хрупкость зайчонка, когда надо он был достаточно силён. Даже сейчас, если бы он действительно этого хотел, то оттолкнул бы ещё в самом начале.
Похотливая детка.
Дрочу ему самозабвенно, остервенело водя рукой вдоль ствола. Тело подо мной мечется в сладкой агонии, подмахивая бёдрами навстречу.
Не вижу его лица, хотя очень бы хотелось, уверен, что покрылся бордовыми пятнами, он всегда краснеет, когда дело доходит до секса.
Хочу видеть.
Хочу смотреть в глаза и трахать его на сухую, совсем не растянутого, так, чтоб искры из глаз и до негнущихся коленей после. Грубо. Жёстко.
— Смотри на меня.
Срываюсь, кричу почти, чтобы точно услышал и подчинился.
Подчинился, как звереныш, пресмыкающийся перед хищником.
Чувствую, что приподнимается на локтях, весь дрожа от переполняющих чувств и скорого оргазма.
Нет, не так быстро.
Понижаю скорость, теперь едва касаясь.
Детке такие изменения не по нраву — Тоша приподнимает бедра, начинает самостоятельно толкаться в кольцо из пальцев, уже двумя руками прикрывая свой ротик: сильного эффекта это не производит, его крики, кажется, слышны всей школе, до отвалу набитой учениками.
Интересно, если кто-то зайдет, Тоша в панике начнёт собирать вещи, в попытке прикрыть весь этот срам или останется в том же положении, моля меня трахнуть его да поглубже.
Склоняюсь ко второму варианту, и, усмехнувшись собственным мыслям, склоняюсь к своему малышу.
Сжав его член ладонью, заглатываю головку, опустившись ниже. Беру в рот и давлюсь, глубже вбирая в глотку. Давлюсь, но останавливаться не собираюсь.
Пусть ему будет приятно.
Пока ему будет приятно.
Тоша хороший мальчик.
Тоша сжимает мою шею и силой надавливает, хочет больше.
Позволяю использовать себя как куклу, повинуюсь, и быстрее дрочу ему ртом, опускаюсь до упора, а после вытаскиваю из пасти и так по кругу.
Раз за разом.
Не стонет, натурально орёт, изливаясь в меня.
Падает на лопатки, растекаясь по поверхности парты.
Устал, а я только вошёл во вкус.
Приподнимаю за задницу, закинув его ноги на плечи.
Сплевываю между ягодиц, нащупываю дырку, пытаюсь протолкнуть хотя бы один палец и, — Вот так сюрприз! — без проблем входят сразу два.
Как неожиданно и приятно.
— О, малыш, ничего не хочешь мне рассказать?
«Малыш» только бормочет что-то не связанное, выражая то ли протест, то ли абсолютное непонимание происходящего вокруг, пока я развожу в нем пальцы на манер ножниц.
Растягивать смысла нет, об этом позаботились без моего участия.
Только зачем тогда показательно ломаться?
— Мог бы предупредить, не пришлось бы тратить столько времени в пустую.
Вытаскиваю пальцы.
Пару раз проезжаю по пульсирующей дырке, разведя в сторону ягодицы.
И, приставив головку ко входу, без предупреждения вхожу во всю длину.
Антон изгибается дугой, слышно даже как хрустят кости позвоночника.
Трахаю неторопливо, с каждым разом увеличивая амплитуду проникновения.
Кусаю губы.
Вид открывается прелестный.
Антон лежит совершенно голый, с закатанными глазами и закинутыми на меня ножками.
Лежит и тихо молит, чтобы я выебал его жёстко.
Чтобы не жалел, входя до конца и наваливаясь на него сверху.
— Ром-а, пожалуйста… Ром!
Антоша молится, а кто я такой, чтобы отказывать божеству?
Вытаскиваю, а после вгоняю по самые яйца, до пошлых шлепков тела о тело.
До звездочек перед глазами и бабочек в животе.
Ебу, как в последний раз.
Незабываемо
Отныне не сможет забыть кому он принадлежит.
Кусаю кожу на лодыжках — точно останутся синяки, но мне, как и ему, плевать.
Нам хорошо.
Даже слишком хорошо, чтобы быть правдой, однако ничто не заставляет сомневаться в реальности происходящего.
Тоша стонет, а я готов сделать для него все, пока он такой открытый лежит передо мной.

                              Мой мальчик.